Нас не брали в плен. Исповедь политрука - читать онлайн книгу. Автор: Анатолий Премилов cтр.№ 29

Комиссар спросил нас, что мы думаем делать. Я сказал, что мы догоняем свои войска. «А мы еще побудем здесь, разведаем обстановку, а может, начнем партизанить. Не хотите с нами?» Если бы я не был ранен, то, вероятнее всего, остался бы партизанить, но так мне пришлось отказаться. Комиссар разрешил нам воспользоваться лодкой, и в два рейса мы добрались на левый берег Сожа. Это была уже Черниговская область Украины, но вскоре наш путь снова пролег через землю Белоруссии. Старший лейтенант Божко заявил: «Вы уходите в Россию, а я пойду на Украину; я украинец и не хочу идти с вами» — и ушел. Теперь нас осталось пять человек: два командира, два бойца и я, политработник. Получая информацию от случайно встреченных людей, мы избегали столкновений с немцами. Зато несколько раз мы сталкивались с небольшими группами советских бойцов и даже одиночками, как и мы, пробирающимися к своим. Нам рассказали, что фронт теперь по Десне, но у нас не было карты, никто из нас в этих местах не бывал, и мы не могли себе представить, где находимся, как далеко до Десны и какая перед ней местность. Временно объединившись с небольшой группой танкистов, а затем вновь расставшись, мы шли теперь уже по Брянской области. На восток...

Ботинок с правой ноги я давно бросил — он износился, но в одном из сел, где нас накормили, хозяин дома подарил мне две пары лаптей и онучи. Теперь ногам стало теплее, и, двигаясь последним, я своими следами от лаптей искажал следы группы в армейских сапогах. Лес на нашем пути стал гуще и плотнее. Опять попались немецкие листовки, в которых, агитируя на сдачу в плен, немецкие пропагандисты писали, что ими взяты Ленинград и Москва. Мы не верили немецкой брехне и при встречах разъясняли населению, что это ложь. В одной из деревень, где немцев жители еще не видели, нас пригласили подкрепиться перед дорогой, и дочка кормившей нас хозяйки (за угощение я отдал нашу пачку чая) сказала мне: «Дедушка, оставайся у нас в колхозе, проживешь, пока наши не вернутся». Я ответил: «Нет, пойдем к своим и будем воевать. И к тому же я не дедушка, мне только тридцать лет». Моя борода с проседью делала меня стариком...

Через много дней с начала нашего пути я впервые разбинтовал свою ногу до самой раны. Вроде все идет нормально, рана чистая, небольшая, слепая, — осколок от постоянной ходьбы сместился в низ икры и остался в мышце. Я пробовал шильцем от складника проколоть кожу и вытащить осколок, но ничего не получилось. Рану хорошо предохраняла от сырости плотная прорезиненная оболочка, в которую был упакован пакет. Хорошо тогда санинструктор забинтовал мне ногу! Прогрев ногу на солнце, я снова забинтовал ее и больше не тревожил.

Мы сутками ничего не ели, очень хотелось есть, но у нас не было никаких запасов — приходилось терпеть голод. Плохо было и курящим Настюхе и шоферу: чтобы добыть у кого-нибудь курева, им приходилось идти на риск. С выходом в Брянскую область и наступавшими пасмурными днями мы шли зигзагами — то к северу, то в востоку, а иногда и к югу. Петляя, мы все же приближались к Десне. Ночевки в лесу, осторожное приближение к деревням, встречи с местными жителями, следы боев, безымянные могилы и следы стоянок немцев... Последующие дни и ночи до подхода в район Десны остались в моей памяти отдельными эпизодами. Раз ночью вышли к водяной мельнице. Постучали, вышел мельник, дал нам хлеба и, покачивая головой, сказал: «Куда идете и зачем, куда каждую ночь сколько вас проходит?» Мы ответили ему, что идем к своим войскам для продолжения борьбы против немцев.

В одной из деревень, где не было немцев, я попал в дом к старикам, и они охотно угостили меня вареной картошкой с хлебом. Пока я ел, дед вышел, и больше я его не видел. У меня возникло подозрение, и, побыстрее закончив еду и поблагодарив хозяйку, я вышел на улицу, где встретил двух мальчишек, старшему из которых было лет тринадцать. К нам подошел капитан с винтовкой, и паренек постарше обратился к нему: «Дайте нам винтовку, мы кокнем одного деда-предателя». — «Какого?» — «А того, у которого вы ели. Он выдал немцам двух красноармейцев и вот теперь побежал в соседнюю деревню сообщить немцам о вашем приходе, а вас уговорили бы на ночь остаться». Винтовку мы ребятам не дали, но посоветовали им караулить деревню и сообщать заходящим сюда красноармейцам об этом предателе. Мы пошли навстречу деду, но он был очень шустрый, как сказали мальчики, — бегал бегом и обратно возвращался лесом, а не по дороге.

Заканчивалась первая половина сентября, и ночи были такие холодные, что меня пробирала дрожь. В одном из брошенных хуторов мы нашли на чердаке дома рваное мужское пальто. Я надел его и теперь чувствовал себя вполне готовым к возможным холодам осени. На деревьях висели прикрепленные распоряжения немецкого коменданта: за малейшее нарушение немецкого порядка — расстрел, в том числе и за хождение ночью. Мы не обращали внимания на эти угрозы и шли. Натолкнулись на перекресток дороги, где на деревьях висели немецкие указатели направлений. Я читал по-немецки и понял, о чем написано. Мы переменили местами указки, может, это внесет путаницу в движение машин.

Запомнились последние дни нашего перехода. Мы вышли на открытую местность; вдали за Десной синел сосновый лес. Мы сидим среди мелких кустов. Дождь, пасмурно. Недалеко Погар, через него проходят дороги на запад на Стародуб, на восток в Трубчевск, на север в Почеп. Сидим голодные, кругом никаких деревень, к Десне открытая местность. Переправиться тут через нее невозможно. Над нами бреющим полетом пролетали немецкие самолеты: так низко, что в кабинах видны были летчики. Настроение тягостное. Где найти место для переправы через Десну? Подумав над этим с капитаном, мы решили податься к югу, где виднелся лес. Вышли к неизвестной деревне. Чтобы сориентироваться, нам требовалась карта, хотя бы из школьного учебника истории. Мы узнали, что здесь живет учительница, и пошли к ее дому. Уже полночь, очень темно. Стучимся — никакого ответа, но когда мы сказали, что будем ломать двери, женщина открыла нам дверь. Карты у учительницы не было, а когда мы спросили, почему не открывала, кого прячет, она призналась, что с ней живет бывший военный фельдшер. Это был здоровый детина; мы пригласили его идти с нами к Десне, но он ответил, что два раза ходил, пытался подойти к реке, но кругом немцы на машинах, и пройти не смог, — и мы не пройдем. Мы пристыдили этого молодого воина, оставшегося «в зятьях», ему, видно, неплохо жилось у этой учительши, — а нам здесь даже картошки не предложили! Снова больше суток мы не ели ничего, — лишь уйдя из деревни и взяв направление на восток мы, с разрешения не открывшего нам дверь хозяина отдельно стоящего дома, нарвали в его фруктовом саду хорошей антоновки. Выйдя к окраине большого населенного пункта (потом мы узнали, что это г. Гремяч Черниговской области), мы наткнулись на немецкие машины. Как нас немцы не обнаружили — уму непостижимо! Это можно объяснить только тем, что по опыту войны в Европе немцы верили в покорность и безропотность жителей и воинов побежденной страны, сразу объявив свои устрашающие меры за нарушение немецких правил поведения.

Темной ночью мы ушли из Г ремяча и вышли в большую сухую балку, поднялись в самый верх и провели здесь без сна остаток ночи. Мы сидим у самого города, у немцев под носом! Вот над нами появился наш четырехмоторный тяжелый бомбардировщик — летит с задания после бомбежки. Скорость у него небольшая, скоро его нагнали два «мессершмитта» и открыли огонь: бомбардировщик задымил, один член экипажа выпрыгнул на парашюте перед городом и попал к немцам в плен, а самолет, объятый пламенем, с огромным хвостом дыма спикировал на окраину Гремячего и рухнул на немцев. Это было тяжелое и печальное зрелище.