Был у меня друг - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Шкода

В этой жизни победить можно все – это серьезно, но это не главное. Гораздо важнее – не забыть, во имя чего ты побеждал.

– Смотри, Санек, – тихо сказал Равшан, – парня тяжелого привезли, похоже, грудина навылет.

Скривившись от боли, Саша приподнял двумя руками загипсованную до колена ногу и осторожно поставил ее на пол. Взяв прислоненные к спинке его железной койки костыли и осторожно приподнявшись с кровати, он медленно приковылял к Равшану. Узбек, застывший у распахнутого настежь окна, внимательно изучал прилегающую к Центральному госпиталю территорию.

– Похоже, без сознания…. Плохи его дела. Смотри, какой он бледный, прямо как известь, – произнес Равшан, помогая Саше пристроить костыли у подоконника.

Во дворе двое рослых санитаров-сверхсрочников торопливо несли в сторону входа в операционный блок брезентовые полевые носилки. На них, безжизненно покачиваясь в такт движению, лежал молодой светловолосый парень, одетый в серый горный костюм, сшитый из плотной непродуваемой ткани. На груди костюм был разорван, и с высоты второго этажа хорошо было видно бурое пятно, зловещей кляксой запекшееся на белых бинтах по самому центру груди. «Если в «горняшке», значит, прямо с боевых», – машинально подумал Саша, с трудом удерживая загипсованную ногу на весу.

– Откуда воин? – спросил он у товарища, сощурив глаза от слепящего света стремительно набиравшего силу раннего кабульского солнца.

– Аллах его знает, – пожал плечами Равшан и, зло сплюнув в открытое окно, холодно добавил: – Ну уж точно не из батальона охраны продовольственных складов.

Тем временем угрюмые санитары, ненадолго скрывшись в дверях операционного отделения, вновь появились на улице и молча направились в сторону хоздвора. Один из них нес на плече сложенные пополам носилки, второй молча курил на ходу, постоянно сплевывая себе под ноги. Когда они проходили мимо окна Сашиной палаты, он их окрикнул:

– Слышь, парни! Откуда раненый?

– Из Гардеза, – не поднимая головы, равнодушно ответил санитар с носилками и после небольшой паузы добавил: – Сегодня его в районе Диаранхвара «дух» снял.… Пуля прошла навылет.…

– Снайпер? – уже в спину санитару крикнул Саша.

– Не знаю, – так же угрюмо буркнул сверхсрочник и скрылся за углом центрального корпуса.

– Ну, если из Гардеза, то все понятно. Там ребята без дела не сидят, постоянно в горах огребают, – сказал Равшан и очень медленно, по осевой, развернул свое завернутое в плотный корсет тело. Затем, медленно переставляя ноги, как заржавевший дровосек из детской книжки, он подошел к стоявшей у самой стены кровати под панцирной сеткой, на которой лежал наскоро сбитый гвоздями деревянный щит. С большим трудом, сначала встав на колени с вертикально застывшим корпусом, затем согнувшись под прямым углом и положив верхнюю часть туловища на койку, узбек развернул свое тело набок и поочередно перенес на кровать обе ноги. Приложив немалые усилия, Равшан наконец устроился на своем жестком лежбище. Тяжело отдуваясь, он, как мог, вытянулся на спине и, тоскливо глядя в потолок, спросил: – Ты, Санек, был в Гардезе?

– Нет, – ответил Саша, чувствуя, как наливается кровью и начинает пульсировать искалеченная нога.

– А я был, десантно-штурмовая бригада там стоит, – все так же глядя в потолок, задумчиво сказал Равшан, – наш саперный полк на Хост через них перебрасывали. Несколько дней мы там стояли, воюют парни постоянно.… И самое интересное, лютые они там все до ужаса. Глаза у всех словно остекленевшие. Как зомби ходят, особенно молодые, их там шнурами зовут. Наши «деды» хотели одного из них построить, так, по приколу, делать им нечего было. Этот парняга, «молодой» ихний, мимо наших палаток зачем-то проходил, наверное, в пекарню шел, она у них на самом краю бригады стоит. Худой такой весь, глаза красные…, у-у-у, шайтан! Ну, и кричат они ему: «Эй, салабон, ты че это мимо «дедушек» проходишь и честь не отдаешь? Охренел, что ли, «дэшэбист»? Ну-ка, махом нагнулся на маклуху, прыщ!» А он им такой концерт устроил, долго помнить будут. Достал, значит, из кармана «эфку» боевую, вытащил кольцо, поднял ее над головой и говорит: «Вы че это, чуматура, над десантом приколоться решили? Ну…, эт-то вы зря». Поставил их в упор лежа и прокачал по полной программе. Затем спокойненько колечко обратно вставил и зашагал по своим делам. Представляешь? Это у них шнуры там такие, какие же у них тогда дембеля?

– Да-а… – понимающе протянул Саша, закрывая окно, – слышал я про них. Во все дыры их швыряют, оттого и злые, потери у них постоянно.… В общем, одно слово – Гардез.

Саша приковылял к своей кровати и, убрав костыли, осторожно лег на левый бок лицом к окрашенной в зеленый цвет безмолвной стене. Растревоженная передвижением от койки к окну и обратно нога нестерпимо ныла, а раздробленная кость вызывала непереносимое ощущение человеческого отчаяния, внезапно нахлынувшего на раненого солдатика.

Закрыв глаза, он попытался справиться с этим состоянием, но получалось плохо. Все его сознание безнадежно растворилось в нестерпимом физическом страдании, и никаких иных мыслей в его воспаленном мозгу в этот момент не шевелилось, кроме одной: как справиться с этой адской болью?

И тут перед глазами страдающего от боли связиста возникло бледное, безжизненное лицо того парня с разорванной в клочья грудью, которого только что пронесли на операцию….

Эта невеселая картина на время отвлекла Сашу, и он вскоре почувствовал облегчение своей личной боли, которая, уходя, блаженно разнесла по телу умиротворяющее тепло. Но в то же время ему стало стыдно за свое малодушие: «Я тут лежу, живой и почти здоровый, дурью маюсь, а парень там под скальпелем может умереть в любую секунду, не приходя в сознание……»

Эх, жизнь! Противоестественно, но совершенно очевидно то обстоятельство, что при виде чужого, более глубокого по сравнению с твоим страдания тебе самому становится легче. Ведь всегда найдется человек, который страдает больше, чем ты, и всегда есть тот, кому намного тяжелее переживать наступившую минуту отчаяния, чем тебе. А это значит, что всегда можно найти объект, созерцая страдание которого, ты сам постепенно успокаиваешься.

Но тревожит душу не это, а то, что до сей поры нам так и не объяснили, с какой же все-таки целью наша жизнь наполнена разнообразными мучениями, от которых мы все время хотим избавиться и жить счастливо. И почему в нашей истории не было ни одного человека, сумевшего пройти свой земной путь, ни минуты не страдая. Кому-то достается больше, кому-то совсем чуть-чуть, кто-то получает всю отмеренную ему боль сразу, а кто-то небольшими порциями и постепенно, но очевидно одно: все жившие до нас и здравствующие ныне познали горький вкус всевозможных лишений, а тех, кому еще лишь суждено появиться на свет божий, уже на входе в нашу обитель ожидает боль.

И вот что удивительно: среди нас есть те, кто, делая осознанный выбор, умышленно бросает себя в пучину тяжелых испытаний, каким-то немыслимым образом осознавая – без этого дальнейшая жизнь потеряет всяческий смысл.