— Да, но я был в другом месте, — пробормотал Лейбман.
Его маленькие глазки были сощурены, он сосредоточенно о чем-то размышлял.
Гуров несколько секунд наблюдал за ним, потом произнес:
— Нужно вызывать полицию.
— Именно об этом я и думаю. — Лейбман мрачно кивнул. — Видимо, придется вызывать. Тут уже никуда не денешься. — Он достал из кармана сотовый телефон, потом посмотрел на Гурова и спросил: — Может быть, вы позвоните?
— А какая разница?
— Видите ли, насколько мне известно, тому человеку, который вызвал стражей порядка, приходится отвечать на массу дополнительных вопросов. Это лишние хлопоты. У меня сейчас и так забот по горло. Представляете себе ситуацию? Похороны, нотариальные дела, рабочие моменты!.. Это же все ляжет на мои плечи!
Гуров подумал, что этот человек на удивление хладнокровно воспринял смерть своей работодательницы. Это при том, что они, кажется, сотрудничали не первый год, проводили много времени бок о бок. И вообще, наблюдая за Лейбманом и Анной во время банкета, сыщик пришел к выводу, что Лев Хаимович в доме свой человек. Он вел себя уверенно и где-то даже по-хозяйски.
Поэтому его слишком хладнокровное поведение сейчас выглядело особенно странным. Вероятно, он был настолько деловым человеком, прирожденным администратором, что рационализм и четкость всегда стояли у него на первом месте и вытесняли все остальное. То ли Лев Хаимович ожидал этой трагедии. Во всяком случае, Лейбман не рыдал, не сокрушался, даже не вздыхал, сохранял здравость и ясность мышления.
— Распорядитесь, чтобы охрана никого не выпускала из дома! — бросил полковник Лейбману. — До приезда полиции все остаются на своих местах, как бы они там ни протестовали. Объясните, что это в их же интересах. В противном случае участников мероприятия и обслуживающий персонал вызовут в полицию, не принимая в расчет, сколько времени на часах.
Лейбман кивнул и вышел из комнаты. Через пару секунд из зала донесся его голос. Лев Хаимович призывал всех гостей успокоиться и дождаться приезда полиции.
Гуров молча достал сотовый телефон и набрал свой служебный номер. Он знал, что в главном управлении сейчас находился только дежурный, но и не собирался докладывать о произошедшем генерал-лейтенанту Петру Николаевичу Орлову. Полковник вел себя как обычный человек, исполняющий свой гражданский долг, а не как оперуполномоченный по особо важным делам, прослуживший несколько десятков лет.
Лев Иванович услышал голос дежурного, представился, коротко изложил ситуацию, потребовал выслать опергруппу на место происшествия. Гуров услышал вопрос, нужно ли докладывать о случившемся Орлову, и уточнил, на месте ли тот. Он получил ответ, что генерал-лейтенант полчаса назад уехал домой, и высказался отрицательно.
— Я сам ему доложу, — добавил сыщик и разъединил связь.
Гуров задумчиво поскреб свой подбородок. Орлову, по всей видимости, сообщить все же придется. Ему так и так доложат о случившемся. Дело-то ведь не рядовое!
Анна Кристаллер — она ведь гражданка Германии? Или нет? Этого Гуров не знал. Так или иначе, но убийство известной, преуспевающей личности, к тому же накануне осуществления нового проекта, о котором уже упоминалось в прессе, незамеченным не пройдет. Орлова начнут трясти со всех сторон.
Так бывало всякий раз при совершении особо тяжкого резонансного преступления. Сегодняшний инцидент вполне подходил под это определение. Орлову ничего не останется, как оправдываться, заверять, что работа идет полным ходом. Мол, его подчиненные, да и он сам прилагают все усилия для поимки преступника.
Генерал-лейтенант в сотый раз услышит, что убийство это должно быть раскрыто в кратчайшие сроки. Ему придется соглашаться и морщиться. Потом он станет глотать валидол и вызывать своих сыщиков для отчета, доклада, раздачи профилактических оплеух и добрых советов.
Все это уже происходило неоднократно. Всегда было трудно, но в большинстве случаев дело разрешалось благополучно. Порой оно оборачивалось благодарностями и поощрениями. Только сам Петр Николаевич Орлов знал, сколько седых волос добавлено на его голову и какое количество нервных клеток убито намертво.
Но Гуров тоже не был наивным юнцом. Посему он решил не тревожить Орлова до утра.
«Пусть хотя бы ночь поспит спокойно», — подумал сыщик.
До приезда опергруппы ему нужно было управиться с одним важным делом: самому осмотреть место убийства. Нет, вовсе не потому, что ему придется над ним работать. Гуров вообще не знал, кому поручат это убийство.
Просто как прирожденный сыщик, оказавшийся на месте совершения тяжкого преступления, он не мог занять полностью стороннюю позицию. Ему хотелось вникнуть хотя бы в техническую схему этого убийства. В первую очередь его интересовало, где оружие. Возле тела ничего подобного не было.
Гуров посмотрел по сторонам, на окно, задернутое плотными шторами изумрудно-зеленого цвета. Он подошел к нему и осторожно отдернул ткань. Окно было закрыто, никаких дырок от пули в нем не имелось — отличное целехонькое стекло высотой почти во всю стену. Следовательно, в Анну стреляли не с улицы, а прямо отсюда, из комнаты. Пистолет, разумеется, был с глушителем. Но где же он?
Ответить на этот вопрос даже гипотетически Гуров не успел, поскольку со стороны коридора раздался истошный, совершенно истерический крик:
— Пустите меня сейчас же! Я все равно войду, имею право! А вы пошли все вон! Я вас всех ненавижу!
Гуров едва обернулся к двери, как та распахнулась, и в комнату, чуть не сбив с ног Льва Хаимовича Лейбмана, ворвался светловолосый парень. Гуров тут же узнал Эдика, хотя вид у парня был еще тот. Бейсболка съехала на затылок, длинная челка растрепалась, а футболка, за которую сзади его пытался удержать Лейбман, вот-вот готова была с треском порваться. Но главное состояло в том, что глаза у парня были просто дикими, почти невменяемыми.
Он невидящим взглядом поблуждал по комнате, кажется, даже не заметил Гурова и не слышал того, что настойчиво говорил ему Лейбман. Затем его взгляд упал на тело, лежавшее на полу. Парень сразу как-то сжался, обмяк, словно внутри него лопнула пружина, державшая его в напряжении. Он стал совсем растерянным, только медленно моргал ресницами.
Лейбман обреченно вздохнул, отпустил его футболку и махнул рукой. Мол, теперь уж все равно.
Эдик неуверенно сделал пару шагов, остановился возле тела и наклонился к нему. Он всматривался в лицо Анны и никак не мог поверить, что это она. Постояв несколько секунд в таком положении, он протянул руку и провел ею по лицу женщины.
— Мама, — как-то удивленно произнес Эдик и всхлипнул.
Потом парень опустился на пол. Бейсболка упала с его головы, но он даже не обратил на это никакого внимания. Эдик вдруг всхлипнул еще пару раз, а затем заревел, совсем как маленький ребенок, кулаками вытирая глаза, размазывая слезы по щекам.
Лейбман решительно шагнул к нему, с неожиданной для его комплекции силой и ловкостью подхватил Эдика под мышки и приподнял.