Правда, чуть позже, когда прорвались в расположение «своего» отряда, кто там к кому примкнул — определялось уже с трудом. Врагов били вместе. И друзей хоронили, — если удавалось похоронить павшего в бою, — тоже вместе.
Хроники «осиного гнезда»
3 августа 1942 года
На этот раз никто не позволил застать себя врасплох.
Почти за сутки агент в штабе КЧФ предупредил, что два первоклассных корабля русских, крейсер «Молотов» и лидер эсминцев, или лёгкий крейсер «Харьков», противники серьёзные, быстроходные и с мощным вооружением, выйдут в ночь на 3‑е августа обстреливать позиции в Судаке и Феодосии.
С учётом дальнобойности их бортовой артиллерии все три батареи береговой обороны пристреляли «квадраты», которые, скорее всего, выберут русские. Авиация и катерники (включая итальянцев) перешли в режим полной боевой готовности, а две субмарины заняли позиции на вероятном курсе подхода к цели. К вечеру над кавказским побережьем, перекрывая сектора обзора друг дружки, барражировали два «хейнкеля» и два «фокке-вульфа» воздушной разведки.
Около девятнадцати часов с «хейнкеля» заметили крейсерское соединение. Но заметили и его (на «Молотове» не только стояла, но и успешно работала первая на ЧФ РЛС), и сразу же начали играть в прятки. Прибавили ход и погнали на запад, то ли к проливу, то ли к болгарским берегам. Разведчик «поверил», проводил крейсера с полсотни миль и отвернул — не по пути, мол. Его сменщик зашел с юго-востока и убедился, что вскоре крейсеры заложили правый поворот и ринулись к Крыму. Но вскоре, хоть и подступили сумерки, обнаружили и этого разведчика, — и тогда «Молотов» и «Харьков» довернули ещё больше и направились точнёхонько к Новороссийску.
«Фокке-вульф» провёл их почти до самой базы, покружил немного карусели с «ЛАГГами», которые прикрывали Новороссийск, и улетел на базу. Темнело быстро и воздушное наблюдение становилось неэффективным.
Через час РЛС дальнего обнаружения на Меганоме засекла на пределе дальности скоростные цели, которые шли по дуге на северо-запад, по мере приближения к Феодосии всё круче заворачивая на север. А тут ещё выкатилась луна, и в её свете за несколько минут до полуночи появился именно там, где его ждали, длинный тёмный силуэт…
Спектакль без аплодисментов
Июль 1943 г. Ашкой. Военный аэродром КЧФ
«Так страшно, что даже сейчас страшно!..» — поморщился лейтенант Войткевич, глядя в открытую дверь грузового отсека, как вслед за полуторкой с красным крестом в белёном круге на рыжую взлетную полосу заруливает тяжёлый «ЗИС» с парочкой автоматчиков у заднего борта.
Их малиновые погоны предвещали мало хорошего, ещё меньше, чем чёрная, по-штабному холёная эмка, спешившая с другой стороны, — наверняка обкомовская. А тут ещё ленд-лизовский раздолбанный виллис проскакал рытвинами неухоженных складских задворок. А уж от ревности и резвости, не ускользнувших от внимания Якова, ревности и резвости, с которыми «делегация встречающих» чуть ли не наперегонки рванула в сторону самолёта, несло вообще скверно, как из адского котла. Так и представлялось, как минут десять-пятнадцать тому, когда НП противовоздушной обороны только сообщили о прохождении в радиусе прослушки вернувшегося «Ли-2», расплевались горячечной слюной штабные аппараты: «Сразу по приземлении, сюда!»
Куда именно — гадать не приходилось.
Не успели полностью угомониться лопасти пропеллеров, не уселась вздыбленная пыль, и только лишь в сердцах сплюнул механик, разглядывая лохмотья дюралюминия на пробитом крыле, как началось:
— Штаб партизанского движения… — торопливо, не успев окончательно выгрузить свою рыхлую тушу из приземистой эмки, просипел с одышкой. — Майор Достанян… — козырнул короткими пальцами кто-то из замов начштаба Булатова. И только потом, спохватившись, напялил на раскрасневшуюся лысину фуражку, забытую под задницей на сиденье. — Пленных ко мне в машину!
— Смерш! — загородил ему дорогу звонкий отутюженный лейтенант, с которого, кажется, ещё и складскую стружку полностью не обмели, и представился с величественным хладнокровием: — Лейтенант Столбов, отдел фильтрации! Всех в кузов.
— Майор Тихомиров, — с иронической ухмылкой в усы подал наконец голос и третий «делегат» от встречающих, развернувшись на сиденье джипа без дверок. — Контрразведка флота. Вообще-то, пленные взяты моими ребятами по заданию разведштаба флота.
И почему-то кивнул при этом через плечо на двух молодцев, с флотской вальяжностью развалившихся на заднем сиденье «виллиса», будто это именно они умудрились взять в далёком оккупированном Крыму только что доставленных «языков». Молодцы в тельняшках под армейскими гимнастерками тотчас же подскочили с сиденья и с конвойным дружелюбием перебрали «шпагиных» из-за спины под локоть.
— У меня распоряжение Центрального штаба! — то ли воинственно, то ли с перепугу, — одним словом, «по-индюшачьи» заклокотал горлом Достанян.
— Смерш НКВД! — с вдохновением заклятья повторно прозвенел лейтенант Столбов, несколько удивлённый, что с первого раза магическая формула не подействовала.
— Да иди ты?.. — вполголоса хмыкнул Тихомиров. — Ну и что? Мы тоже Смерш, так кому «корешки», кому «вершки»?
— Вы мне просто начинаете нравиться. Хрен вам всем… — устало, но членораздельно ответил за всех Войткевич, ещё более выразительно переложив «шмайссер» на колени. — Первая она, — кивнул он в сторону «сестрёнки», только что выпорхнувшей из фанерной кабинки госпитальной полуторки.
Девчонка, на ходу заправляя рыжий непослушный локон под косынку не первой свежести, деловито подвинула плечиком лейтенанта Смерша.
— Тяжелораненые есть?
— Для вас, мадам, всё, что угодно… — подмигнул Войткевич, спрыгивая с трапа. — Я, например, контуженый… С первого взгляда…
— И сразу на всю голову, — отодвинула хрупкая «сестрёнка» его коренастую фигуру и нырнула в сумрак грузового трюма.
— Петрович, носилки! — выглянула она уже через секунду наружу и скептически сморщила веснушчатый носик, глядя на офицеров, оцепеневших в немом, но оттого не менее напряжённом «противостоянии». — Мы вам не помешаем, товарищи офицеры?
— Ребята… — коротко скомандовал Тихомиров, и оба его бойца, забросив автоматы обратно за спину, живо сиганули из джипа наперехват пожилому «Петровичу», волокущему сразу двое носилок.
— Ну, что остолбенели? Грузить раненых!.. — отчего-то удушливо краснея, тут же раскричался на своих «краснопогонников» Столбов. — Бегом!
И первым, придерживая планшет, заспешил к самолёту сдержанной плац-парадной трусцой.
Беспомощно оглянувшись, майор из Крымского партизанского штаба открыл было рот, — но поскольку распорядиться, кроме водителя, сержанта, ещё более грузной комплекции, чем он сам, было некем, угрюмо проворчал:
— Говорил же, надо было конвой взять…
— И в чьи надёжные и нежные руки я передаю свой бесценный груз?.. — успел между делом, подхватив под колени очередного доходягу, поинтересоваться Яков Осипович у «сестрёнки», озабоченной «пироговским» первичным разбором. — А то у вас тут все представлялись, как воспитанные люди, а вы…