Штрафбат смертников. За НЕправое дело - читать онлайн книгу. Автор: Хайнц Гюнтер Конзалик, Расс Шнайдер cтр.№ 25

— Так что там с проводом? — нетерпеливо спросил он.

— Перерезан, — ответил Видек.

Он уже успел подсоединить контрольный аппарат. Крутанув ручку, он стал вслушиваться в трубку, и несколько секунд спустя его лицо осветила довольная улыбка — на другом конце послышался голос Крюля.

— Ну что, нашли наконец? Что там случилось, вы, недоумки?

— Провод был перерезан, — ответил Видек.

Из трубки послышался квакающий голос Крюля. Обер–фельдфебель бранился на чем свет стоит. Тут, плутовато улыбнувшись, унтер–офицер Хефе взял из рук Видека трубку.

Тартюхин и Старобин переглянулись, и Петр прошептал:

— Ты — слева направо, а я справа налево… так мы их с двух сторон…

Тартюхин крепче прижал приклад автомата к плечу.

— И старайся попасть им в пузо! — шепотом добавил он. — Я скажу, когда открыть огонь…

Голос Тартюхина звучал едва ли не ласково.

Карл Шванеке встал на колени рядом с Видеком, взяв провод в руки, стал его рассматривать, потом ощупал его. И вдруг, резко обернувшись, бросился в снег с криком:

— Ложись!

Буквально в одну секунду все лежали ничком в снегу. И в тот же момент затрещали автоматы Тартюхина и Старобина. Стреляли из кустов неподалеку от дороги. Еще падая в снег, Гуго ощутил тупой удар в левое плечо, тут же онемевшее. Странно, но боли он не почувствовал и так и не понял, что произошло. Не сразу и ощутил, как по спине стекает тепловатая жидкость. Только тогда он сообразил, что ранен.

— Черт, меня подстрелили, — с каким–то даже удивлением простонал он.

Рядом, вжавшись в снег, лежал Видек. Услышав Гуго, он повернулся к нему и спросил:

— Куда попали?

— В плечо.

— Вот же дьявол — если бы мы хоть могли открыть ответный огонь! А то ведь нечем! — в отчаянии пробормотал Видек.

На всю их группу был единственный автомат, из которого сейчас вовсю палил залегший в снежной ложбине унтер–офицер Хефе. Откуда именно их обстреляли, он понять не мог, но палил наугад, решив прочесать местность.

Тартюхин со Старобиным, словно лисы, затаились за снежным бугром. Но пули свистели далеко в стороне и выше. Оба вновь дали несколько очередей. Шванеке подполз к Петеру Хефе.

— Провод был перерезан! — с искривленным от досады лицом доложил он. — И если бы не ты, нас бы давно перещелкали, как козлят.

Унтер–офицер Хефе чуть приподнял голову, но тут же вынужден был снова вжаться в снег — одна очередь русских прошла чуть выше их голов, вторая взметнула снег в полуметре впереди. Не целясь, Хефе нажал на спусковой крючок и длинной очередью прошелся по кустам.

— Дай–ка лучше мне, так не стреляют! — сердито произнес Шванеке.

Он уже трижды побывал в России, он знал противника, знал хорошо, не хуже себя самого.

Петер Хефе без разговоров отдал ему автомат, будто был рад отделаться от этой штуковины. Ощутив прикосновение холодного металла, Шванеке сразу почувствовал себя другим человеком, он как бы слился с оружием, к которому успел привыкнуть за годы войны, сжиться с ним, будто и на свет появился с автоматом в руке. Пока подтягивались остальные, собираясь группой — Видек тащил раненого Гуго, — Шванеке перекатился за сугроб и стал методично простреливать каждый куст, потом, сменив обойму, продолжил прицельный огонь. Он, как и Тартюхин с Михаилом Старобиным, был теперь в своей стихии. Реакция его была молниеносной — совсем как у дикого зверя. О грозившей ему опасности в этот момент он не думал, а думал о том, как побыстрее уничтожить своего противника.

Шванеке прекратил огонь. Смысла нет тратить патроны, если не видишь врага. А заснеженная дорога лежала перед ними, словно ничего не происходило. На горизонте темнел лес, грозный, таинственный, полный опасностей. Петр Тартюхин и Михаил Старобин неподвижно лежали за своим сугробом, а Шванеке — за своим. Противники, стараясь ничем не выдать себя, даже дышать боялись. Тартюхин осторожно повернул желтое лицо к Михаилу. Последняя автоматная очередь прошла буквально впритык, заставив их насторожиться. Теперь уже стрелял человек опытный, знавший, как верно распределить огонь.

— Этот уже имел дело с нами! — прошептал он, остро ощутив исходившую от невидимого противника опасность. — К ним прибыло подкрепление, так что давай–ка убираться отсюда подобру–поздорову!

Тут напряженную ночную тишину прорезал резкий звонок полевого телефона. Голос из другого мира. Тартюхин, осторожно приподняв голову, стал всматриваться туда, откуда донесся звук. Эрих Видек, лежавший рядом с аппаратом, дотянулся до него и взял трубку.

— Тише вы там! — прошипел он в микрофон.

Но трубка не унималась — оттуда сыпалась брань обер–фельдфебеля Крюля.

— Идиоты! Где связь с 1–й ротой?

— На небесах! Мы попали под обстрел. Партизаны! Рядовой Зимсбург ранен…

И тут снова застрочил автомат Тартюхина. Он бил наверняка — туда, откуда послышался звонок. Швырнув трубку прямо в снег, Видек вжался в продавленную им в снегу ложбину.

Обер–фельдфебель Крюль, замерев, сидел на жестяном ящике, тупо уставившись в пространство. Сначала он не мог, отказывался осознать произошедшее. Потом до него постепенно дошло, что он на Восточном фронте, в этой проклятой стране, которой он пуще чумы боялся. И осознание этого, которое он все эти дни старательно вытеснял из разума, вмиг превратило его в трясущееся от ужаса подобие человека.

— Они попали под обстрел! — пролепетал он.

В трубке он действительно услышал несколько выстрелов, потом раздался щелчок, и все стихло.

— Попали в аппарат!

Крюль, словно ожегшись, бросил трубку, словно пули через нее могли добраться и до него сюда. Побледнев, он весь колотился от страха, даже не замечая этого.

— Их обстреляли партизаны… Зимсбург ранен…

— Вот так и бывает на войне, обер–фельдфебель! — многозначительно резюмировал Обермайер.

И тут же, повернувшись к Кентропу, скомандовал:

— Берите 12 человек и туда! Быстро! И поосторожнее там, ни к чему зря терять людей. Гранаты с собой возьмите! И санитара — Дойчмана — тоже!

— Какая свинья! — в ярости пробормотал Шванеке. — Дрянь паршивая!

Встав на колени, он стал стрелять по двум петлявшим как зайцы, удалявшимся темным фигуркам, то исчезавшим за кустами, то вновь появлявшимся. В конце концов они растворились во тьме.

Михаил, тяжело дыша, бежал за ловко маневрировавшим среди низких деревьев Тартюхиным. Злобное тарахтенье немецкого автомата вселяло страх». Упругие ветви кустарника царапали в кровь лицо, но он, невзирая на них, мчался вперед, пока, споткнувшись обо что–то, не упал лицом в снег.

— Бог ты мой, ну и дела!

Низкорослый азиат молчал. Разорвав зубами индивидуальный пакет, он стал перевязывать левую руку. Михаил недоверчиво взглянул на него: