С авиацией противника часто приходилось сталкиваться, да и наши штурмовики так один раз попали! Мы населенный пункт только взяли, машины кое-как укрыли, пехота встала. Я выскочил из танка, чтобы сориентироваться, где что. А тут откуда ни возьмись самолеты. Мы видим, что наши, советские штурмовики идут. Вот они заходят — и пошло… Я вскочил в танк, поймал их волну, слышу: «Миша, Коля, давай еще разочек зайдем, смотри, еще шевелятся». И заходят! А я кричу им: «Мы свои!» — а они не слышат. Для того, чтобы остановить эту бомбежку, мне нужно было выйти на станцию бригады, чтобы она вышла на их станцию наведения, а потом чтобы их станция наведения вышла на их старшего летчика, который ведет группу, — и только тогда можно дать тому команду «отбой». Они к этому времени уже отбомбятся и улетят! От этого налета потерь в танках не было, но людей побили. Еще был случай. У меня в то время танка не было, и я был назначен старшим офицером связи бригады — держал связь с корпусом. Для этого мне дали броневичок с водителем, на котором я возил донесения и приказы. В одной из поездок на нас налетели наши самолеты и давай бомбить! Водитель выскочил — и бежать. Я тоже выскочил и залез под броневичок. Ну зачем вылез из броневика, где ни пули, ни осколки ничего бы мне не сделали? Спрятался называется!
К Львову мы подошли с юга. Недалеко от города стояла водонапорная башня. «Дай, — думаю, — посмотрю, что там». Подъехали, заглушили двигатель. Зашел в нее — что-то тикает. Спускаюсь в машинное отделение башни, а там бомба-пятисотка лежит, и к ней часовой механизм приделан. Я выскочил к танку, взял плоскогубцы, вернулся, перекусил один провод — и часы остановились. Водонапорная башня уцелела, и до сих пор, по-моему, там стоит.
На окраину города я вышел один из первых. Доложил. Командир бригады принял решение — входить. 27 августа в головной заставе шли три экипажа: мой, Потапова и Додонова. На перекрестке улиц Зеленая и Ивана Франко, практически в центре города, мой танк был подбит, а сам я был ранен. Как произошло? Я выскочил из танка и начал показывать дорогу механику-водителю. Пуля попала в пистолет, висевший на боку, и рикошетом задела бедро. Через некоторое время подбили и танк. Я с автоматом дошел до площади Мицкевича и там потерял сознание. Додонов пошел дальше и вышел к львовскому радиоузлу, а потом участвовал в освобождении железнодорожного вокзала. За эту операцию я, Потапов, механик-водитель Федор Сурков и командир бригады были представлены к званиям Героев Советского Союза. Наши командиры Коля Лопатин, Гриша Кононенко, Миша Константинов были награждены орденами и медалями.
После ранения я лежал в госпитале в городе Пирятин Полтавской области до конца октября. Указ о присвоении мне звания Героя Советского Союза вышел в сентябре месяце. После выписки меня перевели в Харьков, в 61-й отдельный полк резервного офицерского состава. Когда туда ехал, мне сказали: «Ты не спрашивай, где этот 61-й ОПРОС, а спроси, где „Дом женихов“. Сразу скажут и покажут, где он расположен!» Когда приехал, я спрашиваю: «Где находится „Дом женихов“?» — «Садись на этот трамвай, он тебя довезет». Приехал я туда, представился, доложил, меня зарегистрировали. Дня через три приглашают: «Вас приказано отправить в Москву». — «Почему в Москву? Я на фронт хочу!» — Ты знаешь, даже после госпиталя я хотел попасть на фронт. Хотелось всех добить, повоевать до конца, до Победы. Хотя можно было остаться. Например, в этом «Доме женихов» много ребят осталось — кто женился, кто в тыловые подразделения ушел, кто инвалидность себе устроил. — «Предписание — в Москву».
Приехал я в Москву, в Главное управление бронетанковых войск, в отдел управления кадров: «Денька три можете быть свободным, потом мы вас найдем». — «У меня такой вопрос: в 20 километрах от Москвы живут мои родители, — могу я туда съездить?» — «Конечно!» Я знал, что они живут в деревне. Приехал. Уже начало ноября, я иду, а они копнуют сено. Гляжу — вроде мать стоит, укладывает. Когда я поближе подошел, то увидел, что это действительно моя мать, а рядом отец. Я подошел поближе и говорю тихо: «Мама…» Она как увидела меня — так и упала на копну… Какое это счастье, во время войны побывать у своих родителей! Повидаться с родителями — знаешь, что это такое для солдата?! Денька три я пожил у них, потом сел на поезд до Москвы. И только уехал — им пришла телеграмма: «Вашему сыну присвоено звание Героя Советского Союза». Они уже знали, а я еще нет!
Когда я приехал в управление кадров, мне дали предписание на 1-й Белорусский фронт, — а наша часть была на 1-м Украинском. Я говорю: «Мне нужно на 1-й Украинский, моя часть там, Уральский добровольческий танковый корпус!» — «Мы знаем лучше вас, где нужны офицерские кадры. Поедете на 1-й Белорусский фронт». Приехал я в Минск, там пересадка, и товарняками, машинами я добирался до 1-го Белорусского фронта. Как-то по пути, в Минске, захожу я в комнату отдыха, — там лежит подшивка газет. Беру газету — а в ней большой список, указ Верховного Совета от 27 сентября 1944 г. о присвоении званий Героев Советского Союза. Смотрю — Сурков Федор Павлович, мой бывший механик-водитель, Потапов, Фомичев, Кулешов. Все четверо из моей бригады в этом списке. Вот только тогда я об этом узнал! Я вырвал газету из подшивки, взял с собой. Разыскал штаб 1-го Белорусского фронта, представил предписание: «Прошу откомандировать меня на 1-й Украинский фронт. Я доберусь, вы только отметку сделайте, что откомандирован!» — «Нет, нам нужны кадры. Идите пока в резерв. Побудете там деньков пять, потом мы подберем вам должность и направим». Иду, смотрю, «студера» стоят с маркировкой нашей 4-й армии. Я к ребятам: «Что такое?» — «Так и так, груз пришел, обмундирование, оружие, боеприпасы». Спрашиваю: «С вами можно уехать?» — «Смотри, как хочешь. У нас в кабине места есть». Думаю — если колонна пойдет, то ее проверять не будут…
Когда я добрался до расположения 4-й танковой армии, то пошел искать свой корпус. Нашел узел связи: там была Маша Пашинцева, телефонистка. Как увидела: «Ой, Павлик, ты откуда?! Мы знаем, тебе присвоили звание Героя!» Звонит в батальон: «Так и так, Кулешов приехал, сейчас на узле связи корпуса находится». Фомичев, командир бригады, когда поступил указ, уехал домой, в отпуск, — так что его не было. Полковник Алаев, зам командира бригады, говорит телефонистке: «Маша, кто там у тебя?» — «Кулешов приехал. Сейчас тут, на узле связи». — «Давай его ко мне быстро!» Я говорю: «Не надо в штаб, я в батальон хочу, к ребятам пойду». Но все-таки меня привели к нему, мы посидели, поговорили. И тут прибежали мои ребята. Я к ним вышел: в батальоне шум, всех на ноги поставили! Я пришел в расположение батальона, представил свои бумаги, предписание. А личное дело идет по адресу, не сюда, а на 1-й Белорусский. Переночевал, — утром построение батальона, все чин чином. Я начистился… На построении объявляют: «Вернулся наш фронтовой товарищ, который прошел с Орловско-Курской дуги уже сюда, на территорию Польши». Так я приехал в свою часть, где стал командиром танковой роты. Все нормально, хорошо…
Звезду и орден Ленина мне вручал Конев. Ребята где-то колбасы достали, спирта, говорят: «Снимай звездочку!» Опустили ее сначала в соляную кислоту, вытерли, а потом каждому в кружку. Эта звездочка всех обошла, а потом ко мне возвратилась, побывав в кружке каждого. Вот так ее обмывали.