Хивинские походы русской армии - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Терентьев cтр.№ 32

На следующий день, 11 августа, вечером, чрез особо присланного чиновника, хан выразил желание принять Никифорова и получить от него ВЫСОЧАЙШУЮ грамоту и письма. В сопровождении членов миссии и 8 казаков, несших подарки, агент отправился на аудиенцию. По прибытии ко дворцу его попросили снять оружие и затем повели на один из внутренних дворов, где восседал хан и в почтительной позе стояли мехтер, Диван-Беги, Куш-Беги, Ходжеш-Мяхрем, Атанияз и еще два каких-то сановника.

После обмена обыкновенных приветствий агент произнес небольшую речь и вручил мехтеру, для поднесения хану, ВЫСОЧАЙШУЮ грамоту и письма. С своей стороны, Аллакул, приняв грамоту и положив ее близ себя на ковер, осведомился о здоровье Государя. Затем агент, с дозволения хана, приказал внести подарки, а поручик Айтов, раскрыв их, объяснил назначение и достоинство некоторых вещей. Сколько можно было судить, хан особенно остался доволен серебряным сервизом.

После некоторого молчания Аллакул спросил агента: какое он имеет поручение от Государя? В ответ было объявлено, что Государь Император искренне желать изволит независимого существования и благоденствия хивинскому владельцу и его народу, что Его Величество изволит обещать высокое покровительство свое его высокостепенству и всему Хорезму, если хан Аллакул вступит в дружественный союз с Российскою державою и будет сохранять правила доброго соседа, а этим упрочатся торговля и взаимная польза. Выслушав это, хан, положа руку на сердце, сказал: «Благодарение Богу, я ничего более не желаю», и потом, сделав еще несколько обыкновенных вопросов о пройденных миссией местах и прочем, отпустил агента, прибавив, что после трудного пути нужен отдых, но что агент может видеться с ним, когда пожелает, предупреждая только заблаговременно об этом мехтера. Вместе с тем хан пригласил чиновников своих оказывать всевозможное уважение Никифорову и стараться сделать для него пребывание в Хиве приятным.

Через день хан вновь просил к себе агента и в продолжительной беседе расспрашивал о могуществе Англии и России, о правительственных лицах последней, о делах Турции и о причинах войны Англии с Китаем; в заключение изъявил желание, чтобы Ново-Петровское укрепление было срыто, а киргизы распределены разграничением.

Последующее поведение хана не изменило первому приему. И действительно: как только агент изъявлял желание видеться с Аллакулом, так и был приглашаем в тот же день, вечером.

Свидания происходили обыкновенно на приемном дворе, и постоянно в присутствии мехтера, а иногда некоторых других чиновников. Сидел только хан, все же присутствующие стояли около него; во время свидания нередко жарко спорили, но расставались всегда дружелюбно, и хан обыкновенно дарил при прощании Никифорову несколько голов сахара.

В самом начале переговоров Аллакул коснулся предмета, для него наиболее близкого и существенного, это — разграничения киргизов, и объявил притязания на pp. Эмбу, Иргиз и Тургай. Такие требования превосходили все уступки, какие допускала по настоящему предмету инструкция, а потому Никифоров постоянно и отвергал их. К концу каждого заседания агент, казалось, совершенно убеждал хана в неосновательности его требования, но проходило несколько дней, назначалась новая аудиенция, и хан не только повторял те же условия, от которых незадолго перед тем отказался, но и прибавлял к ним всегда что-нибудь новое.

Была, впрочем, и другая причина, которая мешала успеху поручения миссии: так как основы переговоров не были изложены в Высочайшей грамоте, то хан затруднялся вести их, несмотря на доводы агента, что если бы все было написано на бумаге, то не надобны были бы ни переговоры, ни посол, ибо хану оставалось бы только принять условия, как закон; но доводы эти мало принесли пользы. При таком положении дел Никифоров решился прибегнуть к более существенным средствам. В числе подарков, бывших у агента, но не переданных еще хану, находились железная печка и карсельские лампы. Вещи эти сильно интересовали Аллакула, и он давно желал их получить; 22 августа, в день коронации Государя, печка и лампы, с прибавкой 6 пудов сахара и пуда кофе, были поднесены хану — однако же его высокостепенство, несмотря на все удовольствие, доставленное ему этим подарком, уступчивее нисколько не сделался.

Весьма вероятно, что такое упрямство хана было следствием неудовольствий, возникших между его приближенными и агентом. На первом же свидании с министрами хана Никифоров озадачил их следующими словами: «Вы должны прилипнуть к России, как рубашка к телу, потому что Россия такая большая держава, что если наступит на вас, то раздавит точно так же, как я давлю под ногами мелких козявок, попадающихся по дороге». Прямое же неудовольствие началось с того, что Никифоров не отплатил мехтеру парадным обедом, остальных же вельмож, под влиянием ненормального состояния своего, просто приказывал казакам выталкивать в шею! Таким образом Никифоров умудрился оттолкнуть от себя даже людей, расположенных к России, как мехтер и Ходжеш-Мяхрем. Нельзя не сознаться, что далеко не дипломатическая бесцеремонность нашего агента мало способствовала выполнению заданной ему программы, но зато, наводя уныние на высших лиц, произвела на простой народ большое впечатление: русский офицер, с 12 казаками, вдали от помощи, — и расправляется с чужими министрами, как с лакеями!

Миссия хотя не была стесняема в Хиве и Никифоров нередко измерял улицы, снимал планы, а топограф ездил с Деевым по разным городам и чертил путевые маршруты, тем не менее, однако же, тайная полиция хана зорко следила за действиями наших чиновников.

Для миссии каждое утро доставляли из ханских садов плоды и сверх того постоянно выдавали кормовые деньги по пяти тиллей в сутки.

Несмотря на все эти любезности, Никифоров не стеснялся в своих действиях даже с посланными хана; так, когда этот последний потребовал, чтобы ему были показаны первые депеши, отправленные агентом в Россию, то Никифоров отвечал посланному решительным отказом и в притворном гневе разорвал перед ним в мелкие клочки свои письма, а затем послал эти лоскутки для прочтения мехтеру; после такого поступка отправка почты производилась уже без явных затруднений.

Дни проходили за днями, здоровье агента становилось хуже, а переговорам, при такой системе, какую принял хан, т. е. отвергать в новом заседании большую часть того, что было им утверждено в предыдущем, не предвиделось конца.

По первой статье, сделавшейся ненужною после фирмана 18 июля, хан пожелал иметь соответствующее обязательство и со стороны России, но агент не соглашался, по той причине, что Россия никогда не притесняла хивинских подданных.

Не уступая в таких мелочах, которые ровно ни к чему Россию не обязывали, агент давал хивинцам повод думать, что он явился не для переговоров, а для предписания условий, обязательных только для Хивы. Это вызвало отпор, и затем ни одна из следующих статей (о пошлинах и границах) не была принята, об остальных же, т. е. о хивинских крепостях по Сыру и взимании там пошлин с наших караванов и, наконец, о самом главном — о постоянном агенте — не заговаривал уже и сам Никифоров, предвидя полнейшее фиаско.

Видя, что все миролюбивые средства, употребленные к склонению хана на наши предложения, остаются бесполезными, Никифоров переменил тон и с самим ханом.