Страж - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Пехов cтр.№ 26

Мне не понравился человек, крутившийся недалеко от нас, пока я торговался с продавцом. Поймав мой взгляд, незнакомец поспешно растворился в толпе. Оставалось лишь гадать, кто это был — карманник, которого я спугнул, или соглядатай. В любом случае я решил не искушать судьбу и свернул на дикие лесные дороги, подальше от основных трактов. В одной из таких рощ Хартвиг и познакомился с Пугалом.

Оно неподвижно стояло возле рябины, надвинув соломенную шляпу на глаза, и казалось форменным разбойником, поджидающим одинокого путника. Увидев его, мой спутник чуть не свалился с лошади.

— Господи, что это?! — вскричал он. — Ты его видишь, Людвиг?!

— Вижу. Знакомься, это Пугало. Оно иногда путешествует со мной.

Оно выдержало мой взгляд. Я удовлетворённо вздохнул — никаких жертв во время своего отсутствия страшилище не нашло. Оно соблюдало наши негласные договорённости.

— Оно тёмное. Чернее ночи. Там, внутри, — сказал Хартвиг.

— Никогда не встречался с одушевлёнными? — негромко спросил я.

— Одушевлённый? Он? Не знал, что они так же, как души, могут быть невидимы для обычных людей.

— У некоторых одушевлённых есть такая способность, — подтвердил я, глядя, как Пугало вышло на дорогу и поплелось следом за нашими лошадьми. — Если, конечно, у них достаточно сил для этого. Тогда они могут покидать предмет, в котором зародились, и гулять где пожелают. Но время от времени им следует возвращаться в свою оболочку, чтобы отдохнуть. Так что иногда Пугало отправляется на своё ненавистное ржаное поле.

— Всегда хотел узнать, как в предмете зарождается душа.

— Никто не знает. Теологи, учёные, клирики и профессора просвещённых университетов спорят до сих пор. В Библии об этом ни слова, но, как ты знаешь, Святое Писание трактуют кто во что горазд. — Я с намёком посмотрел на Проповедника. Он любитель искажать содержимое молитв и библейских цитат. — Иногда предметы становятся одушевлёнными, и их сущность либо светла, либо темна. В большинстве своём им нет дела до людей, но порой случаются и исключения. Как с Пугалом.

— Я мог бы попытаться очистить его от тьмы, — предложил Хартвиг.

Услышав это, Проповедник расхохотался, а страшило взялось за серп. Я успокоил его жестом, сказав спутнику:

— Не думаю, чтобы ему было интересно потерять свою сущность.

— Ты ведь страж, что тебя может связывать с таким тёмным существом?

— Моё мировоззрение говорит мне, что ни одно зарождение души не происходит без причины, какой бы та ни была. И не всегда тёмная сущность, даже такая опасная, как наш общий друг, причиняет вред людям.

— Он — причиняет.

— В прошлом — да. Но теперь у него есть шанс исправиться и направить свою кровожадность на добрые дела.

Хартвиг посмотрел на меня так, словно я его разыгрываю. Впрочем, он близок к истине. Пугало опасно, я сознаю это. И, на мой взгляд, лучше, чтобы оно было со мной, чем осталось на том поле, совершенно без присмотра. Я в состоянии сделать так, что оно пожалеет, если его серп коснётся невинных жертв. А убивать… Я уверен, что выйду из поединка победителем, но не уверен, насколько целым, чтобы насладиться победой.

Убийство — не выход, а всего лишь следствие наших поступков. Если его можно избежать, я только «за».

— Я слышал разговоры о том, что, если в зародившейся душе царит тьма, винить за это следует бесов. Вроде как они вселяются в предметы, точно в людей.

— Ну, тогда в Пугале сидит что-то покрупнее рядового беса, — осклабился Проповедник. — Какой-нибудь Бегемот или Асмодей, никак не меньше.

— Заткнись! — прорычал я. — Скоро ночь. Накликаешь на наши головы, старая ворона!

Он обиделся, но чушь пороть перестал. Мы с Хартвигом выехали из рощи, остановившись на границе большого необработанного поля. Далеко-далеко впереди, в лучах вечернего солнца сверкала гладь Етлацких озёр. Мы медленно направились в их сторону, не желая подгонять уставших лошадей.

Несмотря на ранний вечер, всё ещё припекало, и горячий, густой, точно патока, воздух сильно пах разнотравьем. Хартвиг закатал рукава рубахи и невинно поинтересовался:

— Могу я задать вопрос?

— Попробуй.

— Сколько душ ты уничтожил?

— Знаешь, я не имею такой привычки считать сделанную мною работу. Много.

— Достаточно много для того, чтобы прожить лишний год? Или два?

Я небрежно пожал плечами. И вправду не знаю, сколько из них забрал мой кинжал.

— Многие стражей не любят. — Хартвиг говорил небрежно, но от меня не укрылось, что его интересует этот вопрос. — Считают, что вы получаете незаслуженно дополнительные дни жизни.

— Всё верно. В Ровалии, Витильска и Прогансу мы вне закона. Да и в некоторых других местах тоже. Поэтому я не спешу носить кинжал на всеобщее обозрение.

— Каково это — иметь такой дар, Людвиг?

— Я могу то же самое спросить тебя о твоём. Иногда от этого устаёшь, иногда нет. Многие умирают от зависти из-за того, что мы способны немного продлить свою жизнь.

Хартвиг рассмеялся:

— Извини, страж, но смерть одной души от твоего кинжала добавляет половину дня к жизни, дарованной тебе Создателем, — это не немного. Чем больше душ уничтожишь, тем дольше проживёшь. Я слышал, некоторым из ваших магистров давно перевалило за сотню лет, притом что стариками они отнюдь не выглядят.

— Можно накопить сколько угодно дней жизни, но в итоге умереть из-за того, что упал с лошади. Или в тебя воткнули стилет. Или ты просто-напросто простыл и помер от горячки. Так что всякое накопление может закончиться ничем.

— Но ведь если повезёт — это шанс прожить гораздо дольше, чем тебе отпущено при рождении, к тому же не слишком-то старея.

— Не спорю, — дипломатично ответил я.

— Знаешь, когда я был маленьким, то мечтал стать таким, как ты. Всё время ждал, что в дверь постучит страж и заберёт меня в свою школу. Но он не пришёл, и сейчас я начинаю понимать — хорошо, что так получилось. Я желал лишь жить долго, а не помогать другим.

— Жить долго — естественное желание любого разумного человека. Поверь мертвецу, — скрипучим голосом сказал Проповедник.

— Скажи, Хартвиг, что с моей душой? — спросил я. — Много ли на ней пятен?

— Я думал, ты никогда не спросишь, — улыбнулся он. — Они есть, впрочем, как и у всех людей. Кто из нас безгрешен? Но ничего такого, чего тебе стоило бы бояться. Хочешь, я очищу её в два счёта?

— Благодарю, но не стоит.

— Интересно почему? — Он склонил голову набок.

— Мои грехи — только мои. Мне за них и отвечать. Не желаю, чтобы кто-то вмешивался в мою душу. Извини, если обидел.

— Да нет. Не обидел. Я прекрасно тебя понимаю.