Была Ольга Николаевна ненасытной, она металась в постели, будто буйволица, и Илюшка тоже пробовал быть буйволом, хотя какой из него буйвол? - он напрягался, как мог, изо всех сил, хрипел, сипел, подползал под Ольгу Николаевну, потом заваливался на нее, дергался, пробовал даже укусить её за грудь, но та, на несколько мгновений вырвавшись из любовного ослепления, залепила Аронову такую оплеуху, что у того свет в глазах мигом померк, ничего не стало видно, - но, в общем, Ильей осталась довольна.
Утром, когда прощались, Ольга Николаевна, устало щуря безмятежные голубые глаза, похлопала Аронова по щеке, произнесла довольно:
- Молодец!
Вышел от неё Аронов окрыленный - ну, словно бы птицу счастья поймал за хвост, - на улице же невольно остановился от мрачной мысли, неожиданно возникшей в голове: а как же приятель его, как Жека?
Но уже через секунду небрежно махнул рукой: с Каукаловым - все, с Каукаловым пора расставаться. Пусть он плывет в одну сторону, а Илья поплывет в другую, при нынешнем раскладе он сумеет это сделать. Не то ведь как Женька повел себя в Хургаде? Как последний гад. А кто ему поставил этих девчонок? Не Пушкин же Александр Сергеевич и не Стефан Цвейг с Гарсией Лоркой.
Пока дед позвякивал в своем сейфе склянками, Каукалов, с трудом давя в себе мутную злость, с ненавистью рассматривал напарника.
"С-сука! Я тебя породил - я тебя и убью. - У Каукалова нервно дернулись губы, в следующий миг возникло ощущение, будто произнес эти слова вслух, - он ожидал, что выражение на лице напарника изменится, станет другим, но этого не произошло - ни страха, ни сожаления, наоборот - лицо бывшего друга стало ещё более самодовольным, и Каукалов понял, что никаких слов вслух он не произносил, слова так и остались в нем, просто они озвучились в его раскаленном мозгу, губы у Каукалова вновь немо шевельнулись. - С-сука! Пидар гнойный! Я тебя сегодня же и укокошу! Приду домой - и ножом поперек горла! Так, чтобы кровь со свистом в обе стороны..."
Но тут же он понял, что не сделает этого - внезапным, на скорую руку убийством только подпишет приговор самому себе. Его убьют на следующий же день.
Давя в себе злость, внутреннюю дрожь, Каукалов отвел взгляд. Машинально пошарил у себя в карманах, достал ключи от квартиры, невидяще посмотрел на них и снова засунул в карман. Надо выжидать. И он выждет. У него есть задатки охотника. На память пришел армейский сослуживец - автор хорошего высказывания: "Игра стоит свеч".
Сразу вспомнилась история с этим сослуживцем.
Однажды он подставил Каукалова - продал начальству. И Каукалов получил за это едва ли не по полной программе - на всю катушку. Хотя "полной программой" могла быть тюрьма. Но до этого, слава богу, дело не дошло: Каукалов откупился. Хорошо ребята помогли вывезти с территории воинской части несколько бочек бензина, и он этот бензин успешно реализовал.
Ребята получили гонорар - два литра водки, а Каукалов - освобождение от ответственности. Плюс ко всему, ему пришлось расстаться со всеми накоплениями, что у него были. Он продал даже золотой медальон с изображением своего знака зодиака, который, словно потайной амулет, хранил за семью печатями в чемодане. Каукалов навсегда - на всю жизнь, - запомнил то, что произошло, и сослуживцу вынес приговор.
Однажды сослуживец получил задание - обследовать крышу старой пятиэтажной казармы. Такое распоряжение поступило из Москвы, из Министерства обороны, от самого Физкультурника, как солдаты звали тогдашнего министра, большого любителя махать теннисной ракеткой и подтягиваться на турнике, - обследовать крыши всех армейских зданий.
Где-то на Урале обрушились перекрытия в одной из казарм, пятеро солдатиков покалечились, и Москва немедленно среагировала на трагическое происшествие, выдала циркуляр насчет проверки.
С крыши той сослуживец не вернулся, сорвался с торца её и распластался на асфальте в темном месте между глухой стенкой здания и забором, где было навалено и натыкано много разных железяк. В том числе и таких, на которые можно было насадиться, как на шашлычный шампур.
Когда сослуживца нашли, он был уже мертв. Все списали на несчастный случай, на неосторожность самого сослуживца. Но неосторожность была здесь ни при чем. И несчастный случай - тоже.
Нечто подобное произойдет через некоторое время и с Илюшенькой, милым школьным дружком... А пока надлежит делать вид, что все в порядке.
Старик Арнаутов наконец откопал среди множества склянок, находившихся у него в сейфе, нужную, - определенного калибра, с определенной жидкостью, извлек три стопки, вернулся к своим подопечным.
- Вот, - сказал он, - махнем по махонькой... Чем поят лошадей... - Он дробно, как-то по-ребячьи рассмеялся. - За то, чтобы никогда не ссориться. Ни вам со мной, ни мне с вами, ни... - он сделал бутылкой, зажатой в руке, круговое движение, - в общем, чтобы все было в порядке... тип-топ, в общем. - Арнаутов поднял бутылку, показал её. - Канадский виски. Или канадское виски... Как будет правильно? В Шереметьеве, в "дьюти фри" продают... Никогда не пил, не знаю, что это за пакость. А вы пили?
- Я - нет, - произнес Аронов.
Каукалов промолчал.
- А ты, Евгений Витаминыч? - Арнаутов вспомнил, как он когда-то звал своего подопечного.
- Тоже не пробовал, - наконец отозвался Каукалов.
- Ну вот и хорошо, - миролюбиво проговорил старик, - попробуем и забудем то, что было. Все ссоры забудем... Говорят, напиток, который пробуешь в первый раз, очень этому способствует.
Выпили. Старик Арнаутов пожевал губами, оценивая вкус виски, удовлетворенно кивнул.
- Ничего продукт. На безрыбье очень даже годится! - Он налил ещё вначале себе, потом Каукалову, за ним Аронову и со словами: - Повторение мать учения, - выпил снова. Почмокал влажными губами. - Канадцы хоть и не шотландцы, но тоже умеют хорошие градусы из хлеба варить.
После второй он налил по третьей, а потом сильным движением рук сдвинул напарников вместе и продекламировал:
- Вышла новая программа - ср-р-р... не меньше килограмма, - хмыкнул по-школярски смущенно. - Какой сегодня у нас день?
- Понедельник, - сказал Аронов.
Каукалов промолчал.
- Какой? - повторил вопрос старик Арнаутов.
- Понедельник, - вновь ответил Аронов.
- Так какой у нас сегодня денек? - не обращая на Аронова никакого внимания, спросил старик у Каукалова.
- Хреновый, - пробурчал тот.
- То, что он хреновый, серый, холодный, - вижу без тебя. Но какой это день недели?
- Понедельник, - наконец с неохотой произнес Каукалов.
- Двойка. Слишком долго соображаешь. - Старик Арнаутов налил по четвертой стопке, пальцем смахнул с горлышка янтарную каплю и, будто твердое зернышко, кинул на язык. Пожевал влажными губами. - Давай ещё по одной, по последней, - он снова пожевал губами, прислушался к вкусу янтарной капли, восхищенно покрутил головой: - Умеют все-таки за морями-океанами зелье варить! - Он потянулся своей стопкой к стопке Аронова, чокнулся с ним, затем чокнулся с Каукаловым. - Чтоб я от вас никогда худых слов в адрес друг друга не слышал. Понятно? Ни от одного, ни от второго.