Еще на корабле по пути на Русский Север Георгий Насонов случайно стал свидетелем приятельской беседы английского журналиста Ференца Мейнелла с генералом Пулом. Журналист и генерал говорили о том, что на крейсере под видом саперов американского Экспедиционного корпуса направляется команда для разведки лесных угодий в бассейне реки Онега.
Фредерик Пул, еще не высадив десант в Прионежье, сообщил для печати, что знаменитый Водлозерский лесной массив является собственностью английской короны. Себя генерал назначил временным управляющим. На время военных действий исполнять обязанности управляющего поручил лейтенанту Майклу Чейпелу, своему родственнику.
Георгий догадывался, что карта лесных массивов нужна не генералу Алексееву, которому к этому времени было уже не до российского Севера, да и вообще до судьбы империи. Однажды, перед самой смертью, он спросил жену, где его будут отпевать. Жена, как свидетельствовали ближайшие друзья, только молча вздохнула. Ей сообщили, что не сегодня-завтра Екатеринодар придется оставить. Будет, видимо, не до отпевания.
В штабах Белой армии было известно, что генерал Алексеев на ладан дышит – Ледовый поход не прошел ему даром…
Когда об этом Насонов докладывал в штабе Северной завесы, Александр Александрович заметил:
– Алексеев хоть и опытный белогвардейский генерал, но в Мурманском крае Антанте нужен не безнадежно больной, а здоровый, деятельный командующий.
О том, что бывший Верховный главнокомандующий при Временном правительстве генерал от инфантерии Алексеев безнадежно болен, было известно из показаний пленных офицеров, попадавших в руки советской военной контрразведки. Белые генералы активно общались с помощью марш-агентов.
Путь с юга на север через центральные области России занимал одну-две недели, передвигались главным образом на гужевом транспорте. Гораздо сложнее был путь с востока на запад, через северные губернии. По бездорожью, через тайгу агенты пробирались на оленях и лошадях, выходили на Северную Двину, но здесь уже стояли заслоны, как в Центральной России.
У Насонова душа не лежала встречаться с профессором Алексеевым. Сообщать ему заведомую ложь? Зачем? Неужели и он, известный русский ученый, будет продавать Россию, как его брат-генерал?
Георгию вспомнился разговор с капитаном Самойло. Оба они, русские офицеры, волею своего военного начальства оказались на американском корабле, под видом волонтеров по контракту направлялись к северным берегам родного Отечества. Времени было достаточно, чтоб лучше узнать друг друга. На курсах Красного Креста, где их готовили для агентурной работы люди Миллера, предупрежденные о тотальной слежке за океаном, новоиспеченные агенты даже здоровались с оглядкой.
Русские офицеры, залечив раны в американском госпитале, согласились заключить контракт, чтоб быстрее вернуться на родину, а там – будь что будет – обстановка покажет.
Только на корабле они почувствовали себя свободней, не стыдились говорить, что они русские, земляки-северяне. Это их сблизило, они уже не скрывали своих взглядов на войну, в которой участвовала Россия, но судить о своем начальстве остерегались. Обычно разговоры сводились к главному, чем волновалась душа: как там дома, как их встретит родная сторона? На них была чужая форма, чужое оружие и плыли они на чужом корабле. Знали, что встречать их будут не цветами, а по всей вероятности, огнем береговой артиллерии.
Георгий не скрывал, что дома, в Обозерской, его ждет невеста Фрося, дочка начальника железнодорожной станции Елизара Косовицына, человека в округе уважаемого, не однажды выручавшего от безденежья бывших каторжан: принимал на работу поднадзорных, и тем самим нарушал циркуляр министра внутренних дел.
Георгий и Фрося, уже взрослые, снова увиделись перед самой войной.
Фрося приехала в Обозерскую к родителям на каникулы, училась она в Смольненском институте благородных девиц.
У Георгия был первый офицерский отпуск. По окончании отпуска ему следовало прибыть на службу под Петроград.
Коренастый, как дуб, Елизар Косовицын в честь приезда дочери устроил гулянье на берегу живописного Об-озера. Были танцы под музыку духового оркестра местного пехотного полка. Потом молодой, по-юношески сложенный прапорщик в парадном мундире артиллериста и голубоглазая блондинка, почувствовав себя свободной от институтской дамы, всю ночь (хотя какая на севере в июне ночь!) гуляли по мшистому берегу Ваймуги, стремительной речушки, выбегавшей из-под скалы и спешившей влить свои воды в реку Емцу, а та, в свою очередь, – в Северную Двину.
– Особенность Ваймуги в том, – говорил Георгий, – что эта речка не замерзает.
– Даже зимой?
– А что – ты забыла? Даже в самые лютые морозы. Она одна, пожалуй, такая в нашем северном крае. Кстати, и рыба в ней водится особая. Размером с мизинец. А какая из нее вкусная уха! А вот жарить – не получается. Чистить ее невозможно – больно колючая.
– Ее ловят сетями?
– Руками. Обыкновенной столовой вилкой. У самого истока глубина речки по щиколотку.
Фрося, старожил в здешних краях, но дальше дома – ни на шаг, так велел отец. Она расспрашивала дружка, или как тут говорят, дролю, обо всем, что ее интересовало. Его детство прошло в этой тайге, на берегу похожего на реку озера. Тогда о строительстве железной дороги Вологда – Архангельск только шли разговоры, но уже каторжане пробивали просеку, и по зимникам с берегов Онеги везли к строящимся мостам бутовой камень.
Насоновы появились в этих краях в последней четверти девятнадцатого века.
Приехал на жительство в селение Тегра коммерсант Савелий Насонов с молоденькой женой Настеной, выпускницей учительских курсов. Савелий сразу же купил себе двадцать тысяч десятин соснового леса, занялся лесопильным производством. Железнодорожная государственной компании сделала ему большой заказ на железнодорожные шпалы. Нанял он самоедов – мужиков-старообрядцев – и уже к весне следующего года вокруг Тегры оголилась тайга, выросли штабеля пиломатериалов. В канцелярии губернатора ему показали карту Северного края. На карте он увидел линию, обозначавшую железнодорожный путь до Архангельска. Селение Тегра оказалось далеко в стороне от железной дороги. Ближайший населенный пункт – селение Обозерское.
Солнечным июльским днем, захватив с собой беременную жену (Настена хорошо держалась в седле), он посетил Обозерскую. Местность им понравилась – широкое озеро, почти не тронутые топором еловые и сосновые леса. Среди местного населения преобладали охотники на лося и медведя. А самое главное, что обрадовало Настену, в Обозерской два года назад была открыта земская школа. Школой заведовал старичок, бывший доцент Петербургской лесотехнической академии Андрей Андреевич Селюнин, друг Чернышевского, сосланный в Архангельскую губернию на вечное поселение. В качестве квартиранта у него проживал профессор Алексеев, знакомец по лесотехнической академии.
Уже при первом посещении Обозерской Настена Насонова разыскала заведующего земской школой. Жил он с женой на высоком берегу Ваймуги в маленьком бревенчатом домике. Флигель сдавал профессору. Хозяйство у них было общее – пара оленей и одна казенная лошадь.