Я начинаю войну! - читать онлайн книгу. Автор: Николай Пиков cтр.№ 50

Как начальник внешней контрразведки, я провел несколько просветительских бесед с руководством афганской контрразведки. То есть собралось все руководство контрразведки, которым я рассказал о происках американцев, прежде всего, Центрального разведывательного управления, о том, как нужно организовать работу против представителей ЦРУ в Кабуле. Я сказал, что, несомненно, советская сторона будет заинтересована во взаимных действиях. И действительно, такого рода мероприятия затем стали разрабатываться, и, по сути дела, формальное соглашение, которое мы заключили в августе 1978 года, послужило началом достаточно длительного сотрудничества. Результатом подобного сотрудничества была все более усиливающаяся роль КГБ внутри страны. Затем фактически — выбор Наджибуллы, да и Кармаля, по существу — его предшественника. Это было сделано с подачи КГБ.

ЦРУ там тоже всегда работало. Тем более это было подбрюшье Советского Союза. Но какой-то зловещей роли ЦРУ, с точки зрения смещения акцентов именно на Афганистан, я лично не усматривал. Думаю, что американцев устраивала позиция тогдашнего руководства. Они не видели в ней особой опасности для своих интересов. Короче, думать о том, что американцы замышляли свержение, — это было исключено.

Должен сказать, что на меня произвел очень хорошее впечатление Амин. Сегодня, может быть, это не к месту, но он был интеллигентный человек, оказалось, что мы учились вместе в Колумбийском университете, когда начали вспоминать какие-то нам знакомые места, он оживился, и мы как-то сразу нашли общий язык. И, честно говоря, он мне был симпатичен.

Но когда познакомился с некоторыми материалами нашей резидентуры в Кабуле о внутриполитической обстановке в Афганистане, в частности по распределению сил в руководстве страны, вдруг узнал, что Амин подозревается в сотрудничестве с ЦРУ. Мои попытки выяснить, насколько весомы эти подозрения, насколько они обоснованы, были безуспешны. То есть не было ничего существенного, что могло свидетельствовать о его причастности к ЦРУ.

Он был атташе каких-то афганских сил, обучаясь в США. Но это ни о чем не говорит. Просто внутриполитическая борьба в афганском руководстве, в то время еще находившаяся в самой начальной стадии, уже приобретала уродливые формы, напоминавшие наши советские 30-х, 40-х, 50-х годов. То есть заподозрить кого-то, обвинить в связи с иностранной разведкой — это лучший способ расправиться с ним как с потенциальным оппонентом.

Думаю, кто-то из халькистов запустил мысль о том, что Амин нечист. Но, так или иначе, мы знаем, что Амин сыграл зловещую роль в том смысле, что он физически убрал Тараки. И, конечно, он фактически ускорил процесс приближения Афганистана к той точке, когда вопрос о том, вторгаться нам или не вторгаться в страну, приобрел особую остроту.

Тараки же произвел впечатление невысокого полета специалиста в какой бы то ни было области. Но он был на Востоке как чтимый старец. В нем уже не было ни заряда энергии, в нем не было такой харизмы, которая бы привлекала, особенно молодежь, совершившую революцию. Амин обладал этими качествами, то есть он был естественным соперником на руководящую роль в стране.

Поэтому не исключаю, что попытка убрать Амина была организована. Именно в основе ее это предположение о том, что он был агентом ЦРУ. Ну, а как это бывает, любая такая попытка имеет обратный результат.

Вся эта информация шла оттуда, от агентуры, доверенных лиц, доброжелателей, которые приходили и говорили: «Слушайте, не делайте ставку на Амина, это человек, который запачкан кровью, на которого нельзя положиться в политическом смысле». Наши же представители попадались на удочку этим слухам.

Так или иначе, мы среагировали, потому что я помню, как Борис Семенович Иванов, назначенный в 1979 году руководителем советских органов безопасности в представительстве в Кабуле, как раз именно сообщал о том, что Амин — это угроза Афганистану, его социалистическому выбору, вернее скажем, выбору, который был определен целями Апрельской революции. В начале сентября 1979 года я присутствовал на очень узком совещании руководства групп Первого главного управления КГБ, то есть разведки Госбезопасности, и военной разведки в Москве. Оно состоялось в кабинете у Крючкова.

Присутствовали человек 8—10 с обеих сторон. Ивашутин от ГРУ возглавлял, Крючков от КГБ. В то время события в районе Персидского залива развивались очень стремительно. После Апрельской революции, в общем-то, некогда относительно спокойная гавань вдруг забурлила, и у наших военных и политиков складывалось мнение, что обострение американо-иранских отношений, присутствие американской военной эскадры в зоне Персидского залива потенциально чревато опасностью советским интересам.

Эта тема превалировала в сообщении Ивашутина на этом совещании. Он говорил, что мы не можем спокойно относиться к усиливающемуся присутствию американцев в регионе.

Если случится так, что Амин окажется предателем и поведет дело в русло американской политики, то мы фактически потеряем полностью наши рубежи безопасности на южной границе Советского Союза. Поэтому, говорил Ивашутин, надо предпринять необходимые действия для того, чтобы взять под контроль ситуацию в Афганистане, и единственный способ такого контроля — это введение советских Вооруженных сил в страну.

Крючков, выступая от имени руководства КГБ, сказал: «Юрий Владимирович Андропов считает, что нам не следует этого делать сейчас».

Потому что, ввязавшись в афганские внутренние дела, мы можем там завязнуть надолго. И исход такого рода военной операции трудно предсказать. Это, кстати, показывает, что в августе 1979 года Андропов придерживался точки зрения, что вторжение в Афганистан Вооруженными силами было бы неоправданно и чревато последствиями.

Кстати, насколько мне известно, в течение всего 1979 года, особенно во второй половине, афганское руководство, и в том числе Амин, настаивало на присутствии советских Вооруженных сил в Афганистане, то есть здесь как бы шли параллельно две линии. Одна — это настойчивые просьбы Афганистана и осознание нашими военными, что эти просьбы должны быть удовлетворены.

КГБ в то время занимало позицию как бы нейтральную, но скорее склоняющуюся к отказу от вторжения. Что произошло дальше, можно только предполагать, поскольку окончательное решение принималось на высшем уровне, четырьмя лидерами Политбюро: Андропов, Громыко, Суслов и Устинов. Очевидно, Устинов играл главную скрипку при решении этого вопроса. Ивашутин, выступая на том же совещании, говорил языком Министерства обороны.

Уверен, что это была не его личная точка зрения, а точка зрения, превалирующая в Генштабе и, очевидно, имевшая поддержку самого министра Устинова.

В принятии решения играли главную роль, конечно же, политические руководители самого высшего звена и силовые структуры, которые обеспечивали исполнение этих пожеланий или указаний руководства через посредника — международный отдел Политбюро ЦК КПСС. КГБ влиял на внешнюю политику. Я лично готовил документ в связи с указанием Андропова о подготовке предложений в Политбюро о том, что нам делать в Афганистане. Это был период, предшествовавший вторжению. Но о вторжении речь еще не шла. Приведу некоторые рекомендации, которые показывают роль КГБ в формировании нашей политики.