Зачем мы вернулись, братишка? - читать онлайн книгу. Автор: Алескендер Рамазанов cтр.№ 60

Не смотреть. Не хочу смотреть. Во мне еще мысли этой глупой самки, запах, привкус ее минетов. Ее? Моих? О-о! Омой меня… Не хо…

«Не хо, ни ху! Белее снега, как же. Хе, пошел, номер два!»…

«Нет, надо было оставаться в армии! Там хоть понятно: полкану свой кусок, «куску» – свой. Интересно, почему их так обозвали? С каких же пор прилипло, если дед Богдан еще так сверхсрочников называл? А эту козу за что любить, как завещал великий Боже? Да я за такой фартучек месяц здесь стоять должен. И что в нем? Два шнурка и ленточка кружевная. Фирма, ручная работа, мать их. Брехня. Кабулподвал! Откуда у нее такие бабки? Ишь, к себе тянет. Это не на нос, подруга. Ха! Вполне может в рот свой лягушачий спрятать. Ага, дернулась! Нет, надо спокойней смотреть, даром говорят, что ты, Бодя, одним видом клиентов пугаешь. Но это где было?! В жопе-сексшопе. Там посетитель сам по себе пуганый. Извращенцы, через одного. Их за что любить? Есть силы – трахайся, нет – рыбу лови. А то натягивают резину крашеную до мудей. Это искусство – отсеивать клиента. Ну, вот идет, скажем, баба или соплюшка, что еще хуже, от силы пара штук за душой. Что ей здесь делать? Останови взглядом еще до рамки. И тебе меньше забот, и девчонки зря пластаться не будут. Хотя тут тоже обломы свои есть. Та, серенькая, ну ни дать ни взять из младших классов в Мухосранске. Ходила-ходила, губы кривила, как в музее ничего не щупала. А взяла, по памяти, на сорок пять тысяч. Надо упросить, чтобы сюда не ставили больше. Старшой, гаденыш, это он мне в отместку. Ладно, все одно надо уходить к ребятам на Киевский. Там поживей работа, Бармол говорил, с ментами полный контакт. Это хорошо. О, выбрала, наконец! А чек я все одно проверю на соответствие, потому что ты, лярва, как ни ломайся, известно из каких будешь! Так, это черное пальто уже десять минут стоит в зоне видимости. Бар, что ли, разглядывает? Ладно, повернется, возьмем на заметку. Что-то он странно покачивается, ну и шел бы за столик, мудила. Пальто тысяч за двадцать, на коньяк или виски там хватает, наверное. Виски лучше водяры. Веселей. Вкус есть. О, мамка на горизонте. На сносях, ишь, за сердце хватается. Ну, ей-то сюда не надо. Шла бы тоже, а то еще родит под дверью. День какой-то мутный. Бежать, бля, из этой Первопрестольной. Бе-жа-ть! Куда тебе, на хрен, бежать? Ладно, если рассудить, кто тогда башку сверлит? Куда бежать? В Дмитровку? Да неделю не высижу. Пробовал уже. Откуда ветер ни дунет – все дерьмом свиным несет. Никаких денег не захочешь…»

«А, Магди? Уютно тебе в Бодиной пещере? Посиди еще немного в каменном мешке. Ты ведь уже прожил, трепыхаясь в мозгу крестьянского мальчика, все прелести деревенского бытия. И чем дорожить? Что хорошо, то и с тобой было, прочее – скука смертная. Именно смертная. Если внутри что-то чужое, то всегда грустно. А Бодя тебе чужой. Да ведь и сам Богдан, в честь деда так красиво назвали, имени своего не любил. Сколько помнит – все Бодя. А фамилия-то природная, не Гардин, а Бардин. Но уж больно барда – субстанция неблагородная, и решил Бодя стать Гардиным. Это после фильма «Телохранитель». Кем назвался, тем и стал – охранником. Все неплохо, только вот ноги в берцах воняют и кожа между пальцами трескается и лезет клочьями.

А помнишь, Магди, как он харкнул твоими молениями? Влупил из «КПВТ» по аульчанам. Извини, в прицеле не разобрать, где моджахеды. Те под носом колонну долбили. Но славно харкнул, табачной слюной, все сомнения выскочили. Бежит, значит, виновен! Нет, ну скажи, что плохой парень? Приказы умеет выполнять – это и в Африке доблесть. А что все к себе тянет по мелочам, крысятничает да злословит, так это нормально для нищего при большом теле».

«Да сам же он эту обойму и стянул, сволочь! Лишь бы меня выжить. Начальничек, мать его, как до майора дослужился! Проверни бы он такое за Гудермесом! Ладно, перемелется, мука будет. Там, в павильонах, оружие ни к чему. У хачей через одного стволы, только не машут зря. Задача другая: как скинов и прочих патриотов отбить. Но это проще: уголок подольский в рукав и маши палкой. Главное – не уговаривать, а долбить молча, этого они не любят. Не, тут тоже заморочки. Вот как отличить совершеннолетнего от переростка? Или эта – с явными признаками беременности. Отличи! Ни сиськи, ни письки, а ведь была на восьмом месяце. А Колян ее палкой по спине. Зато потом и его в дугу и контору. Так ведь еще инвалидность была – какая-то дистрофия. А что, Колян – врач? Иди, иди, покури, мондель московская. Спасибо, хоть замечаешь. Сказал бы я тебе, скольких твой шеф тут перетрахал, не отходя от кассы. И тебя тоже. Не торопись, вот Танька прискучит. Что-то воин афганский засуетился. Вроде рано ему еще отползать. Ишь, не помогает, выходит, братство боевое? Ну да, хороший протез – ценой в «Мерседес»! А тебе все два надо. Видел я эти союзы в гробу! С чичами-то, если по правде, круче было. Один вайнах точно десяти афганцев стоит. И что им дали? Кто урвал, тот и прав. А это, два раза в год значки да медали нацепить, водки попить? И на хера мне их памятники? Да кто помнит тот Афган? Ишь, песню придумали: «И все-таки по-доброму мы помним наш Афган». Спели бы такое про Чечню! Интересно, что ни праздник афганский, то все больше баб с орденами и медалями. Верно, мужики раньше вымирают. Хотя генералы, они живучие! Что-то он совсем засуетился, бедолага. Интересно. И мамка пузатая дергается. Глянуть надо…».

Инспектора охраны Богдана Гардина взрывная волна разрезала надвое и сложила в углу бутика с гламурными подарками. Хорошо, что кинжальный осколок толстого стекла одновременно распахал его сердце. Не мучался Богдан и осознать не успел. А как выдавливало глаза, ломало ребра и шейные позвонки и прочую требуху скручивало – все это в темпе медленного вальса пережил Магди. Ведь не только у Бога один день, как тысячу лет. Дьявол тоже любит пошутить со временем, не хуже Энштейна.

«Эй, Макди! Зубы не раскрошил? Как же, как же, стон чужой боли – это высший маразм, да? Думай, герой, мысли слаще травки. Не хочешь? Правильно, кто думает, тот сомневается! Поэтому и по воде не ходите, и гора к вам не идет! Тут что-то одно: или существовать, или верить. Хорошо, хорошо, тебе сейчас не до Платона с Августином. Больно было, да? А поверишь, друзья этого Боди, после поминок, на таджиках оторвутся. Лопатами по спинам их худым. Тоже больно! И день выберут – пятницу! А заодно и армянский магазин сожгут, тоже ведь – черный и хитрый. Не забыл, этот лоскут на стене – твой член. Еще можно пришить, если поторопиться. Не к тебе, ты – фарш с черными нитками. Какому нибудь грешнику, а? И он будет мочиться твоим членом».

Сатана! Дьявол! Ты сам себя уничтожаешь. Если меня нет, то кому ты все это поешь? Воткни себе в зад свое нытье. Боже, как больно!

«О, хвалю. Возмущаешься, значит, живой. Ценное дополнение. Кстати, у меня ни зада, ни переда. Увы, стар и несовершенен. Версия 0.0. А вот насчет ануса прямо сейчас распорядимся. У тебя-то он пока есть. Ну, в ощущениях хотя бы. Не чувствуешь – не существуешь? Итак, споем, мой храбрый петушок, перед новой жизнью?»

Помойный философ! Петушок? Анус? Будь ты проклят. Не надо, слышишь? Не хочу!

«Хочу, не хочу – какая разница? Запевай: «Опираясь…»

«С губ моих брызжет бриллиантовая роса:

Опираясь на ложа, подкладка которых из парчи,