По камням вниз запрыгал рыжеволосый бородатый боярин в панцире, но уже без шелома. Спрыгнула и кинулась навстречу Юля.
— Супруги, — покачал головой, отворачиваясь, воевода и широко перекрестился. — Велика мудрость государя нашего. И коли отдал он землю эту боярам Батовым… Стало быть, жить они тут смогут.
Глава 4. Дети ифрита
Только осенью Александр Тирц понял, насколько не доверял ему Девлет-Гирей, снаряжая весеннее воинство или выделяя летом пять сотен для взятия усадьбы. Если в прошлые разы почти все татары, за редким исключением, были одеты в стеганые халаты да меховые шапки, то теперь бумажный доспех казался редкостной причудой. Поверх ватных поддоспешников сверкали многочисленные кольчуги, куяки, зерцала и простые, но надежные колонтари. Пятнадцатитысячный отряд, собранный Мансур-мурзой и Мерев-мурзой, стал показателем того, что Крымское ханство действительно способно в любой момент показать врагам свою силу, дать железный, смертоносный отпор — даже силами всего двух родов.
— Да, — уверенно кивнул Девлету Менги-нукер, — ты — Московский царь. С такой силой можно пробить даже ворота к Богу.
В начале августа вся эта лавина развернулась в три колонны и двинулась на север — нести свою волю Обитателям русских земель. Такие огромные отряды не могли двигаться вблизи друг от друга — кони и так сжирали всю траву на своем пути, уже начиная грызться из-за каждого стебля, а колодцы осушались досуха, так и не напоив всех людей и животных. Поэтому основные силы — восьмитысячный отряд под командованием самого Девлет-Гирея — шли прямо по Изюмскому шляху: через Северный Донец и вверх по реке Оскол, левое крыло, под командованием Мансур-мурзы, двигалось по Муравскому шляху: вверх до самых истоков Северного Донца, а оттуда — к крепости Оскол. Кальмиусским шляхом — через степь к Осколу — вел трехтысячный отряд Мерев-мурза.
На этот раз пересечь пересохшую за лето трехсотверстную степь коннице помогли сваленные на повозки мешки с зерном, которое Девлет-Гирей еще летом заказывал у уходящих в османские провинции на Балканах и Кавказе купцов, потратив на это половину своей весенней добычи. Правда, пыльная, растрескавшаяся земля не вязла на колесах повозок, а за безводной степью конницу ждали пусть уже не зеленые, но еще достаточно густые травянистые луга — поэтому три сотни верст пути орда одолела всего за десять дней, и уже не нуждалась в русском сене так остро, как несколько месяцев назад.
К усадьбе Батово Девлет-Гирей с неизменно маячащим неподалеку Менги-нукером подошли около полудня, бок о бок остановились на холме, вглядываясь в прикрытые влажной кровлей стены.
За лето русские успели обзавестись еще несколькими пушками, выглядывающими в низкие амбразуры на угловых площадках. Ворота стояли новые, обитые железом, да еще с бревенчатым теремом. Простым наскоком — тараном в стены или лестницами к частоколу — ее уже не взять. Разве только трупами завалить. А тратить несколько недель на осаду и правильный штурм? Чего ради?
Менги-нукера мало интересовали крепости и города — он наносил свой удар по хлебным полям, бил Россию не в голову, а в живот. Когда настанет голод, все сдадутся сами. Девлет-Гирей тоже начал понимать, что малая добыча сейчас обернется большой властью через несколько лет. Сегодняшним днем — добычей и пленниками — жили только рядовые нукеры. Но на их долю тоже хватало крошек от русского пирога.
— Эй, Юля! — дал шпоры коню русский и подскакал почти к самым воротам. — Юля, ты меня слышишь?! Когда будете сдаваться, скажи, что ты моя рабыня! Рабыня Менги-нукера! Тебя отведут ко мне. Поняла?
По русскому никто не стрелял: этот безумец постоянно словно искал смерти, но она каждый раз брезгливо отворачивалась в сторону. Он расхохотался, повернул коня и вернулся к Гирею:
— Идем дальше?
— Пошли, — пожал плечами бей, и татарские сотни потекли мимо крепости дальше на север.
К вечеру они подошли к Осколу и, полуохватив ее вдоль западных стен, остановились воинским лагерем, подняв шатры и назначив постоянное охранение. Менги-нукер, сопровождаемый Алги-мурзой, объехал деревянные стены, которые русские прямо сейчас продолжали поливать водой. Два десятка башен, по шесть пушек в каждой, по три на каждую сторону. Смотря вдоль стен, они были готовы мгновенно смести все живое, что только приблизится к стене или соседней башне. Перекрестный огонь, избыточная огневая мощь… Не удивительно, что татарам никогда не удавалось брать русские города.
Крепость Оскол стояла как раз на перекрестке трех основных проезжих дорог, по которым ходили на Русь крымские орды, закрывая путь к уже обжитым русскими переселенцами землям. Она намертво отрезала дорогу на север небольшим степным отрядам, так и норовящим выскочить из широких просторов к какой-нибудь деревеньке, схватить, что плохо лежит, поймать зазевавшихся девок, да и удрать назад, пока соседи не успели спохватиться. Теперь наперехват этим шайкам из-за крепких стен выкатывалась непобедимая кованая конница, бесследно стаптывающая стервятников в дорожную пыль. И даже если кому и удавалось просочиться дальше тайными тропами — вывезти награбленное по тропкам они не могли, а выехать на ведущую мимо крепости дорогу для них означало одно: быстрый праведный суд по государеву судебнику и гуманная виселица на высокой стене.
Увы, остановить многотысячные орды не очень большой гарнизон и несущие круговую службу десяток исполченных бояр со своими смердами или сыновьями не могли. Правда, и здесь крепость играла немалую роль, пряча от многочисленных разбойников в своем широком дворе окрестное население с их скарбом и скотом. А брошенный дом да поля — что им? Их на себе не унесешь. Да и просто попортить — тоже потрудиться надо. А трудиться татары не любят.
Встав напротив крепости с трехтысячным отрядом и распустив остальные тысячи на промысел, Девлет-Гирей надежно запер гарнизон, дабы русские не попытались помешать разбою, дождался подхода ногайцев, двигавшихся другими путями, после чего объединенное войско тронулось дальше и спустя два дня плотно обложило Елец с почти тысячным гарнизоном. Пока треть орды грозно стояла под стенами, временами предлагая русским сдаться, временами дразня их издевательствами над уже пойманными полонянками, остальные десять тысяч продолжали двигаться вперед, пока не ударились в высокие каменные стены Тулы и, подобно струе воды, не расплескались по сторонам, начав скатываться обратно на юг.
Многотысячные отряды конницы никак не могли подкрасться к русским рубежам незамеченными — а потому неслись по деревням вестники, поднимались тревожные дымы. Смерды и бояре забирали самое ценное из своего имущества с собой, все остальное пряча в тайники, и уходили к ближайшей крепости, либо прятались в глухие речные дебри, в только им известные схроны, либо, надеясь на прочность стен своей усадьбы, принимали к себе крепостных и соседей, вынимали из кладовок заготовленные впрок пучки стрел, а у кого были — заряжали пушки и пищали.
Но ногайцы тоже являлись опытными и умелыми грабителями. Врываясь в опустевшие деревни, они тщательно обнюхивали все щели, искали места с рыхлой землей, поднимали доски полов. Потом уходили десятками и полусотнями по ныряющим в лесные чащи тропинкам. У татар хватало времени: запертые по крепостям гарнизоны ничем не могли помочь обитателям глубинки — да и близких селений тоже. Иногда разбойникам удавалось найти тайники и выследить схроны, иногда сами жители, высидев неделю-другую в чаще, выбирались оттуда в надежде, что враги ушли, — и их захлестывали двигавшиеся с севера степняки. А там, где людям удавалось отсидеться в безопасности — земледельцы едва не плакали, видя, как на корню осыпается выращенный с таким трудом хлеб.