Дикое поле - читать онлайн книгу. Автор: Александр Прозоров cтр.№ 37

Бревно лежало примерно на высоте груди, поэтому высота не пугала. На миг с высоты частокола он смог окинуть взглядом всю усадьбу: большой и длинный дом, окна с закрытыми ставнями, навес над большим стогом сена, длинная крытая коновязь, у которой топчутся привязанные кони, густо истыканная стрелами, словно поросший камышом берег, земля.

Внизу валяются тела — залитые кровью неверные, татары в разорванных халатах. Живые русские, по виду мало отличающиеся от мертвых — такие же окровавленные, в изрезанных, словно ножами, тулупах и ватниках, только трое в железных доспехах, — пытались перебить попавших во двор врагов.

Даже не имея никакого опыта, Саид-Тукай понял, насколько безнадежно положение русских: десяток против полутора сотен, они никак не могли вытолкнуть засевшее в частоколе бревно, превратившееся в мост для атакующих, не могли выдавить тех, кто попал во двор, — некуда выдавливать. Они не могли даже убежать из огороженной со всех сторон крепости! Им оставалось одно — сдаться.

— Сдавайтесь! — спрыгнул с бревна Саид-Тукай, устрашающе взмахнул саблей и ринулся в сечу.

Бородатый воин в кольчуге со сверкающими стальными полосами поперек груди покосился на него, качнулся чуть в сторону, позволив сабле нападающего на него ногайца высечь искру с тройного слоя железа, вскинул свою, прижав ее левой рукой с тыльной, гладкой стороны к груди врага, рванул рукоять.

Изогнутое лезвие скользнуло по стеганному халату, прорезав и ткань, и вату, и конский волос, и второй халат внизу, кожу на груди и кость грудины. Хлынул поток крови — русский оттолкнул еще живого, но все равно уже мертвого врага и шагнул мимо Саида, походя рубанув его чистым, сверкающим клинком. Каким-то чудом пареньку удалось заслониться своей саблей, но почти одновременно под самым темечком вдруг словно полыхнуло огнем, внутри черепа посыпались яркие искры, потом потекла вниз голубая волна. Все это Саид-Тукай видел ярко, красочно, во всех подробностях — потому что наяву он, уронив челюсть, падал на спину, вывернув голову носом до самого плеча.

А потом он долго смотрел в ночное звездное небо и пытался понять, где находится их кочевье на этот раз, и почему он не спит, если наступила ночь. Почему слышно потрескивание костров, стоны и иногда вскрикивания женщин, почему так сильно пахнет вареной бараниной, а его никто не зовет к еде.

Наконец он попытался выяснить это сам: перевернулся на живот, поднялся на четвереньки, потом выпрямился во весь рост. Вокруг лежали мертвецы, пахло кислятиной, навозом, мокрой шерстью. Сайд поднял руки к голове, потрогал шапку, которая оказалась насквозь пропитанной какой-то жижей.

Молодой воин снял ее, и с изумлением заметил, что мех и подкладка вместе с войлочной прокладкой прорублены насквозь. Он поднял было руки к голове, но в последний момент испугался — а вдруг окажется, что она тоже расколота напополам?

Татарин огляделся, сдернул железную шапку с оторочкой с мертвого ногайца из чужого рода, торопливо нахлобучил на себя. Шапка оказалась великовата — но страх все равно отступил. Воин отер руки о халат, поискал глазами свою саблю, подобрал, сунул в ножны. Потом пошел к огню.

— Саид!

Татарин, еще плохо соображая, остановился, повернулся на голос. В отблесках пламени он узнал Тукаи-мурзу, повернул к нему.

— Я рад, что ты жив, мой мальчик, — усадил его мурза рядом с собой. — Когда я увидел, как топор опускается тебе на голову, то уже представлял, твоя мать станет раздирать себе щеки от горя. Но череп оказался крепче нечестивого железа! На, ешь, — Мурза приподнялся, срезал с запекающейся над огнем туши верхний, хорошо прожаренный кусок и сунул ему в руки. — Ты храбро сражался, ты настоящий ногаец рода Тукай. Если ты и дальше станешь вести себя так же, то в следующем походе я поставлю тебя десятником.

Глава рода поворошил угли, подбросил с краю еще несколько поленьев.

— Ты обижался, что я оставил тебя охранять добычу? Не обижайся. Ведь кто-то должен это делать? Все равно, все, что добудут храбрые воины нашего рода, будет поделено на всех, и ты наравне со всеми получишь горсть золота, тюк ткани, пару лошадей, а может, и невольницу, которая станет согревать тебя ночью и варить тебе плов днем. Сегодня ты уже заслужил себе равную со всеми долю. — Мурза устало вздохнул. — Утром мы соберем взятую в крепости добычу, выделим долю Девлет-бея, поделим остальное между родами и пойдем дальше. Этот набег обещает быть богатым, очень богатым.

* * *

— Смотри, как это делается, — кивнула Юля Касьяну, приложила приклад пищали к плечу, навела ее в сторону холма, на котором толпились татары, плавно, как учили в школе на НВП, спустила курок. Фитиль ткнулся в затравку на полке, порох вспыхнул, ударила в сторону тонкая, как игла, струя пламени из запального отверстия, и только после этого наконец-то грохнул выстрел.

Приклад шибанул в плечо — Юля, взмахнув руками, отлетела назад, растянувшись на утоптанной земле стены.

— От блин, паразит! Ни хрена себе! — захлопала она глазами. — Ты бы еще гаубицу к ружейному прикладу привязал…

— Юленька, что с тобой?! — Варлам испуганно наклонился и поднял ее на руки. — Что с тобой, любая?

— Пусти, больно, — коснувшись ногами почвы, она осторожно потрогала плечо, покачала рукой. — Кажись, ничего не сломано.

— Так что, нельзя из нее стрелять? — покосился боярин на пищаль.

— Можно, только отдача замучит. Подожди, дай подумать…

Юля зачесала свой остренький носик, пытаясь оживить познания в области артиллерии. Поставить на лафет? Неуклюже получится — ни на цель толком навести, ни угол возвышения придать. Да и мелковата пищаль для пушечного лафета. По меркам двадцатого века, по силе выстрела примерно крупнокалиберный пулемет получается. Турель нужна. Чтобы и отдачу гасила, и целиться не мешала.

— Значит, так. — Она снова потерла отбитое плечо. — Берешь железный стержень с палец толщиной и в два твоих указательных пальца длиной. Сверлишь отверстие в прикладе под стволом и в бревнышке с руку толщиной. Втыкаешь стержень в бревно, сверху насаживаешь пищаль. Получается, она может крутиться вправо-влево. А чтобы вверх-вниз можно было наводить, бревнышко не приколачиваешь к частоколу, кладешь на уши, вдвигаешь в петли, делаешь дырки в вертикальных бревнах и приколачиваешь уже их. Короче, чтобы бревно тоже могло проворачиваться. Понял?

— Понял, Касьян? — дернул бородой Варлам.

— Сделаю, боярин, — кивнул смерд.

— Русские, сдавайтесь! Вам не устоять! — От неожиданного клича все повернулись к стене проводили взглядом несущегося во весь опор татарина.

— Чижика вам с маслом в задний проход, — презрительно сплюнула Юля и поморщилась от резкой боли. — Пойду в погреб схожу, холодненького чего плечу приложить… Опять синяк будет. Везет мне последнее время.

Теперь, когда она спустилась со стены, на боярыню смотрели уже не с недовольством, а с восхищением: низко кланялись, крестились, кое-кто пытался поцеловать руку — бывшая комсомолка с непривычки отдергивала.