Отечество без отцов - читать онлайн книгу. Автор: Арно Зурмински cтр.№ 53

Так как этот вой становился совсем невыносимым, то Годевинд выпустил очередь в коричневые холмики, но попал лишь в безмолвных убитых. На другой стороне они увидели фигуру, которая блуждала по заснеженному полю с белым флагом. Она переходила от одной кочки, нарытой кротами, к другой, наклонялась и в упор стреляла из пистолета.

— Это смерть, — подумал Роберт Розен.

Но она шла по полю не с косой, а с белой простыней. После того, как она справила свою работу, на линии фронта воцарилась торжествующая тишина. Спокойно знаменосец уходил прочь, как усталый человек, возвращающийся домой с работы накануне праздника. В этот момент Годевинд схватил винтовку, долго целился и сразил смерть наповал.

— Ну и свинья! — выкрикнул он, после чего и его вытошнило на снег. Прежде это были кофе и плавленый сыр.

К полудню их сменили. Третья волна русских пошла, когда они уже спали в своих землянках. Те также остались лежать между кочками, нарытыми кротами, крики боли звучали все слабее, но не прекращались до наступления сумерек. Затем надвинувшийся мороз позаботился о том, чтобы голоса окончательно стихли.

Когда Роберт Розен проснулся, то у их полевого лагеря стояли старушки с теплым молоком в руках. Они были вне себя от счастья, радуясь тому, что снаряды их пощадили. Он тоже был счастлив, оттого что на санях вместе с боеприпасами оказался также и целый мешок полевых писем, которые вечером были всем розданы. Ингеборг из Кёнигсберга писала о сияющих глазах своих детей, которые вечером под Новый год любовались горящими свечами, и о том, с каким удовольствием катались они на коньках по льду кёнигсбергских прудов.

Капитан не преминул выступить с речью. Он заявил, что о них даже сообщалось в сводке вермахта: «Попытки прорыва русских в районе Калуги были отражены, причем с большими потерями для противника». Количество убитых, по оценке сводки вермахта, достигало пятисот человек. Ночью выпал новый снег, который превратил коричневые кочки, нарытые кротами, в белые холмики.

Вальтер Пуш сообщил своей Ильзе о том, что их отметили в сводке вермахта, а его самого, пожалуй, наградят медалью. Правда, было бы лучше, если бы он вместо этого получил отпуск на родину.

Во Францию два гренадера

Из русского плена брели,

И оба душой приуныли,

Дойдя до немецкой земли.

Придется им — слышат — увидеть

В позоре родную страну…

И храброе войско разбито,

И сам император в плену!

Генрих Гейне «Гренадеры»

Ильзе Пуш, урожденной Остроп, в тридцать лет вновь пришлось пережить такую же суровую зиму, какая случилась в 1929 году. Тот год тоже оказался злосчастным. Так же, как и тогда, на город опять с востока надвинулись холода, преодолев на своем пути тысячу километров. С крыш церковных зданий свисали ледяные сосульки. Канал Дортмунд-Эмс замерз, и памятник Кипенкерлю [40] выглядел подобно заледеневшему садовому гному. Ильза больше не ездила в свою лавку на велосипеде, а садилась на трамвай второго маршрута на площади Данцигской свободы. Если же трамвайные линии заносило снегом, что происходило раз в неделю, то она добиралась до центра города пешком. Ей совсем не хотелось подметать каждое утро тротуар перед своей лавкой, а затем посыпать его солью. Ее прошение относительно выделения для этой работы военнопленных возымело действие. Власти делали немало для «храбрых маленьких солдатских жен», которые должны были в скором времени стать вдовами. Когда теперь в восемь часов утра она сворачивала на Вольбекерштрассе, то прилежных уборщиков снега уже не было видно. Подобно невидимым добрым гномам они исчезали, выполнив свою работу. Ильзе оставалось лишь включить вентилятор, который тут же начинал подавать горячий воздух на заледеневшую витрину.

21 января повозка, запряженная лошадьми, доставила к бакалейной лавке Ильзы Пуш пятьдесят килограммов чечевицы и двести пятьдесят килограммов гороха. Всю первую половину дня она перегружала мешки в килограммовые пакеты. В обед у магазина уже выстроилась очередь, которая судачила на всяческие темы. Весь день напролет Ильза занималась чечевицей и горохом, так что у нее едва ли было время думать о России. Лишь однажды это случилось, когда почтальонша внесла в лавку целую охапку посылок и бросила их на прилавок. Ильза отодвинула посылки в сторону, даже не взглянув на адреса отправителя и получателя. Она знала, что было в них.

Вечером вся чечевица была продана, гороха осталось двадцать килограммов. Она засунула заработанную выручку за вырез платья и разложила посылки на прилавке согласно датам отправки. Они были отосланы в самую глушь России в период между праздниками Рождества и Крещения, но так и не дошли до адресата. Ни на одной из посылок не была указана причина возврата. Это немного успокоило ее. Она полагала, что причина заключалась исключительно в русском снеге, в занесенных железнодорожных участках и автомагистралях. От своей соседки она знала, что в случае гибели адресата посылки уже не возвращаются. Вермахт уполномочен вскрывать их и распределять содержимое между теми солдатами, которые реже всего получают посылки из Германии. В этих случаях отправителям шли даже благодарственные письма такого рода:

Предназначенная Вашему сыну рождественская посылка досталась мне. Сердечно благодарю Вас за чудесные подарки, которые пришли сюда через два дня после праздника. О Вашем дорогом сыне у всех нас останется добрая память.

Хайль Гитлер!

Развязывая посылки, Ильза плакала. У нее не было даже сил, чтобы заставить себя съесть хотя бы одну крошку от вернувшихся к ней кексов и пряников. Шоколад она также задвинула под прилавок, даже не притронувшись к нему. Ребенком Ильза больше всего любила «залежавшийся хлеб», так она именовала тогда сухари. Когда ее отец уезжал в город на работу, набрав с собой с запасом хлеба с маслом, то назад он обычно привозил ломтик для маленькой Ильзы. Это был «залежавшийся хлеб», который путешествовал между городом и деревней. И хотя теперь сладости пересекли несколько границ, достигли города Смоленска и возвратились в качестве «залежавшихся пряников», тем не менее, повзрослевшая Ильза не могла себя заставить отколоть от них хотя бы крохотный кусочек. Лишь на сигареты, предназначавшиеся ее супругу, она накинулась со всей жадностью. Она курила их одну за другой до тех пор, пока вся лавка не окуталась дымом. Маленькие записочки, приложенные к посылкам, она собрала и отнесла к печке. Прежде чем бросить их в огонь, она прочитала то, что было написано в них:

Новый год приветствует пуншем…

Пастор говорит, что наступит хороший год, Господь желает этого…

В первое утро Нового года я пошла на мессу немного навеселе, но никто этого не заметил…

На обратном пути она заглянула в церковь Святого Лудгери, десяток минут постояла на коленях на жестком деревянном приступке и с чувством облегчения вышла на улицу. Теперь она твердо знала: то, что подлежало длительному хранению и доставляло наслаждение, следовало вновь упаковать и оправить в дорогу. Когда-то же письмоносец должен добраться до российской глубинки.