Дьякон пожал плечами и согласно кивнул.
— Позвольте составить вам компанию, Клим Пантелеевич. Я хочу снять лик на кассету, — вмешался Мокин.
— Боюсь, это невозможно, — рассматривая в бинокль скалу, ответил присяжный поверенный. — Площадка слишком мала для двоих. К тому же ущелье затянули тучи и срывается дождь. Вряд ли снимок удастся. Однако вы сможете попытать счастья, но только после того, как я спущусь.
Вы представляете? Мало того что этот самовлюбленный адвокат сравнивает себя с Господом нашим, но еще и ни во что не ставит окружающих! Он даже голову не повернул в сторону г-на Мокина! А? Каково? Если бы он посмел разговаривать со мною таким манером, я бы, несомненно, ответил бы ему какой-нибудь дерзостью.
Но самое интересное происходило позже. Ардашев, благополучно преодолев 450 футов, помахал нам сверху своей английской кепкой и… остался там. Он уселся на самый край выступа, достал коробочку монпансье и стал лакомиться леденцами. И это притом, что накрапывал дождь, наступали сумерки и г-н Мокин ждал своей очереди! О какой, скажите, воспитанности может идти речь? Посидев так минут десять, он начал спускаться. Но внизу этот кичливый господин даже не счел нужным нам что-либо объяснить. Он направился к стене Среднего храма, и снова в его руках оказался «Георг Ландрин». Признаться, я не знаю, чем он занимался потом, так как я счел своим долгом помочь уважаемому г-ну Мокину. Забросив за спину тяжеленную треногу, мы стали взбираться вверх.
Когда, мокрый и уставший, я наконец оказался на этом крошечном каменном пятачке, то почувствовал на себе Его взгляд. «Бог есть! — подумал я. — Вот он — передо мной!» Спаситель смотрел на меня широко открытыми глазами — так, как смотрит родитель на несмышленое дитя. Я молился и просил у Него прощения за все грехи, кои совершил когда-то. Рядом со мной на коленях стоял Виссарион Аркадьевич и шептал молитву. К величайшему моему сожалению, Ардашев оказался прав: пошел ливень и магниевый порошок намок. Из-за этого мы не смогли сделать ни одного снимка. Но что стоило ему пропустить нас вперед? Но нет, этот субъект делает так, как выгодно только ему!
Одним словом, когда мы спустились, то на нас не было ни одной сухой нитки. Вся остальная компания уже собралась внизу. У стены стояло два брезентовых заплечных мешка. Дьякон был неестественно возбужден и беспрестанно молился, осеняя крестным знамением и себя, и присяжного поверенного, и даже проводника, которому это, судя по его брезгливому выражению лица, не очень-то было по нутру. Сам же Клим Пантелеевич, заложив ладонь за борт тужурки, смотрел куда-то вдаль, не обращая на священнослужителя никакого внимания.
Из сбивчивого рассказа отца Кирилла я понял, что Ардашев только что нашел — это невероятно! — тайник аланских монахов, спрятанный под скалой. Ему каким-то образом удалось разглядеть на камне известковый шов. А дальше все было просто: с помощью зубила и молотка он легко расшил его и затем, используя рычаг, вынул. За ним оказалась ниша, в которой покоились бережно уложенные в деревянные тубы пергаментные манускрипты. Задняя стенка хранилища была разрушена, очевидно, недавним землетрясением. Свитков всего насчитали сорок семь штук. Господи! Ну почему ты не дал мне даже сотой доли того везения, которым ты одарил этого баловня судьбы?
Всю обратную дорогу мы шли в полутьме. Время от времени присяжный поверенный, экономя батарею, подсвечивал электрическим фонарем. Наконец-то нам удалось добраться до небольшого плато, где геологи уже разбили палатки и ожидали нас. Я совершенно забыл упомянуть, что мы условились с первой группой встретиться здесь вечером. Горел костер, и горячий суп из консервов пришелся очень кстати. Я с радостью скинул мокрую одежду и забрался в теплый спальный мешок. Известие об обнаружении манускриптов Аланской митрополии вызвало настоящий восторг как у г-на Кампуса, так и у всех членов Кавказского горного общества. Несомненно, это событие сыграет важную роль в укреплении православия не только на Кавказе, но и вообще в Азии и на Ближнем Востоке. Вот, пожалуй, и все. Усталость берет свое, и слипаются глаза. Надобно спать, хоть не обо всем еще и написал. Но ничего, завтра продолжу. Времени впереди много…»
22
Прощальный канон
Ардашев с трудом разомкнул веки — перед глазами маячил каменистый пол палатки. Он попытался перевернуться на бок. Удалось только со второй попытки. В голове шумело, как в дешевой портерной. Во рту чувствовался солоноватый привкус крови. Руки, заведенные за спину, ломило от боли. Веревка, стянувшая запястья, резала кожу. Присяжный поверенный осмотрелся: рядом с ним никого не было. У ноги лежал чей-то полураскрытый блокнот. Он подтянул его коленкой к себе, нагнулся, ухватил зубами и, перевалившись на спину, умудрился забросить книжицу за пазуху. Лежать на связанных руках было невозможно, и пленник вновь повернулся на правый бок.
Он попробовал собрать в памяти осколки недавней ночи, но получалось не очень. Помнил только, что еще во сне почувствовал некоторое беспокойство и открыл глаза. Было слышно, как откуда-то сверху упал и покатился вниз задетый кем-то камешек. Адвокат тихо выбрался из спального мешка. Вокруг стоял мирный храп и довольное посапывание. Не зажигая фонаря, он достал браунинг. Большим пальцем взвел курок, указательный привычно лег на спусковую скобу. Переступая через спящих, он пробрался к выходу палатки и осторожно приоткрыл полог. Костер еще тлел. «Должно быть, какой-то зверь пробежал, — успокоил себя Клим Пантелеевич, и в ту же секунду на его голову обрушился страшной силы удар. Он опустился на колени, чувствуя, что начинает проваливаться в темную бесконечную бездну. Такое с ним уже случалось в детстве, когда он по неосторожности оступился и упал в полуразрушенный колодец. Усилием воли присяжный поверенный нажал на спусковой крючок. Тихое ущелье разбудил оглушительный выстрел. Второй удар оказался сильнее — он потерял сознание.
Послышались чьи-то голоса. Это были горцы. Судя по всему, они приближались к палатке. Брезент колыхнулся, и внутрь вошел бородатый абрек. Рядом с ним — недавний проводник с повязкой под подбородком. Присев на корточки, туземец засмеялся и выдал длинную фразу, которую перевел Шакур:
— Господин Зелимхан много слышал о тебе. Говорят, ты очень умный и твоя голова стоит больше, чем целая отара овец. Поэтому тебя не казнят сразу, как всех остальных. Тебя оставят в качестве пленника. Но если выкуп не поступит в течение недели, то твоей жене для начала пошлют одно ухо, потом другое. А не будет денег — тебя убьют.
— А за тебя, Шакур, как я вижу, выкуп все-таки заплатили, — усмехнулся Ардашев.
Проводник заиграл от злости скулами и схватился за кинжал. С большим нежеланием он пересказал фразу Зелимхану, и тот разразился гомерическим хохотом. Не переставая смеяться, он принялся о чем-то разглагольствовать. Толмач едва за ним поспевал:
— Хозяин ценит твое чувство юмора. Жаль, что им не обладают остальные пленники, которые после твоего выстрела разбежались, как куры, по окрестным кустам. Нам пришлось слишком долго их отлавливать. За это все они умрут, но удостоятся чести отправиться на небеса с именем Аллаха на устах. Этих «счастливцев» ждет легкая смерть: мы сбросим их в пропасть. Остальные, кто откажется славить Аллаха, проклянут тот день, когда появились на свет. Мы заживо их освежуем. А начнем с попа.