– Согласен, Апти-ходжа, – ответил Ризван, внутренне почувствовав, что глава все же идет с ним на контакт. – Так вы хоть нарисуйте или так объясните, где его дом находится.
– О нашем разговоре никто не будет знать, – добавил Салауди.
Ризван одобрительно посмотрел на своего зама.
Участковый вновь бросил взгляд на старика, в ответ тот слегка кивнул…
Эжиева взяли без шума, в сарае, за огородом.
Посадив задержанного в салон бронированного «УАЗа», группа немедленно выехала. Но информация о его задержании тут же просочилась и к родственникам ингуша, и в Назрановский райотдел милиции. А также по ходу движения колонны на пост «Вязьма-10».
Всю недолгую дорогу Салауди, сидящий в «Жигулях», сосредоточенно перебирал четки и изредка, сам того не замечая во время внутренней молитвы, шевелил губами. Около одиннадцати часов, приближаясь к знакомому ингушскому посту, он вынул из бардачка сопроводительные документы, чтобы предъявить их для регистрации. Достав из кармана, на всякий случай сверху приложил постановление о задержании Эжиева:
– Показать, не показать… – произнес он задумчиво.
Это были последние слова в его жизни: сквозь лобовое стекло в левую сторону груди вонзилась автоматная пуля, следующая сразила водителя.
Машина, зашлепав пробитыми скатами, съехала в кювет, в левый борт кабины втерся ехавший позади «УАЗ» с пробитым двигателем – тяжело раненный водитель этой машины не смог справиться с рулевым управлением. Безжизненное тело Салауди уперлось плечом в дверь, ничего не выражающие остекленевшие глаза продолжали изучать печать на документе.
Завязалась перестрелка.
По автомобилям стреляли люди в гражданской одежде и в масках. Как они возникли по обочинам дороги между постом и машинами, никто из колонны так и не понял. Отчаянная перестрелка велась минут десять, при этом потери понесли обе стороны.
Командир запоздало схватил микрофон радиостанции, с силой сжал тангенту:
– «Самара» сто двадцатому!
– На связи «Самара».
– Нападение на нашу колонну у десятого поста… похоже на засаду! – В открытом эфире запрещено сообщать количественные потери. – Есть «двухсотые» и «трехсотые»!
– Высылаю помощь! Известно, сколько нападавших?
– Было восемь-десять, сейчас меньше!
Отбросив микрофон в сторону и заменив магазин, Ризван возбужденно крикнул водителю:
– Езжай на них!
Люди, находившиеся в засаде, вероятно, не ожидая такого поворота событий, прекратили стрельбу и, не подбирая своих раненых и тела убитых товарищей, стали пятиться к блокпосту: «УАЗ» с виду обыкновенный, но пули его отчего‑то не берут.
По мере приближения бронированной машины, пользуясь затишьем, к людям в масках также подбежали и милиционеры с поста. Им удалось прекратить боестолкновение. Начались попытки сторон разобраться в инциденте и уладить ситуацию.
Группа ингушских милиционеров перемешалась с гражданскими лицами, все подошли вплотную к остановившемуся омоновскому «уазику»:
– Отпустите Эжиева!
– Вам лучше уйти, вы пролили кровь, – крикнул в ответ Ризван в автоматный лючок в толстом бронированном стекле. – Сейчас наши приедут, давайте не будем убивать друг друга! – Из отверстия выглянул ствол автомата. К машине командира подошли и оставшиеся в живых трое чеченцев.
Разгоряченные перестрелкой милиционеры, уже кровные враги, не замечая своих ран, все же продолжают производить попытки загладить конфликт:
– С вашим человеком ничего не будет…
– …Это уже не в первый раз!
– Следователь разберется…
– Пусть передадут дело нам, наши разберутся!
– Эжиев совершил преступление в Грозном, значит, по закону там и должны с ним разбираться…
– Мы знаем наш закон!
Почти одновременно, с противоположных сторон, к посту подъехали еще две милицейские машины. Со стороны Чечни – «УАЗ», из Ингушетии – «Нива».
На пару секунд опередив людей из «Нивы», стремительно выскочили люди из «УАЗа»: один из них молча прикладом автомата нанес удар в лицо ингушскому милиционеру; сразу же поднялась беспорядочная стрельба в воздух и на поражение. Все участники конфликта что‑то кричали, но за оглушительными автоматными выстрелами никто никого не слышал – мертвые с обеих сторон тем более.
Не сдержавший своих эмоций, как и все, распалившись от вида крови и тел умерших, гордый Ризван, забыв про осторожность, распахнул бронированную дверь, не целясь выстрелил в сторону ингушей, и тут же его тело, сраженное ответной автоматной очередью, безвольно вывалилось из кабины.
Глаза невозмутимого Салауди продолжали безучастно рассматривать текст документа – «Постановление о приводе подозреваемого по ст. 158 ч. 2 УК РФ»
[8]
…
* * *
– …Да-а, – произнес Влад, – дивные дела в имагате Галгайче
[9]
твогятся.
Ингуши промолчали. Владислав выудил из нагрудного кармана насквозь промокшую пачку сигарет, состроил огорченную мину:
– Ну-у, все пгомокло! – Его тут же угостили сухой сигаретой, дали прикурить. – А у меня одноклассник чеченец был, Хизигом звали, лучший дгуг… – Аккуратно, чтобы не помять, сунул мокрую пачку обратно в карман, авось еще кто‑нибудь проедет.
– Это где?
– У нас, дома. Мать с отцом умегли, и он в Ггозный уехал с семьей. Хогоший мужик был.
– Когда уехал?
– А пегед самой войной. Кто ж знал, что так будет, и где он сейчас?.. Джават Исмаилов тоже… вообще‑то он дагестанец.
– Да-а…
В это время к бэтээру подъехал «уазик» с Топорковым и группой сопровождающих его бойцов. Водитель машет рукой, подзывает:
– Вла-ад!
– Ну, ладно, мужики, бывайте, наш козел с пговегкой пгиехал. Стгеляли бы – не пгиехал бы. – Уже собираясь выходить из машины, вспомнил: – Ах, да, кстати, Гоме сегная мазь нужна, в следующий газ пгивезите, пожалуйста.
– А зачем тебе серная мазь?