— Ну, господа, за удачу!
Все дружно выпили, и только потом штабс-капитан, сидевший напротив есаула, поправив щегольское пенсне, ехидно заметил:
— А вы что, позвольте спросить, сомневаетесь?
— Никаких сомнений! — коротко отрубил есаул. — А пью, щоб щабли не брали, щоб кули не миналы, головоньки наши!
Слова украинской песни прозвучали странным диссонансом, и в наступившей на минуту тишине въедливый штабс-капитан, обращаясь уже ко всем, поинтересовался:
— А все-таки, господа, что вы думаете?
— Что тут думать, — бросил кто-то с дальнего конца. — Порубаем красную сволочь по мере возможности и назад!
За столом враз загалдели, и в общем гаме Шурка улавливал только отдельные реплики вроде:
— А вдруг повезет!
— Мужики поддержат!
— И не надейтесь!
Внезапно сиднем сидевший во главе стола атаман треснул кулаком так, что остаток истаявшего сахара плюхнулся прямо в спирт, и рявкнул:
— Тихо, господа! Как бы там ни было, мы пойдем! В конце-концов, это наш долг!
— Конечно, — немедленно согласился есаул и зло добавил: — Иначе эти полячишки нас и кормить не будут.
К величайшему Шуркиному удивлению, только что буквально взорвавшийся атаман каким-то упавшим голосом возразил:
— Не надо, господа, не надо, прошу вас… Так сложились обстоятельства. Это политика, господа…
— А, какая власть, такая и политика! — махнул рукой есаул и подытожил: — Красные сюда свои банды шлют, поляки в ответ туда, а шашкой размахивать, господа, приходится нам…
— Но тогда зачем вы идете?
Порядком захмелевший штабс-капитан приподнялся за столом и пьяно уставился на есаула через стекла съехавшего набок пенсне. В свою очередь есаул, обведя всех тяжелым взглядом, отчеканил:
— Я, господа, привык без затей. Да, я иду. Зачем? Да хотя бы, для того чтобы порубить десяток комиссарствующих жидов!
Слова есаула враз перекрыл одобрительный гул общей ругани, поминавшей уж совсем по-простому евреев, комиссаров, ЧК, а заодно и поляков вкупе с прочими иноверцами. Шурка тоже хотел вмешаться, но как раз в этот момент в комнате появился до этого где-то пропадавший адъютант и без всякой субординации, обратившись прямо к Яницкому, сообщил:
— Господин поручик, вас там какой-то пан добивается.
— Где он? — как бы стряхивая наваждение, Шурка помотал головой.
— Я его с казаком к вам на квартиру отправил, пусть там ждет…
За столом как раз собирались разливать пунш, и Шурка, испросив взглядом разрешения атамана, незаметно покинул застолье. К вящему удивлению поручика, на квартире его ждал не капитан Вавер, как было предположил Яницкий, а неожиданно возвратившийся из Парижа полковник Чеботарев.
Он, видимо, только что зашел в дом и теперь с интересом осматривался. В комнате было две железных кровати, стол и лавка, покрытая домотканым половиком. Еще в красном углу перед иконами в окладах из фольги теплилась лампадка, да попахивала керосином стоявшая посреди стола семилинейная лампа.
Увидев Шурку, полковник, словно они расстались час назад, помахал ему рукой и кивнул на обстановку:
— Что, это тебе не Варшавские апартаменты?
— Но и не охотничья фанза… — в тон ему отозвался Шурка.
— Ну, там хоть мух нет, — сразу возразил Чеботарев.
Мух действительно была пропасть. Шурка немедленно снял с изголовья полотенце, украшенное красными вышитыми петухами, и принялся махать им по всем углам. Полковник, помогая ему, тоже замахал фуражкой, и через минуту-две темное мушиное облако как бы растворилось в оконном проеме.
Шурка сразу же прикрыл створки, накинул для надежности крючки рамы и повернулся к Чеботареву:
— С возвращением вас!
— Да уж… — Полковник опустился на лавку и показал на вторую кровать. — Напарник скоро заявится?
— А я сам, хозяева на сеновал перебрались, так что, если что, коечка в вашем распоряжении.
— Вот это кстати… — Чеботарев расстегнул воротник рубахи и деловито спросил: — Значит, ты с ними?
— Да, — коротко ответил Шурка.
— Ну и дурак, — добродушно заметил Чеботарев.
Шурке вспомнился недавний шум за столом, и он нахмурился.
— Не отговаривайте, господин полковник, потому как, если есть хоть малейший шанс, я все равно пойду!
— Знаю, что пойдешь… — Чеботарев вздохнул и по-медвежьи заворочался на лавке. — Эх, Шурка, Шурка, если б ты только знал, какие силы во всем этом заинтересованы…
— Знаю, — Яницкий сердито вскинул голову. — Поляки. Благодетели наши…
— М-да, — Чеботарев наконец-то устроился поудобнее. — Вон Александр Освободитель хотел конституцию ввести, а его бомбой… Все говорят, в пятом году народ поднялся, а на самом деле японские деньги работали. И большевичков этих тоже деньги, только немецкие, нам подсудобили, про остальных и не говорю… А ты мне — поляки… Поляки что, так, пустое. Всему вашему рейду грош цена в базарный день. Все, что с той стороны делается, мужички в ту же «двуйку» чуть ли не каждый день доносят. Вот так-то…
Если бы Чеботарев не говорил все это с такой грустью, за которой угадывалось точное знание, может быть, Шурка б и сорвался, но именно интонации полковника заставили поручика тихо сказать:
— И все равно, я не могу отказаться…
— А отказываться, Шурик, не надо. Я знал, что ты пойдешь, потому и торопился.
— Что, есть дело? — оживился Яницкий.
— Есть, — Чеботарев отодвинул в сторону мешавшую ему керосиновую лампу. — Отряд ваш красные, так или иначе, расколотят, поэтому ты удерешь раньше…
— Как тогда, в Маньчжурии? — напомнил Яницкий.
— Именно, — улыбнулся Чеботарев. — Пиджачок свой на толстовочку сменишь, и упаси тебя бог форму напяливать. Тебе в штатском будет способнее. Купишь билетик и ту-ту… В поезде у народа язык развязывается, а еще лучше в пивной у нужного места посидеть, послушать… Поверь мне, и расспрашивать никого не надо будет. Так информацию соберешь и — обратно. А вдруг сцапают, так я тебе легенду приготовил.
— Это какую же? — заинтересовался Шурка.
— Ты, альфонс варшавский, застрял в Одессе… Ты ж вроде жил там одно время, так? — уточнил Чеботарев.
— Так, — подтвердил Шурка.
— Ну вот, документы тебе сделал Яков Гринблат, а встречался ты с ним в заведении Яшки Либермана.
— А цель-то какая? — усмехнулся Шурка.
— О, цель это главное… — Чеботарев многозначительно поднял палец. — Пробираешься ты в одно имение под Елабугой. Там хозяйка золотишко припрятала. Это, брат ты мой, сработает…
— Так за ним же и полезут!