Оренбургский владыка - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Поволяев cтр.№ 96

— Для дорогого гостя все найду, — пообещал Абдулла.

Контрразведка находилась недалеко от рынка, на перекрестке четырех узких кривых каменных улочек, в простеньком доме, сложенном из простых глиняных блоков. На запыленной поверхности кирпичей поблескивали светлые чистые капли.

— Уж не слезы ли это? — посмеиваясь нервно, воскликнул Кривоносов. — Тех невинных, что замучены в здешнем подвале?

— Да у нас и подвала-то нет, — отмахнулся от казака татарин, — только чердак. — А что на чердаке можно делать? Лишь рыбу вялить.

— Тогда почему на глине слезы проступили?

— Это не слезы, это — пот. Глина такая странная — потеет. Если дождь затевается — на стенках обязательно проступают капли.

В каморке, которую занимал Абдулла, был установлен маленький соединенный из двух табуреток столик, который с двух сторон поджимали стулья. Татарин ткнул рукой в один из стульев:

— Садись, Сенька!

Казак сел. Огляделся:

— Однако тут у тебя особо не развернешься.

— На тесноту не жалуемся, — Абдулла достал из самодельного шкафчика, врезанного в стенку, большую бутыль, заткнутую деревянной пробкой, — в оренбургских станицах в таких бутылях хранили керосин, — выдернул затычку и наполовину наполнил желтоватой пахучей жидкостью помятую алюминиевую кружку.

— Что это? — спросил Сенька.

— Ханка.

Ханка, она же ханжа — местная водка, похожая на русскую самогонку, но самогонке здорово уступающая. Хорошую, но слабую ханку делали из чего угодно, из риса, из гаоляна [71] , из проса, плохую — тоже из чего угодно, даже из бычьих лепешек и деревянной стружки, но одна ханка отличалась от другой очень сильно. Кривоносов придвинул кружку поближе к себе, затем ловко ухватился за нее пальцами, приподнял. Понюхал. Передернул плечами.

— Ну и запах! — Глянул искоса на татарина. — А себе?

— Я не пью, — сказал Абдулла, — Коран запрещает.

— Водка — единственная штука, которая примиряет нас с создавшимся положением, — Кривоносов приподнял кружку за ручку, вновь затянулся сивушным духом. — Выпьешь — и мир из серого сразу делается ярким, радостным. Удивительная штука, — Сенька выпил ханку, притиснул к ноздрям рукав и зашипел, будто Змей, севший голым задом на раскаленные угли. — Крепкая, зар-раза, пхы! Как паяльная кислота.

— Скажи, Семен, — татарин неожиданно заговорил строгим учительским тоном, — ты Африкана Бембеева хорошо знал?

— А-а, вот зачем ты меня позвал… Все ясно.

— Мне ничего не ясно, святому отцу ничего не ясно, а тебе все ясно, — недобро пробурчал Абдулла. — Какой догадливый.

— Конечно, Африкана я хорошо знаю, — сказал Сенька, — мы же вместе воевали, в одной пешей команде, потом в войске Александра Ильича друг дружки держались…

— Не знаю, а знал, — запоздало поправил Сеньку татарин.

— Это почему же так?

— Да потому, что его уже нет в живых.

— Господи, — Сенька стянул с головы шапку и перекрестился. — Господи!

— Он же в Аллаха веровал, не в твоего Бога, чего ты так за него печешься, молишься? — Абдулла подозрительно сощурил глаза. — А? Или он тебе наследство оставил?

— Какое там наследство! — Сенька обреченно махнул рукой. — Африкан был гол как сокол, все, что попадало ему в руки, — все друзьякам своим отдавал.

— А ты был у него… этим самым… друзьяком?…

— Конечно, был, — не стал отнекиваться Сенька. — А как же иначе?

Он не боялся ни Абдуллы, ни его грозного начальника, потому что за спиной у него стояла могущественная Ольга Викторовна, — Бембеев убежал к красным, — Абдулла ухватился за нижнюю челюсть, двинул ее в одну сторону, потом в другую, лицо у него сделалось злым, — и уволок с собою все наши секреты… Скажи, Сенька, о чем вы с ним говорили в последний раз?

— Не помню, — Кривоносов помотал головой, словно бы сбивая с себя некое наваждение, — об Оренбурге, может быть…

— А когда вы последний раз встречались?

Кривоносов вновь мотнул головой:

— Не так давно это было… А! На базаре нос к носу столкнулись. Месяц назад примерно.

— Как раз в ту пору, когда Бембеев ушел из крепости.

— А что, разве это имеет какое-то значение?

— Имеет, еще как имеет, — Абдулла ткнул в Сеньку железным, прямым словно ствол пистолета пальцем, — для тебя прежде всего!

— Но-но-но, — захорохорился Кривоносов, приподнялся на табуретке.

Абдулла резким точным движением, будто ударом, посадил его на место. Сенькины щеки сделались бледными.

— Ты чего? — спросил он хриплым шепотом. — Ты же меня на чай, да на стопку ханки пригласил… А сам чего делаешь?

— Что мне велено, то и делаю, — грозно рявкнул Абдулла.

Семен приподнялся на табурете опять, и вновь Абдулла коротким точным движением усадил его на место.

— Ты чего-о-о? — У Кривоносова бледными сделались не только щеки — все лицо. — Я сегодня же пожалуюсь на тебя атаману.

— Не пожалуешься, — жестко, очень уверенно, хрипловатым страшный голосом произнес Абдулла. — Могу об заклад с кем угодно побиться.

— Это почему же? — Кривоносов отодвинулся от татарина, но попытка не удалась — стул будто прирос к полу, не двигался ни туда ни сюда.

Сеньке сделалось трудно дышать. Абдулла широко, мстительно улыбнулся:

— Потому что не сможешь. Разве ты этого еще не понял?

— Ты не посмеешь, Абдулла, не посмеешь. Я очень хорошо знаком с Александром Ильичом. Мы вместе воевали, столько дорог рука об руку прошли. Начинали на реке Прут. И потом все время шли вместе. Я у него в Петрограде, в Союзе казачьих войск адъютантом был.

— Не адъютантом, а подавальщиком галош, — поправил Сеньку Абдулла.

— Я к Керенскому со специальным поручением ездил.

— За это тебя прямо сейчас расстрелять надо. Не дожидаясь ночи.

Кривоносову показалось, что Абдулла приколотил его гвоздями к стулу. На лбу Сенькином появился пот.

— Ты же меня на чай приглашал, покалякать о бабах, — Сенька сгреб широкой ладонью пот с лица, — об Оренбурге…

— Я не из Оренбурга, я из Казани, — предупредил гостя Абдулла.

— И вместо этого… — Кривоносов укоризненно покачал головой. — Эх, ты!

— Нам надо найти Бембеева. Помоги это сделать — и можешь спокойно шагать к своей атаманше.

— Если бы я знал, где он находится — помог бы. Но я не знаю…

Абдулла навис над Кривоносовым и сжал глаза в щелки, будто хотел просветить Сеньку насквозь, проверить, что у него внутри — нет ли чего гнилого? Стоял он так над несчастным урядником минут пять, не меньше, потом, что-то решив про себя, откинулся назад и сипло рассмеялся: