Военный Петербург эпохи Николая I - читать онлайн книгу. Автор: Станислав Малышев cтр.№ 94

Далее Дружинин делает прибавление: «Эта прекраснейшая черта только и может быть изображена живописцем, знающим нравы солдат до тонкости. Наш солдат добр до чрезвычайности. Нищие являются к его столу, и при роте есть иногда несколько солдат, до призрения их ротою скитавшихся по улицам без хлеба и надзора. Само собою разумеется, что собака, нарисованная Федотовым, и мохната, и безобразна». [197]

Августейшие особы регулярно посещали солдатские казармы, а в тех местах, куда в любой день и час мог заглянуть великий князь или сам император, конечно, должны были ревностно поддерживаться чистота и порядок. Высокое начальство спрашивало солдат об их нуждах, и мог случиться и смелый шутливый диалог, что говорит об особом патриархальном духе гвардии того времени. Офицер Л.-гв. Егерского полка Степанов припоминает забавный случай. Характерно, что солдата автор называет своим приятелем. Разумеется, офицер-дворянин и простой унтер не могли быть на равных, но приятельских отношений, симпатий и непринужденных разговоров при Николае I никто не отменял.

«В начале 1842 года великий князь Михаил Павлович объезжал казармы гвардейских полков. Когда посетил наш, то, подходя к государевой роте, остановился и стал что-то говорить сопровождающим его начальникам. Тут случился старый мой приятель Бельчиков, уже произведенный в унтер-офицеры. Его высочество заметил, что он как-то особенно вглядывается в его мундир (великий князь был в старом волынском мундире), спросил: „Что, тебе нравится мой мундир?“ — „Никак нет, ваше императорское высочество“. — „Отчего ж нет?“ — „Да уж больно стар“. — „А как ты думаешь, что за него дадут?“ — „Да, пожалуй, на толкучем копеек сорок дадут“. — „Подавай деньги, мундир твой“. Бельчиков вынул из кармана замшевый мешочек и подал из него два двугривенных великому князю, который в тот же вечер прислал Бельчикову мундир, перекупленный в те же минуты за 25 рублей Мясоедовым, которого вскоре после этого произвели в полковники в Финляндский полк». [198]

Утро казначея Л.-гв. Финляндского полка. Неизв. худ. 1830-е гг.

Хотя солдатское жалование при Николае I было увеличено, и кроме него солдат получал еще мундирные, амуничные, именинные деньги и так называемые «всемилостивейшие», которые жаловал сам император за успешные парады, учения и смотры, всех этих денег было недостаточно. Бóльшую часть денежной суммы, отпускаемой государством, солдат должен был отдавать в ротную артель на закупку продуктов. Остальные деньги тратились на так называемую «солдатскую надобность» — еженедельное посещение бани, регулярную покупку мыла, клея, воска, подметок, добавочных рубах и сапог, шитье сапог, покупку рукавиц, ниток, иголок, масла для ружья, кремней, бумаги для патронов, постельных принадлежностей, щеток для одежды, гребенок для головы и для усов и так далее. При этом у рядовых младшего оклада оставался дефицит, который можно было покрыть только каким-либо заработком. Дефицит был ликвидирован только в 1850 году путем увеличения отпускаемых мясных порций.

В домашнем быту, в свободное время, многие солдаты, знающие ремесла, например сапожники или портные, выполняли частные заказы и таким образом зарабатывали неплохие деньги. Очень хороший заработок имели военные музыканты, которых постоянно приглашали играть на балах, гуляньях и прочих увеселениях.

В каждом полку в казармах старались выделить особые помещения для женатых нижних чинов, которые проживали с семьями. В николаевские времена их быт еще оставлял желать лучшего. Известно, как нелегко обстояло с этим делом даже в блистательном Кавалергардском полку: «В одной и той же комнате помещалось „в углах" несколько семей. Общее число женатых доходило в полку до 250 душ. В комнатах женатых, по словам приказа, они „производят чистку капусты, рубку дров, на окна ставят горшки, держат в покоях помои невынесенными по целым суткам, от чего происходит зловоние и потому вред для здоровья"».

Нижние чины гвардейской пехоты на походе. Литография. После 1834 г.

В 1846 году начальник дивизии нашел в помещении женатых «столь большую тесноту, что без вреда здоровью самих родителей, наиболее же детей, нельзя позволять жениться… и привозить жен из деревень».

Однако и эта мера не помогла: и после нее в помещениях женатых оказался «воздух спертый», что, по мнению генерала Безобразова, происходило «оттого, что кладут… на печь горшки, лоханки и кулья и т. п., которые заражают воздух по мере того, как печь натапливается… над кроватями сделаны потолки… кладут на оные разный хлам».

Поместить всех женатых в казармы не было возможности, и потому не имеющим казенного помещения, каковых в 1841 году было до 30 семейств, полк выдавал для найма квартир деньги от 4 до 6 рублей в треть. Так продолжалось до 1851 года, когда полковой командир, найдя «неудобным и для службы вредным дозволять нижним чинам… проживать на вольнонаемных квартирах, потому что за ними не может быть надлежащего надзора», поместил их в казармах женатых людей. [199]

Солдаты Л.-гв. Московского полка стирают белье. Худ. А.И. Гебенс. 1850 г.

Женатые составляли небольшую часть от общего числа солдат, не более четверти в каждом полку. Начальство не слишком поощряло браки солдат из-за отсутствия места в казармах для солдатских семей. По той же причине оно было недовольно, если солдатские жены и дети приезжали из деревень и поселялись вместе с мужьями, но с этим ничего нельзя было поделать. Тем, кто не успевал жениться в своей деревне, трудно было найти жену в Петербурге, где среди простонародья ощущалась нехватка женщин. В первой половине XIX века численность мужского населения столицы была в два раза больше женского. Виной тому — большой воинский гарнизон и множество крестьян, мастеровых, которые приезжали со всех окрестных губерний поодиночке и целыми артелями на заработки. В то время говорили, что в Петербурге «много народа и нет народа», имея в виду, что большинство простолюдинов не являются постоянными жителями города.

Солдаты гвардейских полков, когда их выпускали в город, старались не упускать случая, чтобы завести любовную интригу. Эти были высокие стройные красавцы в ладно сидящих мундирах, киверах и касках или в щегольски приталенных шинелях и лихо заломленных фуражках. Но по причине дефицита женщин они имели в городе не слишком богатый выбор для сватовства или даже для короткого любовного приключения, и потому были невзыскательны. Они заглядывались на улице на всех торговок, кухарок, прачек, служанок, любых женщин простого звания. Неслучайно Гоголь в своей повести «Шинель», подчеркивая неприглядную внешность жены портного Петровича, писал: «…красотою, кажется, она не могла похвастаться; по крайней мере, при встрече с нею одни только гвардейские солдаты заглядывали ей под чепчик, моргнувши усом и испустивши какой-то особый голос». [200] Зато во время маневров под Красным Селом солдаты-гвардейцы атаковали всех хорошеньких крестьянок соседних деревень. Картины тогдашних художников с фотографической точностью и добродушным юмором отражают моменты заигрываний, ухаживаний и поцелуев. Красивая и мужественная внешность, ловкость и напористость движений, ограниченность во времени, которая приучала быть решительным и жадно пользоваться всеми радостями жизни — все это делало солдат неотразимыми. Крепкие, сильные, молодые, но уже опытные, пообвыкшиеся на службе нижние чины гораздо легче завоевывали сердца деревенских красавиц, чем простые и привычные неотесанные парни-односельчане. Еще больше возможностей для амурных подвигов солдаты имели в походах, где на каждой стоянке встречались новые женщины. К тому же в провинции играла дополнительную роль принадлежность гвардейцев к Петербургу, близость к царю — подробности можно было присочинить.