После нашего наступления 19 ноября 1942 года немецко-фашистская группировка в Сталинграде практически была окружена. Гитлер запретил своим войскам сдаваться в плен или отступать. Обещал транспортными самолетами ночью сбрасывать контейнеры с продуктами для окруженных войск. А маршалу Паулюсу присвоил звание фельдмаршала.
Ночью транспортные самолеты вермахта летали и сбрасывали контейнеры с продуктами на парашютах. Мы, минометчики, находились в двух километрах от переднего края и решили воспользоваться продуктами из контейнеров. Как только немцы запускали ракеты красного цвета, мы подключались и тоже запускали ракеты красного цвета. Слышим летит транспортный самолет и шум спускающегося парашюта. Парашют мы снимали и вскрывали контейнеры, а там были большие банки сливочного масла, мясные консервы, хлеб в специальных упаковках выпуска 1936–1938 гг. И так мы приспособились получать продукты от Гитлера. Заранее готовили ракеты различных цветов и смотрели, какого цвета ракеты применяют немцы. Мы быстро заряжали ракетницу ракетами такого же цвета, как у немцев, и неоднократно к нам прилетали пищевые посылки.
Командир батареи расположился недалеко от батареи, просто невозможно представить, как он перебрался через площадь, усеянную немецкими трупами и трупами наших бойцов. Мы подготовились к последнему штурму, за ночь нам привезли еще боеприпасы. Когда утром перед артподготовкой рассеялся туман, мы увидели сотни «катюш», артиллерийских орудий и других средств, в течение полутора часов они перевернули все вверх дном. Немцы выходили с поднятыми руками или с белыми флагами из подвалов из различных укрытий. На всех участках фронта наши войска встретились друг с другом. Наконец немецкая группировка из 22 дивизий была окружена. Это происходило 1 февраля 1943 года. Журнал «Крокодил» на своей обложке поместил рисунок: круг и в нем 22 дивизии и надпись «Они нам подарили колечко». 2 февраля 1943 года в Сталинграде в некоторых местах были слышны отдельные взрывы. Действовали от основных войск в основном пехота и огне-метчики. Подходили к каждому подвалу, и переводчик говорил: «Сдавайтесь немедленно, оружие оставляйте в подвале и с поднятыми руками выходите из подвалов» (переводчик говорил через микрофон).
2 февраля 1943 года считается окончанием Сталинградской битвы. В этот день формировалась колонна пленных немцев — всего в колонне было 93 тысячи человек, которых направляли на сборные пункты.
Эта колонна шла мимо нашей батареи, и я с товарищем и еще одним солдатом с автоматами стояли в десяти метрах от дороги и наблюдали за пленными. Кто был в колонне: немцы (больше всего), итальянцы, испанцы, румыны, венгры, в общем, вся Европа. Так они помогали Гитлеру победить нас.
Мы смотрели на пленных (и в этот момент кто-то нас снял на пленку), и теперь каждый год 2 февраля и в День Победы нас несколько секунд 20–25) показывают на всю страну, а я показываю: вот это я!
Прибежал посыльный и сказал мне, срочно прибыть в штаб дивизиона. Там оказалось еще двое солдат (к тому времени ввели погоны, и мы стали солдатами, а раньше были красноармейцами), они ждали меня. Мы, оказывается, едем учиться на офицеров (это в войну-то!). Документы наши готовы, едем (на чем придется) в штаб армии в Тамбов, в Тамбовское артиллерийское училище. Наши ребята набили нам вещевые мешки под завязку. И даже командир миномета спросил:
— Сергей, что вы положили в вещевые мешки, кирпичи, что ли?
— Когда нужны будут деньги, отблагодарите нас, — сказал сержант и хитро улыбнулся. Мы распрощались и 2 февраля с тяжелыми вещмешками вышли на санную дорогу. Нас догнал трактор, он тянул большие сани. Это, видимо, был тягач, он подвозил боеприпасы.
Я у тракториста-солдата спросил, куда он держит путь, он ответил, что в Баскунчак, я сказал:
— Значит, нам по пути.
Мы распрощались с нашими ребятами, и, видимо, навсегда…
Ройзман Зельман Ефимович
Лейтенант, командир роты 97-й стрелковой бригады
От Бекетовки, южной окраины города, до центра Сталинграда было 12 километров. Меня и еще человек двадцать отправили в 97-ю стрелковую бригаду, где мы получили оружие, а затем начальник штаба майор Руднев отдавал указания, сколько командиров в какой батальон отправить. Четверым: мне, Коле Панкратову, Коле Решетникову и еще одному товарищу (его фамилию уже не помню) — приказали направиться в 3-й батальон, и вскоре за нами пришел боец из этого батальона и повел нас через балку. Дошли до блиндажа, где разместился штаб батальона, и там нас встретил комбат, капитан Костенко. Посмотрел на нас, задал всего пару вопросов, а потом сказал: «Ты, Ройзман, принимаешь 3-ю роту, Решетников пойдет к тебе на взвод, а Панкратов примет пулеметный взвод». Батальон капитана Костенко занимали оборону по Купоросной балке, а конкретно моя рота держала оборону в районе Ленточной балки, напротив самой высокой точки города, высоты 145,5. Мамаев курган, например, имел на карте отметку 102 метра, а перед нами 145,5. Батальон находился на стыке двух армий, 62-й и 64-й, и наша 97-я стрелковая бригада входила в состав 64-й армии.
Бригада была сформирована в августе 1942 года в Златоусте и в ее состав вошли моряки ТОФ, стройбатовцы (переведенные из Трудовой Армии в Красную Армию), а также курсанты военных училищ и группа пограничников, но в моей роте, например, были только бывшие моряки и трудармейцы. Когда я принял роту, то в ней числилось около восьмидесяти человек. Командиров уже не оставалось, меня встретил только политрук роты, неплохой парень с двумя «кубарями» в петлицах. Но его через пару дней то ли убило, то ли ранило, уже точно не помню… Сколько людей числилось в бригаде, я, простой ротный, конечно, знать не мог.
После войны, на первой встрече ветеранов бригады прозвучала цифра, что перед отправкой в Сталинград личный состав бригады насчитывал чуть более 5000 человек, при этом командным составом бригада была укомплектована наполовину, и поэтому только что прибывшего на передовую выпускника военного училища могли сразу поставить на командование ротой…
Кроме того, в нашу бригаду был влит сводный курсантский полк, сформированный из курсантов военных училищ на Северном Кавказе (пехотные училища Махачкалы и Орджоникидзе)…
А вот уцелело нас очень мало. Из своего курсантского выпуска я на встречах ветеранов 64-й армии почти никого не встречал… Выжили единицы…
Нейтральная полоса между нами и противником в сентябре-октябре составляла от 40 до 70 метров, на отдельных участках мы с немцами гранатами свободно друг с другом перекидывались.
Мы зарылись в землю, в траншеи полного профиля. По ночам бойцы, свободные от дежурства, в первой траншее и в боевом охранении, находились в землянках, стены которых крепили ящиками от патронов, так как почва там песчаная и обваливалась после каждого артобстрела или бомбежки. Чтобы как-то осветить землянку, в ней жгли телефонный шнур, который, коптя, все же горел и давал тусклый свет. Прямо перед немецкими позициями на самой высоте немцы посадили в разбитые танки своих снайперов, которые нам не давали поднять головы ни днем, ни ночью, и затишья, как такового, у нас никогда не было, от снайперского огня мы несли все время серьезные потери. Жить нам давали только по воскресеньям, немцы в выходной день вели умеренные боевые действия, но тут слово «умеренные» надо взять в кавычки, поскольку для оценки я применяю сталинградские стандарты. Бомбили нас ежедневно и по несколько раз, а нашу авиацию мы не видели, только ночью иной раз слышали гул моторов, в небе появлялись По-2, сбрасывали бомбы на немецкий передний край, а с рассветом небо становилось «чисто немецким»… Минометные и артиллерийские обстрелы немцы проводили, словно сверялись по часам, методично били по нашей линии обороны, которая, до захвата нами высоты 145,5, была у них как на ладони. Боеприпасы мы строго экономили, так как постоянно были перебои с доставкой патронов и гранат на передовую, ведь переправа через Волгу все время находилась под огнем. С питанием на передовой вообще было очень туго, бывали дни, что весь дневной рацион состоял из одного сухаря на бойца.