Генерал СС - читать онлайн книгу. Автор: Свен Хассель cтр.№ 68

Мы двинулись из их горящего города, встречая больше сопротивления от дыма, пламени и рушащихся зданий, чем от противника. Потери наши составили четырнадцать человек; девять были ранены, семерых мы вынуждены были бросить. Они все равно умерли бы по пути, нести их не было никакой возможности. Генерал Аугсберг в подпаленной и рваной шинели, с сильными ожогами на лице, повел нас, не теряя времени, из горящего города на запад. Зрелище пожара наверняка привело бы другие подразделения противника разведать, в чем дело, а мы были не в состоянии вести настоящий бой. Теперь нашей задачей было избегать противника по мере возможности.

Где-то на западе, отделенный от нас сотнями километров заснеженной степи, протекал Донец. Мы поставили себе целью дойти туда.

— Дойдем до Донца, и все, — говорили мы. — Он станет нашим рубежом.

Но то же самое мы говорили о Доне — и все еще шли… Боевой дух наш был невысок, и с каждым днем понижался. Мы постоянно ворчали, выполняли приказы с вызывающей медлительностью. Даже спокойный лейтенант утратил выдержку и начал угрожать нам. В конце концов генерал Аугсберг, выбрав нужный психологический момент, громко засвистел в свисток и призвал нас к порядку. Лишь тогда мы обрели, по крайней мере, элементарные черты войск на марше.

Аугсберг хорошо знал силу свистка, пользовался им редко и успешно. Немцы — прирожденные рабы. Они подчиняются щелканью кнута и кованому сапогу, пронзительному свистку и громким крикам начальников.

Свисток представляет собой один из самых могущественных инструментов во всей Германии. Им управляется жизнь страны с детского сада до конца армейской службы. В школе дети послушно строятся по свистку; движение на улице останавливается, когда полицейский подносит свисток к губам; в казармах люди маршируют и учатся воевать по свистку. Победители могут стать причиной пролития океанов немецкой крови и целых морей слез; могут отобрать мундиры, оружие и запретить армии все, что угодно… но если только они отберут свистки, Германия рухнет на колени и никогда уже не поднимется!

В гражданской жизни крики не так укоренились, как в военной, но солдат их боится так же, как вездесущих свистков. Помню, в Бреслау мы шли на польские танки с голыми кулаками и штыками — только потому, что на нас орал унтер-офицер. В другой раз я с одним товарищем удерживали громадного коня, который не давал кузнецу подковать его — только потому, что на нас орал фельдфебель. Потом мы, с порванными сухожилиями, провели два месяца в госпитале; врачи сомневались, будем ли мы пригодны к дальнейшей военной службе, но быстро изменили свое мнение, когда на них наорал командир части.

Странные люди! Дикие звери, которых нужно укрощать кнутом. Руководить не убеждениями, а грубой силой. Покорные, но не сломленные до конца. И я принял решение стать одним из них…

Генерал остановил колонну на опушке леса, не обозначенного на его карте. Почти все немецкие карты России, казалось, были созданы на основе сумасшедших догадок. Генерал гневно сложил карту, сунул ее в карман, потом выбрал меня и Грегора в невольные добровольцы для проведения разведки в треклятом лесу.

Когда мы прошли километра полтора, из-за деревьев и кустов неожиданно и бесшумно появился отряд людей в разномастной форме. Принять бой возможности не было.

— Кто вы? Откуда?

На спрашивающем была старая русская форма. Мы с Грегором стояли, задрав руки над головой; он выдал нам по сильной затрещине и повторил вопрос.

Мы попали в руки власовцев, действовавших в русском тылу и известных своей жестокостью [100] . Не имея особого желания становиться мучениками, мы с Грегором развязали языки. Объяснили, что идем от Сталинграда и наша численность неуклонно уменьшается. Сказали, что после боя в Купянске уцелели только мы двое. Власовцы были настроены подозрительно, но решили пока что поверить нам и не убивать, чтобы допросить, когда мы достигнем их штаба.

Со связанными колючей проволокой руками мы плелись в окружении власовцев. Шли три дня и три ночи, главным образом по лесам. В одном месте мы прошли через заснеженную пустошь, чтобы взять продукты, сброшенные на парашютах по принципу «куда придется». Я подумал о том, сколько еще продуктов попало в руки противника из-за того, что немецкие летчики не хотели или не могли долететь до указанных целей.

Вечером третьего дня мы дошли до деревни и остановились. У околицы на высокой сосне висели бок о бок русский лейтенант и немецкий унтер-офицер. Власовцы воевали со всеми.

Мы провели в деревне двенадцать часов и пошли дальше, но перед этим власовцы основательно нагрузили сани продуктами и заложили взрывчатку во всех домишках. Когда мы покидали деревню, она ярко пылала.

Мы снова вошли в лес, Грегор и я тащили сани. Ни он, ни я понятия не имели, куда шли, и узнать этого нам так и не удалось, потому что часа через два на нас напали русские — и после короткой схватки уничтожили власовцев, оставив в живых только меня и Грегора. К нам подошел сержант. На его широком красном лице были волдыри и пятна огрубелой кожи; судя по эмблемам на петлицах, он состоял в батальоне обслуживания [101] . Могло быть и хуже, мы могли оказаться в руках НКВД; но тогда одни русские казались нам ничем не лучше других. Сержант обыскал нас и злорадно забрал у Грегора маленький складной нож с лезвием длиной всего в три сантиметра, совершенно бесполезный.

— Секретное оружие Гитлера? — Он помахал ножичком перед нашими лицами, потом запрокинул голову и захохотал. Его солдаты тоже рассмеялись. — Гитлер капут! — весело объявил он. — Все немцы паразиты! Да здравствует Сталин!

Собственно говоря, сержант оказался неплохим парнем. Если не считать того, что он подталкивал нас в спину, когда мы шли по лесу, обходился он с нами вполне прилично. Много смеялся, пытался завязать разговор, но для этого не хватало ни его знания немецкого, ни нашего русского. Когда мы пришли в деревню, где размещалась его дивизия, он придал лицу свирепое выражение, принялся подталкивать нас винтовкой и орать во весь голос.

— Давай, давай! — кричал он, глядя по сторонам, видят ли нас его начальники. — Гитлер капут! Да здравствует Сталин!

Он торжествующе провел нас по главной улице и остановил перед двухэтажным кирпичным домом. Дверь распахнулась, нас пинками загнали внутрь и, подталкивая стволами, повели по коридору в дальнюю комнату, где мы предстали перед пожилым начальником штаба и несколькими офицерами вспомогательных частей. Начальник штаба поднялся и с важным видом подошел осмотреть нас. Ни с того, ни с сего сильно ударил обоих по лицу наотмашь тыльной стороной ладони.

— Черт! — презрительно выругался он.

И русские, и немцы были совершенно одинаковы, различались только обмундированием, хотя, пожалуй, русские были погрубее в своих методах. Поведение начальника штаба, определенно, сделало бы честь унтершарфюреру СС. Он орал до покраснения, потом перевел дыхание и плюнул на нас. Когда слюна потекла по моему лицу, я машинально поднял руку, чтобы утереться, и едва не потерял сознание от удара, который он нанес мне.