Убей или умри! - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Стукалин, Михаил Парфенов cтр.№ 24

— Русский снайпер бьет, — жалуется Бауер, — лупит, сука, не переставая. Он один чуть ли не половину взвода уже уложил.

— Я ничего в такой свалке поделать не смогу. Как его выследишь, если голову даже поднять нельзя?

— Люди гибнут, — умоляюще смотрит на меня капитан. — И поддержки артиллерии мы лишились, не знаю почему, но связь со штабом пропала. А ведь фон Хельц обещал прикрывать нас огнем.

— Опять фон Хельц, — сквозь зубы цежу я.

— Как только иваны поймут, что мы без прикрытия здесь торчим, тут же возобновят атаку, — будто не слыша моей реплики, говорит капитан.

— Да, ситуация паршивая, ничего не скажешь…

Русские пулеметы строчат не умолкая, невозможно высунуться. Пули с глухим звуком застревают в бруствере, выбивая фонтанчики земли.

— Если они сейчас опять пойдут в атаку, мы их не удержим, — орет мне на ухо Бауер.

Я киваю. Без дополнительных сил нам не продержаться и получаса, это точно. Пора отступать. Спасительная артиллерия смолкла по никому не ведомой причине.

Неожиданно русские пулеметы стихают, стрельба прекращается. Даже сухое чихание карабинов пропало. Что происходит? Неужели русские решили прекратить наступление на этом участке? Но в чудеса тут никто давно не верит. Смотрю на поле через маленькую щель между двумя мешками с песком. Русские на месте, они никуда не делись. То тут, то там мелькают в окопах и воронках зеленые каски. Но почему не стреляют?! И тут я вижу причину. Мы все ее увидели…

Белая лошадь с маленьким жеребенком бредут по полю между противоборствующими сторонами. Лошадь едва передвигает ноги, склонив голову к самой земле. В ее левом боку огромная рваная рана, из которой струйками стекает кровь, заливая брюхо благородного животного. Скорее всего, в бок попал осколок. Лошадь пошатывается. Пегий жеребенок неуклюже семенит за ней, тычась ей в другой бок, словно подталкивает. Он как будто чувствует, что все происходит не так как надо, и пытается помочь матери.

Господи, среди всего хаоса и ужаса, что мы тут натворили, на эту картину смотреть особенно больно! Чья это лошадь? Может, отбилась от немецкого обоза, а может, от русского. Или идет от сожженной недавно деревни, спасая себя и своего жеребенка от войны. Да какая разница, черт подери! Бедное животное пересекает поле, на котором только что рвались снаряды и свистели пули. Видимо, жуткая боль окончательно притупила в ней инстинкт самосохранения. Ей теперь все равно куда идти, лишь бы спрятаться от этой кошмарной бойни, устроенной людьми. Спрятаться и спасти своего детеныша.

— Че-е-ерт, — снимает каску и протирает вспотевший лоб Бауер. Лошадь кажется миражом, чем-то мистическим. Само ее появление говорит нам: «Что вы творите, люди?! Зачем так бессмысленно и жестоко убиваете друг друга?! За что мы, бессловесные твари, не причинившие вам вреда, страдаем в вашей безумной бойне?!»

Кровь на ее белом боку блестит огромным ярко-красным пятном.

Никто не решается возобновить стрельбу. Сотни глаз с обеих сторон завороженно глядят на печальное шествие. Сотни людей сейчас думают об одном и том же.

— Курт, добей эту беднягу! — умоляюще просит Земмер. На его глазах слезы.

— У них там снайпер работает, — резонно отказываюсь я. — И высунуться не успею, как он меня снимет.

— Но только ты со своей оптикой сможешь мгновенно избавить ее от мучений.

У меня сердце сжимается от боли. Это животное олицетворяет сейчас всех наших жен, дочек, матерей, которых пожирает бессмысленная война. Черт с нами со всеми! Мужчина не может не воевать, это заложено в его крови, но они… Они просто несчастные жертвы безумных мужских игрищ.

И я понимаю, что должен сделать это. Сделать прямо сейчас, несмотря на русского снайпера и пулеметы. Обязан добить бедное животное, избавить его от страданий. Капитан Бауер и Земмер смотрят на меня.

Пригнувшись, перебираюсь чуть правее. Там хорошее место для снайперской позиции. Вот только и русский стрелок наверняка об этом знает. Отчетливо понимая, что подвергаю себя серьезному риску, твердо решаю пристрелить лошадь.

Чуть-чуть высунувшись, быстро определяю расстояние и прячусь обратно. Без малого сто метров. Попасть в такую крупную мишень не составляет особого труда. Приседаю на дно окопа и внутренне собираюсь. Всего один выстрел. Решаю бить в голову. Капитан, не отрываясь, смотрит на меня, но не торопит. Он знает, как я рискую.

Секунду помедлив, высовываюсь из окопа, тут же припадаю к оптике. Ловлю цель, задерживаю дыхание и нажимаю на спусковой крючок.

Сквозь прицел вижу, как пуля бьет лошади в голову, и в тот же миг с русских позиций грохочет выстрел.

— Сссука! — восклицаю я, ожидая, что вот сейчас пуля русского снайпера войдет мне в лоб, мысленно кляну себя за то, что согласился на бездумный поступок… Но ничего не происходит… Сквозь оптический прицел вижу, как образуется новая черная дырочка в голове лошади — пуля русского прошла навылет… Он нажал на спусковой крючок долей секунды позже меня… Он рисковал жизнью так же, как я…

Несчастное животное умирает мгновенно. Замечаю ивана по блику его оптики. Он не прячется. Русский точно так же, как и я смотрит в свой прицел. Он видит меня, я вижу его. Мы одновременно с ним приняли это трудное решение и избавили бедную лошадь от мук, а теперь разглядываем друг друга. И я знаю, я никогда прежде ни в чем не был так уверен! Я знаю, что мой враг не собирается стрелять в меня. И он знает, что я не нажму на спусковой крючок. У нас обоих есть отличная возможность покончить с неприятелем, но мы не сделаем этого. Есть нечто большее сейчас между нами двумя, чем взаимная ненависть… Уважение друг к другу… Я вижу в прицел, как русский чуть отрывает ладонь правой руки от винтовки и слегка машет мне открытой ладонью. Я повторяю его жест.

Жеребенок, напуганный выстрелами, быстро, но неуклюже скачет через поле и скрывается в подлеске. Все провожают его взглядами, больше не раздается ни одного выстрела.

Русский исчезает из виду, а я, совершенно обессиленный, опускаюсь на дно траншеи, крепко сжимая винтовку побелевшими пальцами. Перед глазами все расплывается. Возможно, это последствия контузии в церквушке. Бауер подсовывает мне флягу со шнапсом, и я делаю несколько глотков. Кто-то угощает меня сигаретой. Мое сознание витает в каких-то других мирах, в другой действительности, спасая от окружающего безумия. Сколько я провел времени в таком состоянии, не помню. Прихожу в чувство от жжения в пальцах. Удивленно смотрю на зажатую в них истлевшую сигарету. Она рассыпается в пыль.

— Поднимайся, герой.

Поморгав, стараюсь сфокусировать взгляд, и вижу бледное лицо капитана Бауера.

— Русские отошли на свои позиции, они не взяли нашу высоту! — с гордостью говорит он. — Слышишь, Курт?!

Да, я хорошо слышу его. Мы опять удержались, это великолепно, но какой ценой? Что мы тут отстаиваем, спрашивается? Никому не нужное поле, полуразрушенную церковь? Ради этого полегло столько наших пехотинцев? Все эти выбитые из голов мозги и вывалившиеся внутренности ради этого говенного куска земли?! Держаться тут до конца, когда в нескольких километрах подготовлена отличная линия обороны, и туда стянуты резервные силы? Я видел все это вчера собственными глазами. Мы могли отойти, и обороняться там, обойдясь без таких чудовищных потерь! В голове моей роится множество вопросов, на которые никогда, кажется, не найду ответа. Пелена застилает глаза. С трудом поднимаюсь, и ненавидящим взглядом смотрю на капитана, который бережно держит меня под локоть.