Юлия отложила ручку, откинулась на спинку стула и, прикрыв глаза, улыбнулась. По щекам сбежали быстрые, блестящие слезы.
В среду, то есть в день прибытия в лагерь, Шванеке довел обер–фельдфебеля до того, что Крюль какое–то время даже не знал, как поступить. И в субботу Шванеке вновь удалось поставить обер–фельдфебеля в полнейший тупик, чего не удавалось никому из подчиненных с самого начала карьеры Крюля в статусе младшего командира.
Шванеке сподобился на самый настоящий шедевр. Позади второго барака, где размещались 1–й и 2–й взводы 2–й роты, неизвестно откуда появился ящик. И в этом ящике сидел кролик. Сначала Крюль, проходя мимо, не обратил на ящик внимания, хотя этому предмету здесь было явно не место. Слишком уж обер–фельдфебель «был поглощен эпизодом с обер–лейтенантом Беферном и устроенным им курсом похудения. Но, пройдя пару метров вперед, до него вдруг дошло — что–то не так. Обер–фельдфебель, остановившись, резко повернулся, будто ужаленный. Сомнений быть не могло: это был действительно ящик, в котором расположился вполне упитанный и жизнерадостный кролик.
— Чье это животное? — вне себя завопил Крюль и стал вглядываться в солдат, только что закончивших приводить в порядок территорию и стоявших в последних лучах низкого осеннего солнца. — Дойчман, кому принадлежит это животное?
— Не могу знать, герр обер–фельдфебель, — рявкнул Дойчман в ответ.
Он уже усвоил, что в рапортах и командах самое главное вовремя налечь на голосовые связки. Чем громче, тем больше пользы. Чем горластее солдат, тем выше его ценит начальство.
— Мне, — ответил Шванеке, сделав два шага вперед.
Крюль ахнул.
— Так точно. Я большой любитель животных, герр обер–фельдфебель, — с сияющим лицом доложил Шванеке Крюлю. — Прямо места не нахожу, если рядом нет какой–нибудь милой животинки.
— Откуда оно у вас?
Крюль, нагнувшись над ящиком, разглядывал откормленного кролика. Откусив кусок от морковки, животное испуганно забилось в угол ящика. Обер–фельдфебелю не давали покоя три вопроса — первый: откуда взялось животное, второй: откуда взялся ящик? И третий: откуда взялась морковь?
— Просто прибежал к нам, — пояснил Шванеке.
Обер–фельдфебель без единого слова повернулся и зашагал прочь. У барака, где располагалась канцелярия батальона, он повстречал обер–лейтенанта Обермайера, который как раз собрался уезжать из лагеря, и тут же доложил ему о неслыханном происшествии. Но офицер вполуха выслушал Крюля.
— Порадуйтесь беззаботной казарменной жизни, насладитесь ею! — только и ответил он, дружелюбно похлопав стоявшего навытяжку обер–фельдфебеля по плечу. — Немного осталось, вот перебросят нас в Россию, там все будет по–другому.
Обермайер ушел, оставив Крюля стоять на плацу, раздумывая о последней фразе офицера. От одного слова «Россия“ в дрожь бросало. Но поскольку Крюль обладал способностью мгновенно забывать о неприятных вещах, ибо чего толку впустую ломать себе голову над тем, чего ты не понимаешь или не знаешь, он с энтузиазмом вернулся к вполне рациональной проблеме — рядовому Шванеке и его кролику. И размашистой походкой отправился назад к бараку.
— Кролик похищен! — тоном, не терпевшим возражений, заявил он Шванеке. — А вы утверждаете, что, мол, просто прибежал. Скажете, и ящик тоже прибежал? По воздуху прилетел сюда — раз, и тут!
— Так точно, герр обер–фельдфебель!
При этих словах Крюль с шумом втянул воздух через ноздри, казалось, он вот–вот лопнет, как передутый воздушный шар.
— Вокруг плаца бегом марш! — взревел он. — Быстрее! Быстрее!
Шванеке, ухмыльнувшись, трусцой побежал вокруг плаца.
— Еще круг! — приказал Крюль, и Шванеке выполнил распоряжение своего командира.
Потом вдруг, будто опомнившись, остановился перед Крюлем.
— Вы похитили его!
— Ну как вы можете подумать обо мне такое, герр обер–фельдфебель! Кролик просто прибежал к нам откуда–то.
В этот момент Крюль дал слабину. Не говоря ни слова, он повернулся и уже собрался уйти, как тут налетел на незаметно подошедшего обер–лейтенанта Беферна. Оказывается, тот уже довольно давно наблюдал за происходящим. Крюль тут же принялся было рапортовать, но Беферн досадливо отмахнулся. Медленно, постегивая по голенищу сапога хлыстиком, он подошел к Шванеке.
— Стало быть, вы у нас крупный специалист по кроликам? — дружелюбно спросил он.
— По самцам.
Дойчман отвернулся. Не мог больше смотреть на это. Боже мой, думал он, он снова нарывается! Ну и экземпляр!
Беферн удивленно взметнул брови:
— Что значит «по самцам“?
— А я изучаю их, герр обер–лейтенант. Как–то одна деваха сказала мне, что я, дескать, совсем как дикий кролик. Вот я с тех пор и приглядываюсь к ним, но вот только никак не могу уразуметь, что она имела в виду.
— А тут, откуда ни возьмись, он. Просто так, взял да примчался к вам.
— Так точно. Уселся передо мной на задних лапах. И я сразу понял, что это самец.
— Почему?
— Крольчиха не стала бы садиться на задние лапы, все–таки как–никак баба, герр обер–лейтенант.
Потом на плацу произошло нечто такое, отчего даже гауптман Барт не выдержал. Распахнув окошко, он решил положить конец этой комедии:
— Прекратить!
Шванеке было приказано лечь на пузо и проползти до конца плаца и обратно. По пыли, по кухонному мусору, по проистекавшим из отхожего места 1–й роты лужам. А обер–лейтенант Беферн свистками задавал темп. После трех ходок и прозвучало спасительное «Прекратить!“ гауптмана Барта.
Беферн, даже не удостоив взглядом продолжавшего лежать в грязи Шванеке, пружинящим шагом направился в офицерский барак.
— Что это все означает, герр обер–лейтенант? — возмущенно потребовал отчета Барт, едва Беферн переступил порог его кабинета.
— Вынужден был доказывать нашему Шванеке, что человек произошел от земноводных.
— Чушь!
Беферн невольно стал по стойке «смирно“.
— И вы рассчитываете этими приемами выиграть войну?
Гауптман Барт презрительно махнул рукой. Это означало: можете идти. Или: убирайтесь отсюда к дьяволу, дерьмо собачье! Беферн все понял и стал уходить. Но уже взявшись за ручку двери, он услышал голос Барта:
— На вашем месте я не стал бы превращать этого типа в своего врага. Нам предстоит отправка в Россию… А теперь идите!
Шванеке, пошатываясь, кое–как поднялся. На перекошенном от злости и перенесенных мук лице комьями налипла грязь, на него было страшно смотреть. Тяжело дыша, он привалился спиной к стене барака.
Дойчман, сбегав куда–то, принес в кухонной миске воды. Потом стал расстегивать мундир на груди у Шванеке. Тот безучастно взирал на действия доктора, потом стал жадно, большими глотками пить воду. Недопитые остатки вылил себе на голову.