Штрафбат смертников. За НЕправое дело - читать онлайн книгу. Автор: Хайнц Гюнтер Конзалик, Расс Шнайдер cтр.№ 58

Но на деревянном мосту было полным–полно полевой жандармерии, проверявшей документы, командировочные удостоверения, пропуска и так далее. Вполуха слушая разговоры вокруг, рассеянно отвечая на вопросы о цели прибытия, Дойчман не спускал глаз с домика на берегу Днепра. Там ничего не изменилось: те же сложенные у входа дрова, та же покосившаяся дверь на скрипучих петлях, та же ведущая к ней протоптанная в снегу тропинка…

— Останься! Хоть на часок, понимаешь! На один час! — умоляла она.

— Не получится. Мне нужно идти.

— Мы никогда больше не увидимся! — выкрикнула Таня. — Я знаю, знаю, я чувствую это. Ты пришел, а теперь ты уходишь. Уйдешь, и больше не вернешься. Я люблю тебя… И никуда не пущу тебя, никуда!

Взяв кружку с крымским вином — Таня достала вино откуда–то из своих припасов, — Эрнст сделал большой глоток.

— Я убью тебя, только попробуй уйти, — едва слышно произнесла Таня.

Дойчман молчал.

— Михаил, ты останешься здесь, со мной, — еще тише сказала девушка и шагнула к печи.

Дойчман отрицательно покачал головой:

— Опомнись, Таня! Очнись! Мы не имеем права терять голову!

— Весь мир с ума сошел, рвет себя на части, убивает себя, а ты призываешь меня не терять головы! Вы, немцы, никогда не теряете головы! Останься со мной! Будешь жить у нас, я спрячу тебя, а когда вы… Когда немецкие солдаты уйдут, я всем скажу: «Вот это Михаил, которого я люблю!» Оставайся!

— А потом ваши поставят нас с тобой к стенке и расстреляют, — уставившись в пол, пробормотал Дойчман.

— Михаил! — изменившимся голосом позвала его Таня.

Подняв голову, Эрнст оторопел — в руках у Тани был пистолет. Советского производства. Она навела оружие на него.

— Оставь эти глупости! — едва ли не с досадой произнес он.

— Только уйди, слышишь? Только попытайся — и я убью тебя! — с угрозой произнесла Татьяна.

Посмотрев на нее, Дойчман заметил в глазах Татьяны пугающий, холодный огонь — она на самом деле убьет меня, мелькнула мысль. Нагнувшись, будто поправить сапог, он внезапно бросился на нее, толкнул к стене и вывернул руку с оружием. Пистолет с глухим стуком упал на деревянный пол. Отбросив его ногой к двери, Дойчман пытался заслониться от обрушившихся на него ударов девушки.

— Собака! — вне себя кричала она, отчаянно молотя кулаками по его лицу. — Ты… Ты просто собака, вот ты кто! Ненавижу тебя! Убью! Ненавижу! Ненавижу! Убью!..

И вдруг, всхлипнув, беспомощно опустилась на пол. Спина ее конвульсивно вздрагивала.

— Оставь меня! — успокоившись, попросила она.

Поднявшись, Таня, не глядя на Дойчмана, прошла мимо и рухнула на постель.

Эрнст не знал, как быть. Утешить? Разве это поможет сейчас? Постояв минуту или две, он подошел к лежавшей на одеяле девушке и неловко погладил ее по спине. А потом направился к дверям. Перед тем как уйти, он поднял с пола пистолет и положил на стол.

— Таня! — позвал он.

Никакого ответа. Беззвучно рыдая, девушка лежала на кровати.

— Таня! — позвал Эрнст еще раз.

— Уходи! — сквозь плач устало пробормотала она.

— Ты, пожалуйста… Знай и помни, что я люблю тебя… Ты… ты подарила мне новый мир, целый мир… Я никогда тебя не забуду.

— Уходи!

— Хорошо, я уйду.

Таня ничего не ответила, и он вышел из хаты. Закрывая за собой дверь, он вдруг понял, что больше сюда не вернется. Еще один прожитый кусок жизни.

А Таня, лежа на постели, плача гладила углубление на подушке — место, где только что рядом лежала голова ее Михаила.

— Ох, Михаил, как я тебя люблю! Если бы ты только знал… Я… ненавижу их… Всех, всех… Не–на–ви–жу!

Берлин

В Берлине шел снег. Огромные мокрые хлопья, спадавшие с помрачневшего неба, таяли, едва упав на каменные плиты террасы. Доктор Кукиль стоял у окна, уставившись на голые ветви деревьев сада, тоскливо маячившие во мгле долгого зимнего рассвета. На его побледневшем хищном лице застыло спокойствие. Взгляд широко раскрытых глаз был устремлен вдаль, словно он пытался сосредоточиться на чем–то, лежавшем вдали. В конце концов он повернулся, задернул тяжелые гардины и, поеживаясь, прошел к письменному столу, уселся и стал писать.

«Уважаемый коллега доктор Дойчман!

Скорее всего это письмо запоздает к вам. Во имя любви к вам, чувства, заставляющего меня склонить голову и совершенно непостижимого для такого человека, как я, ваша супруга Юлия повторила на себе тот самый эксперимент, который в свое время был вменен вам в вину как попытка членовредительства. Ею руководило стремление доказать вашу невиновность и объяснить неудачу вашего первого эксперимента малой эффективностью выделенного вами вещества — вакцины. Судя по всему, ваша жени ввела себе значительную дозу золотистого стафилококка; профессор доктор Бургер, доктор Виссек и я склонны полагать, что в настоящий момент нет средства для ее спасения.

Тогда во время подготовки экспертного заключения для предстоящего процесса я исходил из существующего состояния медицины и на основе чисто умозрительных заключений взял на себя смелость оспорить ваш научный подход, ибо предпринятое вами и вашей супругой было настолько невероятно, даже фантастично, что трезвый рассудок отступил. Однако теперь мне совершенно ясно, что я заблуждался. Согласно поступившим из Англии сведениям, тамошним ученым удалось получить результаты, которые стремились получить вы. Но в данный момент не это суть важно. Понимаю, каким ужасным ударом для вас окажется это известие, тем более что вы сейчас не в силах что–либо изменить. Поверьте, я целиком и полностью разделяю ваше чувство утраты супруги и всего, что с ней связано, ибо я сам — не могу не признать этого — проникся чувством глубочайшего уважения к этой женщине.

Сейчас, когда жизнь ее принесена в жертву самоотверженной любви к науке, я заверяю вас в том, что предприму все, что в моих силах, чтобы вытащить вас из штрафного батальона. Не сомневаюсь, что единственное утешение для вас — ваша работа, и со своей стороны обещаю вам всестороннюю поддержку. Вы услышите обо мне уже скоро, несколько дней спустя; я убежден, что пройдет не так много времени и вы вернетесь в Берлин. Я с чувством горечи признаю свою ошибку. И спасти вашу супругу было бы для меня наивысшим благом. Ваш вечный должник.

Доктор Кукиль».

Он тут же запечатал письмо и написал на конверте адрес. Поднявшись из–за стола, доктор Кукиль несколько секунд постоял, будто раздумывая о чем–то, потом вышел из дому.

Еще до полудня он отнес письмо в ОКВ на Бендлерштрассе — его широкие связи не подвели его и на этот раз: его письмо было отправлено в Оршу с пометкой «весьма срочно». Около полудня доктор Кукиль вновь позвонил в клинику «Шарите». С каменным, еще сильнее побледневшим лицом он потребовал к телефону доктора Бургера.