Отечество без отцов - читать онлайн книгу. Автор: Арно Зурмински cтр.№ 5

— Если мы поедем через Гамбург, то я дерну ручку тормоза экстренной остановки поезда и навещу свой порт, — решил Годевинд. Но это тоже оказалось несбыточным.

Роберту Розену пока не было никакого смысла дергать ручку тормоза. Его деревня находилась вдали от всех железнодорожных маршрутов. Они все еще ехали с запада на восток и приближались к тому самому Подвангену, о котором Роберт Розен охотнее всего вспоминал, когда ничего другого не приходило в голову.

Кто-то сказал, что им потребуется трое суток, чтобы пересечь рейх с запада на восток. Такой огромной стала Германия.

В Берлине на вокзале в районе Лертер им предоставили увольнение. Фельдфебель Раймерс организовал обзорную экскурсию по городу к Рейхсканцелярии, к Министерству воздушных сообщений и через Бранденбургские ворота к колонне Победы. Когда они осматривали аэропорт «Темпельхоф», то там как раз приземлился самолет рейхсминистра пропаганды. [4] Но никто так и не увидел, как тот, прихрамывая, ковыляет по взлетной полосе. Затем была поездка к старому Фрицу [5] в Потсдам.

— Вот за что сражается немецкий солдат, — провозгласил фельдфебель, показывая на великолепный замок.

В одном из придорожных кафе они выпили светлого берлинского пива. «Пой, соловей, пой», — завывал женский голос из громкоговорителя. Вальтер Пуш послал почтовую открытку своей Ильзе. Он сожалел в ней, что ничего не получилось с остановкой в Мюнстере. «Держись! Скоро будет многодневный отпуск». Роберт Розен охотнее проехался бы на трамвае по мостам и тоннелям, но никто не имел права оставлять свою воинскую часть. Также решительно были пресечены вопросы некоторых солдат об известных улицах с красными фонарями. Для подобных остановок времени было недостаточно, к тому же в Берлине увеселительные заведения были запрещены. Раннее лето дарило тепло домам, вода в озерах и каналах играла разноцветными красками, в зоопарке распускались деревья. Нигде не было ни малейших следов разрушений. Находясь в Берлине, можно было подумать, что война вообще еще не начиналась.

После второй кружки пива Годевинд подсел за стол к Роберту Розену и спросил:

— Где твой дом?

Тот ткнул пальцем на восток.

— И как называется твое гнездо?

— Подванген.

— Никогда не слышал, — заявил Годевинд. — Но, может статься, что мы будем проезжать мимо.

Такой огромный кусок земли, как Берлин, был лишь первой половиной их пути. После экскурсии в столицу рейха вечером они вновь забрались в поезд, после полуночи пересекли реку Одер, а утром увидели реку Вайксель [6] у ее устья.

По пути им встречались военные эшелоны, которые они обгоняли или те обходили их. Весь мир устремился к летней прохладе востока. Так начиналась их большая прогулка. Немецкие сухопутные войска отправлялись на отдых на Мазурские озера и к побережью Балтийского моря.

— Вы должны выспаться всласть, — приказал лейтенант Хаммерштайн группе картежников, сидевших в заполненном сигаретным дымом купе.

— Спать мы будем тогда, когда умрем! — закричали ему в ответ.

— Как далеко от твоей деревни до русской границы? — спросил Годевинд.

— Сорок километров, — ответил Роберт Розен.

— У вас были казаки в 1914 году?

Об этом он ничего не слышал, так как родился уже после казачьего времени. Матушка Берта как-то рассказывала о диких всадниках, которые своими криками «Ура!» вызывали страх у всех, а детишек и вовсе заставляли сжиматься от ужаса. Со времен Чингисхана все испытывали страх перед теми, кто на лошадях приходил с востока. «Если не будешь слушаться, то тебя заберут казаки», — так взрослые обычно говорили маленьким детям.

Стоя у окна вагона, они смотрели на занимающийся день. В утреннем сумраке промелькнула табличка с названием станции «Алленштайн». Озера, кругом озера, подобно туману, разливавшемуся над полями.

— Думаешь, речь идет о России? — спросил Роберт Розен.

Годевинд пожал плечами:

— От него всего можно ожидать.

Вальтер Пуш высказал пожелание, чтобы война разразилась несколько ближе, скажем, в Вестфалии, чтобы в перерывах можно было забежать на обед к Ильзе.

— Моя жена Ильзебиль желает не того, чего хочу я, — на диалекте сказал Годевинд. — Довольно скоро и с лихвой ты получишь свою вестфальскую войну, возможно даже с казаками.

На Востоке солнце всходит рано, в России еще раньше, а по ту сторону Урала…

Но какое им было дело до восхода солнца в Азии?

— Туда мы никогда не дойдем, — сказал Годевинд.

* * *

Вегенер держит слово и присылает мне копии старых газет. Посылка приходит в тот день, когда свежие газеты наполнены криками о новой войне. Телевидение упражняется в показе шокирующих кадров, представляя пылающее небо над Багдадом из первой войны в Персидском заливе, в то время, как я склоняюсь над пожелтевшими бумагами 60-летней давности. Как я рада, что мой мальчик находится в Приштине, а не в пустыне.

«В твой день рождения газеты не выходили, было воскресенье», — пишет Вегенер в прилагаемой записке. — До полудня по радио исполнялась 5-я симфония Бетховена, после обеда Центральная германская радиостанция передавала 150-й немецкий народный концерт из Берлинского дворца спорта. Вильгельм Штриенц пел «Родина, твои звезды», под аккомпанемент аккордеона исполнялась песня «Антье, мое светловолосое дитя».

В моем телевизоре отражается ночная темень пустыни на фоне пожара на нефтяном месторождении. Более мрачной картины невозможно представить в мой день рождения.

30 января 1943 года они праздновали 10-летний юбилей захвата власти. Газеты отметили событие памятными статьями и поместили фотографию факельного шествия того периода. Как это все связано между собой: через десять лет после факельного шествия в Сталинграде капитулировали немецкие войска. Геринг выступил тогда со своей Спартанской речью.

В Спарте никогда не бывает снежных метелей. Это место расположено намного южнее, во много раз ближе к той самой войне в пустыне, чем к Сталинграду.

Английские листовки тогда были полны ликования. Первый воздушный налет среди бела дня на столицу рейха внес некоторую сумятицу в празднование юбилея прихода к власти. Спартанскую речь пришлось перенести на час позже. Фюрер был настолько ошеломлен, что поручил зачитать свою речь министру пропаганды. Видимо, он горевал также и по поводу своих сталинградских бойцов. Речь рейхсфюрера по делам молодежи прозвучала без помех в девять часов утра во всех школах. Но здания не были украшены флагами. Напротив, из-за Сталинграда флаги были приспущены.