Направить в гестапо - читать онлайн книгу. Автор: Свен Хассель cтр.№ 70

— Обмочить мой ковер! Подумать только, что таких свиней делают офицерами! — Штальшмидт повернулся к Штеверу. — Кстати, ни к чему разносить эту историю по всей тюрьме.

Штевер подавил зевок.

— И в голову бы не пришло, штабс-фельдфебель.

— Смотри мне. — Штальшмидт указал на серое, безжизненно лежавшее на полу тело. — Убери эту падаль. Не хочу, чтобы вонючие трупы загромождали кабинет. И скажи лейтенанту из девятой камеры, пусть придет, отмоет ковер. Самая подходящая работа для офицера.

— Что напишем в рапорте? — спросил Штевер, небрежно взяв генерала за одну ногу.

— Не знаю… — Штальшмидт поскреб грудь. — Есть на нем какие-то отметины?

Штевер выпустил ногу и осмотрел тело.

— Несколько синяков, и все — они могли появиться откуда угодно.

— Отлично. Рад видеть, что ты знаешь свою работу. Хотел бы занять мое место, когда я уйду?

Штевер вытаращился на него.

— Вы уходите, штабс-фельдфебель?

— Собираюсь. — Штальшмидт развел руки, слегка согнул ноги в коленях. Высокие сапоги впечатляюще заскрипели. — Хочу перевестись в Потсдам. В Потсдамскую гарнизонную тюрьму. И тогда, мой дорогой Штевер, можешь завладеть этим шикарным кабинетом. Что скажешь?

— Неплохо бы, — ответил Штевер. — А меня тогда повысят в звании?

Штальшмидт постучал по KV-I [48] .

— И сможешь носить такую штучку — необязательно ехать на фронт и лезть в логово русских, чтобы получить крест.

— Только как я смогу… то есть, как это будет… в общем, честно говоря, не особенно хочется идти на два года в унтер-офицерскую школу.

— Кто говорит о школе? Неужели думаешь, я протирал там штаны? Шевели немного мозгами, и в этом не будет необходимости.

— А как обойтись без нее?

— Производи хорошее впечатление. Добивайся успеха. Дави на людей. Выучи парочку стихотворении Гете, Шиллера или еще какого-нибудь старого козла. Декламируй строчки из них при каждой возможности. Пускай пыль в глаза. Веди эту игру правильно, и пробьешься, куда захочешь. Как я собираюсь пробиться в Потсдам.

Штальшмидт довольно засмеялся и принялся сгибать руки, разминая мышцы.

Лицо Штевера приняло скептическое выражение.

— Легче сказать, чем сделать, — пробормотал он.

— У одних получается, у других нет, — самодовольно сказал Штальшмидт. — Ну, давай убирать отсюда этот поганый труп. Найди ефрейтора Хёльцера, пусть поможет тебе. Устройте сцену самоубийства у него в камере, ты знаешь, как это делается, не впервой.

— Стул к окну? — спросил Штевер.

— Годится. Оберни простыню вокруг шеи старого болвана и завяжи узлом — только смотри, на затылке. Не спереди. Я знал одного безмозглого осла в Инсбруке, он совершил такую ошибку. Самого бы за это в петлю. Пока будете заниматься этим, я позвоню доктору, сообщу, что случилось. В этот час он подпишет свидетельство о смерти, даже не взглянув на труп.

Они выпили на скорую руку по стаканчику коньяка из потайного ящика Штальшмидта и занялись каждый своим делом. Штевер с Хёльцером унесли труп в камеру, где устроили отвратительную и впечатляющую сцену самоубийства.

У двери камеры они остановились и взглянули на висевшее тело.

— Давай подождем снаружи, — предложил Хёльцер.

Штевер засмеялся.

— Знаешь, меня убивает — прямо-таки убивает, когда святоши начинают болтать о рае, Боге Отце, ангелах и всей этой чуши. Посмотри на него! Можешь себе представить, чтобы такое пугало летало по небу с голой задницей, парой крылышек, нимбом и всем остальным?

— Не искушай Провидение. — Хёльцер слегка вздрогнул. — В последнее время я ощущаю на спине холодные пальцы всякий раз, когда вижу на улице священника. Приходится переходить на другую сторону улицы, понимаешь?

— Суеверная чушь, — усмехнулся Штевер.

— Не скажи. Я не суеверный и не верующий, но иногда у меня возникает предчувствие, что скоро придет и наш черед.

— Ну и что? Нам всем предстоит умереть, разве нет?

— Да, но не таким образом. — Хёльцер взглянул на обмякшее тело генерала и отвернулся. — Вот чего я боюсь. А мы стольких уже здесь загубили, что невольно кажется, смерть наша будет… ну, своего рода расплатой, понимаешь?

— Да иди ты! — сказал Штевер, закрывая дверь камеры.

— Я серьезно, — упорствовал Хёльцер. — Знаешь что, на днях я был в одном клубе в центре города и встретил трех человек из штрафного батальона, расквартированного в Гамбурге — вроде бы танкового. Настоящие головорезы. Мигом прикончат тебя — и чуть не прикончили. Пьяные, конечно, в стельку. Просто так, для потехи, можно сказать, набросили удавку мне на шею и приставили пистолет к животу. И знаешь, что сказали? Что это просто генеральная репетиция. В следующий раз все будет по-настоящему. И спаси меня господи, я поверил им! До сих пор верю, если на то пошло. И ты поверил бы, окажись на моем месте.

При упоминании штрафного полка вид покровительственного превосходства у Штевера слегка поблек. Он нервозно ощупал горло.

— Как они выглядели, эти трое? Не было среди них невысокого, с уродливым шрамом во все лицо, а? Он еще все время курит.

— Был, — ответил удивленный Хёльцер. — Ты его знаешь?

— Да, недавно он навещал одного заключенного. Неприятный тип.

— Вот-вот, — искренне согласился Хёльцер. — Скажу тебе честно, он нагнал на меня страху. Собственно говоря, теперь все начинает наводить на меня страх. Эта тюрьма, этот город, что угодно. Взять клуб, в который я хожу — заведение Доры. Бывал когда-нибудь? Так вот, в последнее время там кишат люди Билерта. Будто мухи на навозной куче. Дора и ухом не ведет, они ее не тронут, с Билертом она в дружбе, а клиентам как быть? — Он при двинулся поближе к Штеверу. — Вчера вечером я слегка распустил язык — сказал Доре какую-то глупость — был в подпитии, сам не знал, что плел, — и двое гестаповских громил тут же вышвырнули меня за дверь.

Штевер принужденно рассмеялся.

— За что? Чем не угодил старой корове? Мало трахаешься?

— Какое там! — негодующе запротестовал Хёльцер. — Я бываю там каждый вечер, когда не на службе. Беру всех — и постоянных, и временных. Она получает с меня деньги, я не особенно разборчив, лишь бы секс был что надо. Знаешь, в конце той недели так натрахался, что едва мог шевельнуться.

— Тогда за что она на тебя взъелась? Что тебя беспокоит? Чего ноешь?

— Не знаю. — Хёльцер пожал плечами. — Просто все время чувствую опасность. Куда ни пойду, везде вижу этих людей из Двадцать седьмого — они охотятся на меня, нутром чую. Честно говоря, вряд ли смогу это долго выносить. Лучше уж быть на фронте, чем здесь.