Я дрался на По-2. "Ночные ведьмаки" - читать онлайн книгу. Автор: Артем Драбкин cтр.№ 34

— Как воспринималось отступление 1941 года?

— С горечью. Отец уехал в отпуск в деревню, да так и остался в оккупации вместе с семьей. Перед Курской битвой командир полка, зная, что это моя родина, где я помнил каждую стежку-дорожку, посылал меня на разведку. Как-то он мне сказал: «Твоя родная деревня освобождена. Бери самолет и лети». Вчера ушел противник, а сегодня я прилетаю, делаю кружок, смотрю — от домов, втом числе и от моего, одни головешки. Сел на луг, пацаны бегут, а среди них мой брат. Прихожу — у пожарища босой отец стоит, палочкой ковыряется. Обнялись. Отец расплакался. В вещмешке у меня были булка черного хлеба, американская тушенка, кусок брынзы, сахар, сухари, сгущенка. Подошли еще односельчане. На конце села стояла покосившаяся халупа — одна из немногих уцелевших построек. Зашли туда, достал закуску. Откуда-то появилась самогонка. Выпили. Утром опять в полк.

— Какую бомбовую нагрузку брали?

— Мы возили КС, кассеты с фосфором — как положишь серию, и грустно немцам становится. Могли взять четыре штуки осколочных бомб АО-25. Всего порядка ста килограммов. Когда пришли самолеты с двигателями по 125 лошадиных сил, тогда стали брать по 150 килограммов, могли взять 6 штук по 25 или 2 по 100. Бывало возили трофейные бомбы АФ-82–82 килограмма. Если работали по танкам, нам давали ПТАБы.

Выделялись и экипажи для освещения целей, бравшие САБы. У меня был такой случай. Обычно нам давали время удара, но в тот раз вылет задержался, и мы пришли на Орел, когда наносила удар дальняя авиация. Один из сброшенных ими САБов попал на верхнюю плоскость, зацепился и горит. Я бомбы сбросил и начал скользить, чтобы пламя сорвать. Кое-как удалось. Прилетаю, у меня половина лонжерона прогорела и дыра в обшивке с два футбольных мяча.

— PC подвешивали?

— Эксперименты такие были, но я с РСами не летал. Еще брали гранаты АГ-2 против истребителей, поскольку были случаи, когда нас ночью атаковали истребители.

— ШКАС стоял у штурмана?

— Вначале у нас их не было, а потом начали ставить. Некоторые просто на шкворне, а некоторые на турель ставили. ШКАС есть ШКАС — говно. Ночью нас два раза истребители атаковали над Орлом.

— Летали с парашютами?

— Да. Пользоваться им не приходилось, но однажды летел уже домой и чувствую, что-то колет мне в попу. Прилетел, а потом укладчик парашюта приходит ко мне и приносит сердечник снаряда: «Вот, — говорит, — ваша смерть». Снаряд пробил парашют и чуть-чуть вылез наружу. В другой раз осколок разворотил каблук сапога.

— Как-то еще техники модифицировали самолет, устанавливали дополнительный бак или бронеспинку?

— На некоторых самолетах в центроплане стоял дополнительный бензобак. Их использовали для дальней разведки, допустим, до Брянска, и даже глубже. Летали больше четырех часов. Но это редко. Был такой случай. Я уже был командиром звена. Вызывает меня и летчика моего звена Кривцова командир полка и приказывает немедленно лететь в штаб Брянского фронта на двух самолетах. На бреющем полетели, сели. Тут Жукова привезли. Кричат: «Жуков прилетел». Генералы по кустам разбежались, сидят и не выглядывают. Мы у самолетов. Вызывает маршал Новиков и ставит задачу найти танковый корпус, введенный в прорыв, и восстановить потерянную с ним связь. Полетел мой ведомый. Вскоре сообщили, что самолет упал в расположении наших войск. Потом уже выяснилось, что пуля пробила тот самый дополнительный бак в центроплане. Самолет загорелся. Он сумел его посадить и выскочить сам, а самолет сгорел. Теперь лететь мне. Пошел на бреющем на высоте 5–10 метров. Кругом огонь, стреляют в упор. Кое-как проскочил линию фронта, нашел танки. Сел, вернее, почти упал. Ко мне приходит подполковник: «Что надо?» — «У меня приказ установить связь, выяснить, какая нужна помощь, каких раненых надо взять». — «Я ранен в руку». — «Садись и приготовьтесь докладывать обстановку». Самолет прыгает по ямам, пули летят. Стреляют и наши, и немцы. Взлетел. Прилетел. Сел. Меня трясет, но иду докладывать. Говорю: «Привез вам раненого полковника, он доложит обстановку». Все генералы тут собрались. Маршал говорит: «Представить летчика к ордену Красного Знамени». Но я так ничего и не получил… Да и ладно, жив остался, и то хорошо.

— Где и как жил летный состав полка?

— Летчики и штурманы жили отдельно от технического состава полка. Чаще всего обитали в землянках, вырытых на границе аэродрома. В них стояли сколоченные из бревнышек сплошные нары, в середине такой землянки была печка. Дверь деревянная, сделана из бревен. В холодное время обивали ее соломой и брезентом. Обычно батальон аэродромного обеспечения давал матрасы и наволочки, которые нужно было набивать соломой, сеном или стружками. Не помню, простыни были, наверное, были. Укрывались плохенькими одеялами. Было холодно, поэтому укрывались и шинелями, и комбинезонами, а иной раз в наступлении спали прямо в летных комбинезонах, не раздеваясь. И летом, и зимой делали навес, под которым стояли металлические умывальнички. В холода умывались в землянках.

— Зубы чистили?

— Тогда это не считалось важным элементом гигиены. Иногда чистили, когда щеткой, когда пальцем. Зубной пасты у нас не было, а был зубной порошок, и то если кто на пополнение прибудет, тогда привезет, а так и его не было.

Каждый день был осмотр по форме 20 на наличие вшей и блох. Баня, как правило, раз в 10 дней. В это время сдавали обмундирование на прожарку. Так что насекомых у нас не было. Конечно, когда прибывало пополнение, оно привозило их с собой, но их быстро выводили. У нас был хороший, очень ответственный врач, одессит Миша Виторган. Он следил за чистотой, иногда давал нам витамины. В полеты нам давали небольшие плитки шоколада. Вообще боевые вылеты истощают нервную систему. Особенно это заметно у молодых — у них все дергается, для них все таит опасность.

Был у нас в полку такой случай. Прислали нам летчика-истребителя Мордашова — видимо, у него что-то там не сложилось, вот и перевели на У-2. Мы еще были сержанты, а он пришел лейтенантом, да и постарше он нас был. Гонору у него было много. Но ведь в истребительной авиации ты маневрируешь, принимаешь решения, а тут от тебя требуется выдержка — держать курс в лучах прожекторов, подогнем противника. И некоторые не выдерживали. Помню, полетел он первый раз. После вылета, смотрю, что-то у него состояние неважное. Второй вылет. Штурман мне докладывает: «Что-то мой Мордашов мандражит. Бомбы сбросили до цели». В общем, он труханул. Его засудили — и в штрафбат. К нам он оттуда не вернулся. Такой случай у нас был единственным.

— Как был обустроен аэродром?

— В стартовый наряд назначался дежурный по полетам, обычно офицер. Ему в подчинение давали одного или двух сержантов, разбирающихся в вопросах производства полетов. Старт разбивался так. Вдоль взлетной полосы устанавливались три лампы, работавшие от аккумулятора (естественно, имелся резервный аккумулятор). В конце полосы устанавливался керосиновый фонарь «летучая мышь». На линиях предварительного и исполнительного старта так же устанавливалось по два фонаря. Получается как бы ворота.