Сожженные дотла. Смерть приходит с небес - читать онлайн книгу. Автор: Герт Ледиг cтр.№ 26

Проход, в котором теперь лежал посыльный, был норой, косо уходившей в землю, узкой, как канализационная труба, сырой и темной. В конце его — деревянная дверь. Большая крышка от ящика с надписью: «Войсковое имущество! Не бросать!», поставленная на кожаные петли. А за дверью — прихожая. Необъяснимая роскошь. Может быть, это был газовый шлюз. Для того чтобы в нем жить, он был очень тесным. Но стены его были обиты досками из-под ящиков, а поверх них оклеены газетами. Кому было скучно, мог здесь почитать, что немецкие армии продолжают наступать на восток. Что господин Майер снова спокойно спал, что в понедельник снова будут выдавать яйца. На самом деле, все это прошло сто лет назад. За прихожей помещалось жилое помещение. В нем места хватало на целое отделение. Но для того, чтобы в нем стоять, оно было слишком низким. На полу лежало что-то, что прежде было соломой. Заляпанные глиной сапоги и спертый воздух превратили ее в гнилую дрянь. На этой дряни сейчас лежали четверо раненых. Среди них — и капитан Зощенко. Ранним утром их было одиннадцать. Двоих посыльный вытащил и перекатил за бруствер. Они истекли кровью. От жилого помещения брезентом было отгорожено спальное помещение. Оно было уничтожено прямым попаданием. Снарядом тогда завалило во сне двенадцать русских солдат. Их тела и обломки вытащить так и не удалось, иначе бы лисья нора рухнула. Нет, с самого начала они не питали никаких иллюзий по поводу позиций. И капитан, сидевший сейчас на ротном командно-наблюдательном пункте, будучи пленником русских. И фельдфебель, дезертировавший в Эмгу. И унтер-офицер, сидевший за пулеметом. И он, посыльный, тоже не питал. Блиндаж был похож на темную могильную яму, наполненную животной вонью.

По этой и по еще одной причине посыльный залег в проходе. Если граната взрывалась перед лазом, он моментально поворачивал голову в сторону. Все же это было лучше, чем глубоко в норе слышать стоны раненых. Перед входом в мертвого Шуте попадало все больше осколков. При этом он двигался, и это выглядело так, будто он был еще живой или через его тело пропускали ток высокого напряжения. Один раз он махнул рукой, другой раз — повернулся, и его открытые глаза уставились на посыльного, как бы спрашивая: «Ну, а теперь что ты скажешь?» Сказать тут было нечего…

Плавательный бассейн в саду Шуте, конечно же, построен больше не будет. Потому что фрау Шуте решилась на второй брак. Она выглядела слишком молодой на фотографии, которую он ему показывал. Письмо от нее лежало в нагрудном кармане убитого. Оно было написано неделю назад и уже было разорвано осколком. На самом деле вполне невинное письмо. Он может не беспокоиться, у нее все хорошо. Потом еще что-то о саде, о служанке, которую не получается нанять, о комнате, которая не должна пустовать… Об очень порядочном квартиранте. И потом: слышала, что многие солдаты ходят по девочкам. Она такая великодушная, а жизнь — такая короткая. Благоразумная женщина, эта фрау Шуте. Современные взгляды. Может быть, даже слишком современные. Многое в этом письме получателю было непонятно. Он дал почитать его посыльному. Посыльный сделал вид, что ему тоже не все ясно. Но ему было известно и другое письмо, о котором Шуте не знал.

— Прочтите-ка, — сказал адъютант в штабе батальона, — и решите, отдать это письмо Шуте или нет.

В письме сосед писал о наблюдениях, сделанных людьми за отношениями фрау Шуте и ее квартиранта. Все было даже очень ясно. Посыльный посмотрел на адъютанта и покачал головой. С большей степенью вероятности письмо привело бы к самоубийству. Расчет был очень прост. Некоторое время траура (для людей). Молчаливое пожимание плечами. Серьезные лица. Квартирант будет по-прежнему очень порядочным. Жизнь короткая. А у Шуте, что не так?… Нет? Сам виноват. Когда его жена была такой великодушной. Девочек везде полно. Солдатская жизнь — веселая жизнь! Фейерверк на высоте 308. Атака ударного отряда на позицию русских дотов. Ефрейтор Шуте — правофланговый. Зеленая ракета. Огневой налет. Пулеметные очереди. Пробежать двести метров по нейтральной полосе. Ручные гранаты. Жизнь коротка, Шуте. Конечно, чужой мужчина в доме дает повод для болтовни. Ночью — постановка мин. Шуте снимает предохранители. Русские пулеметы прошивают нейтральную полосу. Надо использовать любое укрытие. У мины со снятым предохранителем твоя жизнь висит на тонкой проволочке. Ты можешь быть уверен, что я — великодушная. Шесть часов десять минут — атака. Связка гранат. Давай, Шуте, вперед из окопа! Сердце стучит в горле, легкие хрипят. Дальше, прочь от стены пуль. Проволочные заграждения. Чеку из взрывателя. Человек, который не должен прятаться. Тревога на рассвете. Русские перед окопами. Быстрее ручные гранаты! Поздно, они уже прыгают в окопы. Давай, бей прикладом, штыком, лопаткой. Ты должен убивать. За твою жену, Шуте! За твою…

Посыльный взял камень и бросил мертвому ефрейтору Шуте в лицо. Ему вдруг еще раз захотелось увидеть распухшую маску вместо лица с выступающими зубами и раной в животе там, внизу, в лисьей норе. Он повернулся и на четвереньках полез по проходу вниз. Он скользил по мокрой земле. Ударил ногой в дверь — крышку от ящика. Руки в темноте нащупали обои из газет. Потом он нашел дверь в главное помещение. Перед ним в сумеречном свете свечи — хрипящее тело. Запасник с лошадиным лицом и развороченным животом. Пекарь. Глаза с покрасневшими веками посмотрели на него.

— Ну что, правдивая твоя история, — злорадно проворчал посыльный, — ты спал с солдатскими женами и расплачивался с ними за это хлебом. Ты подарил полковнику из штаба призывного округа машину. Дал взятку бургомистру. Ты со своей мельницей! Ничего тебе не помогло!

Лошадиная пасть оскалилась, ничего не понимая:

— Тебе все это в бреду показалось, ты, пес!

Посыльный закричал, торжествуя:

— Теперь ты попался. Мы окружены. И из этой дерьмовой дыры тебе уже не выбраться.

Он плюнул в стену и полез наружу. Криков раненых он не слышал, так же как и взрывов мин, которые могли разнести его в клочья в любую секунду. Он не смотрел на взрывы, на мертвого Шуте он тоже не взглянул. Он взял свой карабин и разбил приклад. Бросил сломанное оружие в лисью нору и забрался на стену окопа. Прежде чем выпрямиться, он достал из кармана смятый пропуск. После этого он встал в полный рост и побежал, подняв руки, в правой был зажат клочок бумаги.

Винтовочный огонь русских внезапно прекратился. Вокруг него установилась необычная тишина. Он слышал только свое дыхание, шлепки ног, когда он попадал ими в лужи. Вдруг он низко наклонился. В каждый момент спереди или сзади он ожидал хлесткого винтовочного выстрела. Ничего не происходило. Лишь его сапоги становились все тяжелее и тяжелее. С каждым шагом он приближался к болоту. Об этом он не думал. Грязь свинцом налипала на его сапогах. «Я должен!» — думал с отчаянием он. Глаза его уже ничего не видели. Перед ними мелькали какие-то видения: то высота, то его дети, тянущие к нему руки, в конце — две вспышки пламени. Его ноги застревали по щиколотку в грязи. В нескольких метрах от него фонтаном взлетела болотная жижа. Один за другим он потерял оба сапога. Побежал босиком дальше. Как сумасшедший, он размахивал розовым клочком бумаги. Повязка на большом пальце размоталась и моталась над ним как белый флаг. И вот, наконец, колючая проволока! Искаженные лица под помятыми касками. Сейчас…