У жены под кроватью - читать онлайн книгу. Автор: Людмила Милевская cтр.№ 38

— Измены? — поразился Роман. — О какой вы говорите измене? Я даже в мыслях такого допустить не могу! Я люблю свою жену! Только ее одну!

— Вот на здоровье и любите, а я своего Ваню люблю, поэтому вы должны отправиться к Глаше.

Липочка уничтожила его взглядом и злорадно добавила:

— Если еще она вас возьмет. На кой вы ей сдались, такой непутевый.

Ни с того ни с сего она рассердилась на Романа, а почему — понять не могла. Зато понял Роман. Он подумал “ревнует” и сказал, оттаивая:

— Хорошо, я отправлюсь к Глаше, только не надо ей звонить.

— Как же это? — растерялась Липочка.

— Я залезу к ней на балкон, она и не заметит.

— А где же вы будете спать?

— Там. На полу матрас свой постелю и прекрасно на свежем воздухе высплюсь. Только очень вас прошу, накормите меня, наконец, манной кашей. Уж очень я есть хочу. И маслица, маслица положите побольше.

— Обязательно, — радостно согласилась Липочка. — Встречу свекровь, вернусь домой и сразу кашу сварю. А вы мобильный свой не забудьте. Если что понадобится, не стесняйтесь, звоните.

И Липочка помчалась на вокзал, а Роман, прихватив подушку, матрас и одеяло, деловито полез на Глашин балкон.

Балкон, как обычно, был приоткрыт, и в щель из квартиры доносился запах…

Да нет, не запах — аромат! Аромат манной каши — в кухне Глафира стряпала по заказу Желтухина. Аромат этот был мучительно сладок и растревожил Романа нешуточно: до спазм в желудке, до обильного течения слюны и эйфорических галлюцинаций. В борьбе с голодом обессилев, Роман упал на матрас и начал бредить манной кашей.

Тем временем Липочка быстренько привезла домой свекровь и, не мешкая, бросилась в кухню варить все ту же манную кашу.

Марьванна же без сына-Вани затосковала и, побродив по пустой квартире, решила податься к соседке Глаше, выпить с ней чарку другую, да разогнать скуку-печаль-тоску. С Липки-то взять нечего. Попалась Ване жена непутевая: совсем, дура, не пьет. То ли дело Глашка. Бес, а не баба: и выпить умеет, и посплетничать (обсудить Липку-невестку), и погулять — везде мастерица…

В больших у Марьванны была Глафира симпатиях. Затолкав под кровать свои ящики, свекровь категорически доложила невестке:

— Соседей проведать пойду.

— Пойдите, пойдите, — с огромным облегчением одобрила Липочка.

И Марьванна пошла. Когда она решительно и нетерпеливо налегла на кнопку звонка, Глафира была в кухне. Она как раз наполняла тарелку (с дюжим кусищем масла) сваренной на сливочках манной кашей, чей аромат сводил с ума многострадального Романа. С ложкой наготове там же сидел за столом и Желтухин. Сидел по-семейному: в трусах и майке.

Да и Роман, кстати, поблизости был. Он покинул балкон и, устремляясь на аромат, прокрался через захламленную комнату в чистенькую прихожую. Прокрался с одним лишь желаньем: разведать, нельзя ли чем поживиться, но тут же был в шок и повержен. Кем?

Да все тем же Желтухиным, точнее, его присутствием в Глашиной квартире. Роман, осторожно выглядывая из-за угла, увидел огромный рябой кулак, трудолюбиво сжимающий ложку, и шерстяную спину Желтухина. Желтухина, спешно отбывшего в командировку! Вот это да!!!

“И ради такого чудовища добрячка-Олимпиада жизнью своей рискует? — поразился Роман. — А он изменяет ей, да еще с кем! Развлекается с ее лучшей подругой. Выходит, догадка моя в самую цель попала”.

Такое положение вещей показалось Роману жутко несправедливым. Выглядывая из прихожей в кухню, он лютой ненавистью ненавидел Желтухина и, страдая, проклинал его: “Сколько можно жрать мою кашу, чтоб тебе пусто было!”

Вот в такой-то драматический момент и прозвучал звонок в прихожей. Романа на балкон словно ветром сдуло. Глафира вздрогнула и застыла с тарелкой в руках. А Желтухин недовольно спросил:

— Кого еще принесла нелегкая?

— Пойду посмотрю, — шепнула Глафира и, водрузив тарелку на стол, порхнула к двери.

Приставив свой накрашенный глаз к глазку, она испуганно попятилась и зашипела:

— Ва-аня, мамаша твоя пришла.

— Не может быть! — вскочил Желтухин и, вспомнив, хлопнул себя по лбу: — Черт! Как я забыл? Сегодня ее должен был встретить!

Глаша тоже кое-что вспомнила, а именно то, что Марьванна безгранично влюблена в ее квартиру и всякий раз, приезжая, делает подробный обход с охами, вздохами и восхищением. А тут, как назло, ее сыночек-Ваня в трусах и майке “гостюет”.

— Прячься, прячься! — паникуя, закричала Глафира.

— Куда? Куда? — рыская по кухне, шепотом завопил Желтухин.

Да-да, шепотом завопил, и такое бывает.

— Куда?

А и в самом деле, куда? Любопытная Марьванна везде сунет нос.

Глафира задумалась и, отыскав укромное место, приказала:

— Ваня, лезь под кровать!

И Желтухин полез. Прямо с ложкой, крепко зажатой в рябом кулаке.

А Глафира, перед зеркалом отряхнувшись и восхитившись: “Хороша, чертовка! Всем удалась!” — отправилась встречать Марьванну.

К дружескому челомканью и женским визгам восторга (басовитому и высокому) прислушивались сразу четыре мужских уха. Из-под кровати Желтухин тщетно пытался вычленить речь родной матушки из бессмысленного бедлама встречи. В соседней же комнате Роман, стоя на цыпочках, старался из радостного женского сумбура узнать, удастся ли ему сегодня отведать манной каши. Доведенный хроническим голодом до отчаяния, он готов был на крайности и воспрял духом, когда услышал, что Марьванна совершает обход.

“Слава богу, — подумал Роман, — хоть какая-то намечается система”.

Надо сказать, что он, как любой мужчина, панически боялся хаоса женской непредсказуемости, ведшей обычно (о том говорил опыт) к тяжелым последствиям.

Поэтому он вздохнул с облегчением, когда дамы, энергично обмениваясь соображениями, протопали мимо облюбованной им комнаты.

— Там смотреть нечего, — небрежно бросила Глафира. — Там балкон, полный мусора, и кабинет мужа, больше похожий на свалку. — Она рассмеялась: — Дурак-Пончиков думает, что у него есть кабинет, а там мой чулан.

Марьванна сердобольно поинтересовалась:

— А что, твой Пончиков, он по-прежнему пьет, голубок?

— Пьет! — жизнеутверждающе подтвердила Глафира. — Еще как пьет!

— Вот и мой частенько к бутылке прикладывается, — с нежностью вздохнула Марьванна и с ненавистью добавила: — Каждый день, сволочь, является на рогах.