Сталинградская мясорубка. "Погибаю, но не сдаюсь!" - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Першанин cтр.№ 45

Старший лейтенант постоянно напоминал о необходимости не торопиться и после нескольких выстрелов менять позицию. Наряду с теорией мы стали ходить на стрельбище. Ружья несли парами, на плече. Скажу, что это довольно неудобно. Шагать надо было точно в такт напарнику, иначе ружье сильно натирало плечи.

Первые боевые стрельбы запомнились сильной отдачей. Приклад, несмотря на мягкую подкладку, бил с такой силой, словно тебя колотят кулаком в плечо. Постепенно приспособились. Тем более в бронебойщики брали ребят крепких.

Стреляли немного. В основном налегали на теорию, которая нам осточертела. Но вскоре патронов выделять стали больше. Однажды я выпустил штук пятнадцать патронов сразу. В металлические плиты, дзоты и даже в трофейный польский танк ТР-10 с 20-миллиметровой броней. Наши танки никогда в качестве мишеней не использовались.

Польский танк я пробил с расстояния 300 метров. Он даже задымился. Горели остатки масла, скопившиеся в поддоне. Потом долго рассматривали пробоины. Наверное, у всех была одна и та же мысль — у немцев танки гораздо сильнее.

Учеба в роте ПТР длилась немногим больше месяца. В первых числах июля срочно сформировали маршевую роту в количестве 250 человек (бронебойщики вошли в нее взводом), и нас повезли на юго-запад.

Мы попали на Брянский фронт. Вся маршевая рота пополнила стрелковый полк, понесший большие потери в предыдущих боях. Никто не вспомнил, что я учился на бронебойщика. Получил винтовку, сто патронов, две гранаты РГД-33 и встал в строй.

Хомченко, Манохин, я и еще человек двадцать из учебного полка попали в одну роту, которая насчитывала всего 30–35 человек. Командиром роты назначили лейтенанта «Иванова-второго». До него командовал младший лейтенант Баранов, парнишка лет девятнадцати, закончивший ускоренные шестимесячные курсы. Он уцелел один из всего командного состава роты в боях под Старым Осколом.

Ввиду малочисленности роты ее разделили на два взвода, одним из которых поставили командовать Никиту Хомченко. Меня и Витю Манохина он забрал к себе. Удивительно, но Иванов спорить не стал. Во взводах имелось по два ручных пулемета. Станковый «максим» и противотанковое ружье лейтенант оставил как главную ударную силу в своем личном распоряжении. Расчет ПТР укомплектовали раньше, и мои познания как бронебойщика не пригодились. Автоматов в роте было штук семь, в основном у командиров взводов и отделений. Зато подвезли достаточное количество патронов, гранат и бутылок с горючей смесью (КС).

С дороги хотелось есть, а еще больше пить. Оказалось, что харчи привозят после заката, а за водой надо идти в сгоревшую деревню, километрах в трех от нас. Иванов отрядил группу человек шесть, мы собрали все имеющиеся фляги. В основном тяжелые, из желтого стекла, алюминиевых было мало.

Здесь я впервые попал под бомбежку. На восток шли три тройки «Юнкерсов-87» под прикрытием двух истребителей. Нас спасло то, что мы уже добежали до сгоревшей деревни и сумели укрыться среди разных обломков. «Мессершмитты», спикировав едва не до земли, сбросили несколько мелких бомб и прострочили обломки из пушек и пулеметов.

Никто из нас не пострадал, но страху натерпелись. Витя Манохин и я прятались за большой русской печью. Снаряд отколол кусок трубы, а пули подняли фонтанчики земли метрах в пяти от нас.

С водой вышла неувязка. Мы рассчитывали на ведра, которые имеются возле каждого колодца, но забыли, что идет война. Ни ведер, ни веревок поблизости не оказалось. Связали брючные ремни и прицепили к ним флягу. Один из ремней оборвался. Долго шарили, пока не нашли глиняный горшок литра на три. Как уж он уцелел в сгоревшей деревне — непонятно.

Самый догадливый из нас предложил использовать телефонный провод и привязать к нему горшок. В общем, провозились часа два. Но принесли горшок и полтора десятка фляжек пахнущей тиной воды. Мутной, зато холодной. Ожидали, что нас будут ругать за долгое хождение, но лейтенант Иванов приказал передать воду старшине и занять боевые места.

С запозданием мы разглядели воронки, а в стороне накрытые изорванными шинелями четыре трупа наших товарищей. Несколько раненых отправили в медсанбат. Рота, едва успев пополниться, сократилась за полдня на десяток человек. Хомченко раздраженно рассказывал, как все случилось. Когда мы ушли за водой, бойцы стали занимать места, подравнивали кое-где обвалившуюся траншею, оборудовали огневые точки. Возник спор из-за единственной землянки. Вторую забрал для себя, старшины и телефониста лейтенант Иванов, оборудовал что-то вроде ротной канцелярии. Немцы дождались, когда увлеченные суетой бойцы потеряли осторожность, и открыли огонь, вначале из пулеметов, а затем пустили в ход минометы.

— У них там целая батарея, — матерился Хомченко. — Штук сто мин высыпали. Кто метаться начал, все под пули да осколки попали. Кричишь, а они глаза вылупили и мечутся. Слушай, Василий, раз ты без бронебойного ружья остался, назначаю тебя командиром второго отделения.

— А первым кто командовать будет? — вырвалось у меня.

— Леня Михеев.

— Он же и помкомвзвода будет? — с долей ревности спросил я.

Дело в том, что прибывший с нами из учебного полка Леня Михеев, худощавый, невзрачный, ничем не выделялся. Себя как выдвиженца в «особую бронебойную роту» я считал более подходящей кандидатурой. Забыл лишь о том, что Михеев успел повоевать. Получил ранение и знал, что такое война, о которой я имел пока представление из газет и кино.

— Так что, товарищ младший сержант, ищи медные треугольники на петлицы.

— Где их найдешь…

— С убитых снимешь, — резко ответил Хомченко. — Или из консервной банки вырежешь. И больше дурацкими вопросами меня не загружай. Проверь пулемет, чтобы работал как часы. Ясно?

— Так точно!

— С Михеевым держитесь дружно. У него силенок поменьше, чем у тебя, зато башка варит. Вы — моя главная опора.

Последующие дня четыре были похожи один на другой. С утра и после обеда немцы открывали огонь из минометов. Хотя мы выкопали «лисьи норы», углубили траншею и уже не метались под обстрелом, но потери несли. Каждый день в роте кто-то погибал, двоих-троих отправляли в санбат.

Раны от мин были, как правило, тяжелые. Острые осколки ломали ребра, руки, пробивали грудь. Люди истекали кровью. Думаю, что не меньше половины пострадавших умирали в санбате или по пути.

— Вася, это же мясорубка, — не выдержав, шептал Витя Манохин, мой сосед по улице из бесконечно далекой Бекетовки. — Сколько наших уже поубивало, а мы ни одного фрица не ухлопали.

Может, и ухлопали. Мы тоже стреляли в ответ, но до немецких позиций было метров шестьсот, разве что из пулемета достанешь. Но «максим» лейтенант Иванов хранил в специально вырытом погребке, перекрытом сверху слоем бревен. Стрелять из станкового пулемета и ПТР он запрещал, берег для отражения атаки.

У меня в отделении разбило единственный «дегтярев». Смяло пламегаситель, оторвало сошки. Ребят-пулеметчиков не задело, они сидели внизу. Ротный поднял ругань. Я стоял поблизости и уловил отчетливый запах водки. Это лейтенант выпивает. Мы и сами были не прочь от такой жизни хватнуть стакан и хоть ненадолго забыться. В душном степном воздухе висела зловещая тишина, если не считать минометных обстрелов и гула идущих на восток самолетов. Но водку нам не выдавали, а деревень поблизости не было.