Что было - то было. На бомбардировщике сквозь зенитный огонь - читать онлайн книгу. Автор: Василий Решетников cтр.№ 85

— Товарищи, — продолжал я, — в эту минуту наш городок подключается к постоянному электропитанию от киевской стационарной сети. Вот-вот во всем городке появится магистральный свет и больше никогда отключаться не будет.

Зал разом выплеснул радостные возгласы, зарукоплескал и вдруг затих, как в преддверии чуда.

Прошло еще несколько томительных минут ожидания. И когда вдруг во всех включенных для этого случая бра и люстрах вспыхнул ровный ослепительный свет, неудержимый взрыв ликования заполнил все пространство концертного зала, обрушился на стены и, кажется, проник сквозь них, покатился за их пределами. Зал бушевал еще долго и, чтоб дослушать прерванный концерт, успокоился нескоро.

Городок все же преображался. Обрастал домами, хозяйственными постройками, зеленел. Появилась новая, современной постройки школа, профилакторий летного состава. Улицы городка осветились, покрылись асфальтом. Наладилось и автобусное сообщение с ближайшими городами, а деревенский базар, вплотную примыкавший к городку, подкупал и своим изобилием, и сравнительной доступностью цен. Из дивизии никто никуда не собирался удирать, как это было совсем недавно, хотя все еще не хватало жилья и вытащить всех из деревни в городок не удавалось, как не удалось это никому, кто командирствовал там после меня.

Полки держались на хорошем уровне, и все чаще инверсионные следы наших кораблей резали небо у полюса, над Чукоткой, над нейтральными водами Норвежского моря и Северной Атлантики. Иногда к самолетным бортам причаливали натовские истребители. Пройдутся рядом, пощелкают фотоаппаратами, заглянут под брюхо, повисят в стороне, пока керосина хватает, и отвалят. А иной на прощание «сделает ручкой» и улыбнется.

Немало снимков и фильмов привозили и наши экипажи. Отдельные «официальные» лица весьма настороженно относились к натовским улыбкам и приветственным жестам, запечатленным на фото, не без основания полагая, что они не остались без такой же ответной реакции со стороны наших летчиков, в чем усматривалась утрата должного уровня бдительности и недостаточно воспитанная ненависть к мировому империализму. И было невдомек, что ненависть, над воспитанием которой так усердно работали «профессиональные патриоты», абстрактно, сама по себе, в душе нормального человека поселиться не может, ибо она рождается только из любви — любви к отечеству, к своему народу, к жизни, к семье, наконец. В душе патриота живут добро и любовь, а не зло и ненависть.

Иногда нам выпадали «особые» задания.

В дни работы крупных всеармейских конференций — то партийных, то комсомольских — один из полков запускался на Северный полюс, и именно оттуда, с полюса, в строго установленное по регламенту конференции время, но будто невзначай, летела приветственная радиограмма от летчиков Дальней авиации. Она с митинговым энтузиазмом возглашалась делегатам, те восторженно били в ладоши, а «режиссеры» этого спектакля сияли от произведенного эффекта.

Но, даже участвуя в этих политических шоу, мы летали не впустую. Отрезки наших маршрутов не только в средних широтах, но и за полярным кругом прокладывались через полигоны, где нам удавалось за один полет отбомбиться по нескольким радиолокационным целям. Позже, когда появились ракеты, их условные пуски в тех районах отрабатывались с еще большей интенсивностью.

Арктика не была голой и безмолвной. На побережье и на островах работала сеть радиостанций, возникали новые аэродромы — одни с мощным бетонным покрытием, другие — на укатанном грунте, тундровые. Были и ледовые. Однажды, когда я оказался на арктическом аэродроме, командующий авиацией в Арктике генерал Леонид Денисович Рейно предложил мне осмотреть ледовое поле у прибрежья моря Лаптевых. Мы сели в транспортный самолет и вскоре были на месте.

Приводная радиостанция, стартовый командный пункт, разметка ВПП в черных полотнищах — все как на настоящих аэродромах. И бесконечная ледяная даль. Я прошелся вдоль разметок по посадочной полосе, присматриваясь ко льду и постукивая о него ногами, будто под ударами унтов могла пошевелиться эта многометровая броня, молча прикинул картину предстоящей посадки, а затем и взлета. Маячил в памяти и недавний неудачный взлет самолета «Ту-16» с ледовой площадки одной из станций СП (Северный полюс), уклонившегося на разбеге в сторону и сложившего свои «кости» в ледяных ропаках. А вдруг и моя заскользит? Не должна бы, «лапти» у нее крупные, в тележках, опираются на землю плотно.

— Ну как? — спрашивает меня командующий.

— Под ногами не гнется. Думаю, и под машиной не треснет, хотя весу в ней на посадке наберется поболее ста тонн.

— Ну что вы сомневаетесь? Этот лед несокрушим для любого веса. Но я вижу, вас беспокоит сцепление? Не бойтесь, — она никуда не уйдет.

Да, я чувствовал, генералу Рейно, пока я здесь, очень хотелось испытать это его создание под грузом самого тяжелого боевого корабля. Да и я должен был попробовать, как поведет себя четырехдвигательная махина с торможением реверсивной тягой на ледяной полосе, поскольку до этого на таких машинах никто на лед не садился, а в боевых условиях и этот опыт может оказаться не лишним.

Раздумывать нечего. Видимость отличная, ветерок по полосе. В Арктике, прозевав выпавшую как подарок погоду, можно мгновенно ее утратить на многие дни, а то и недели.

Я вернулся на базовый аэродром и сначала ушел на островной тундровый в Карском море (эта задача была для меня главной), а уж взлетев оттуда, прямиком направился на ледовый.

Сел осторожно, прикоснулся ко льду мягенько, чувствовал, с чем дело имею: подскочит разок-другой на неудачной посадке — можно и не удержать, заскользит боком… Одна надежда на добрый случай. Но она пошла легко и прямо, пока на двух главных шасси. Переднее опустил не сразу и очень медленно. Чуть тронул тормоза и почувствовал, как она будто плечиками поводит, норовя броситься в сторону. Снял с упора внутренние винты. На мощном торможении обратной тяги она резко сократила скорость пробега, на миг заерзала, но тут же успокоилась. Можно снимать и крайние. Машина крепко сидела на ногах и была совершенно послушной.

Теперь предстоял взлет. Ветерок был слабым и особого влияния на длину разбега или его устойчивость оказать не мог, а раз так, то стоит ли возвращаться к началу полосы, руля без толку, вероятно, километра три или четыре. Развернул ее, присмиревшую, на обратный посадочный курс, подтянул закрылки к взлетному положению и прямо на разбеге — тормоза все равно не держат, — увеличивая до полного режим работы двигателей, взлетел и ушел на базовый аэродром. На этот лед пришел потом командир полка Леонид Иванович Агурин, а за ним и другие экипажи. Но широкого применения этот опыт не получил.

Машина была молоденькой, еще не все испытавшей, и нужно было ее приучить ко многому. Но иногда крепкие орешки подкладывала нам сама обстановка. Так случилось с первой посадкой на тундровый аэродром. Неожиданно к вечеру — срочное задание «сверху», сразу выпавшее на командира полка Юрия Петровича Павлова: длительный ночной полет в северо-восточном направлении с посадкой на арктическом берегу. Аэродром в том поселке — тундровый. Другого нет. На таких наши корабли еще не садились. Чем все это кончится? Под ударами комьев мерзлого снега и тундры могут пострадать винты и, чего доброго, лопатки компрессоров. Но предстоял и взлет — дело более опасное: после взлета винты и лопатки не осмотришь. В общем, все обошлось. Это, однако, не означало, что удачная посадка, а затем и взлет Павлова с тундрового аэродрома дают нам право из этого обнаженного факта делать принципиальные обобщения. К тому времени произошло несколько спонтанных посадок на грунт и на бомбардировщиках «Ту-16». Интерес к этому был не праздный. Аэродромной сетью для тяжелых машин мы не были богаты, в защитные укрытия такие корабли не запрячешь, а рассредоточить полки на скрытых грунтовых площадках было, пожалуй, единственным выходом из опасного положения, если не сказать, спасением от возможных крупных потерь при внезапном ударе противника по базовым аэродромам.