Я дрался в штрафбате. "Искупить кровью!" - читать онлайн книгу. Автор: Артем Драбкин, Григорий Койфман cтр.№ 46

Полтора месяца я провел в штрафной роте целым и невредимым…

А потом поступил приказ на атаку. В июле светает рано, нам приказали по сигналу ракеты атаковать немцев и занять их линию обороны. Погнали в атаку без артподготовки, и как только мы поднялись, навстречу нам немцы открыли шквальный, очень плотный пулеметный и артиллерийский огонь, нас ждали. Очень много штрафников было убито и ранено уже на первых метрах «нейтралки». Я успел пробежать метров семьдесят, как рядом разорвался снаряд или мина, и меня швырнуло на землю. Почувствовал боль в ноге, с бедра текла кровь. Посмотрел, а прямо вокруг меня человек восемь мертвых штрафников, всех поубивало этим разрывом снаряда, а мне достались только множественные осколочные ранения в ногу. Я лежал на земле и слышал, как рота ворвалась на немецкие позиции. Мимо меня пробежал заместитель командира роты со своей сворой, остановился: «Что, ранен?» — «Сам не видишь?» И они побежали дальше. Раненых никто с поля боя не вытаскивал, и я сам пополз на правом боку до своих окопов. Сам себя перевязал. Дополз до траншеи, там был связист с телефонным аппаратом, он помог мне спуститься в траншею. Немного отдохнул, перевалился за бруствер и снова пополз к опушке леса из последних сил. На меня случайно наткнулась санитарная повозка, меня подобрали и отвезли в санбат. Операцию сделали в полевом госпитале, выяснилось, что один из осколков застрял в кости, а потом отправили в госпиталь для тяжелораненых в Винницу, где нас погрузили в санлетучку и отвезли в Ростов.

Но все ростовские госпиталя были забиты ранеными, и наш эшелон направили на юг, в Баку. Выписали меня из госпиталя через три месяца.

Пришли немцы в нашу Алексеевку, и началась обычная оккупационная жизнь: того расстреляли, этого расстреляли, схватили кого-то, евреев каких-то привезли с Венгрии на какие-то работы. Мама картошку им иногда варила, потому что они бедные люди, тоже сильно страдали. Оккупация была очень сложная, но мы выкручивались — у нас была картошка, огород. Семья наша не голодала.

В конце немцы стали увозить молодых людей в Германию, наверное, чувствовали, что не удержат село. И мой отец, чтобы спасти меня от этого, чтоб меня не взяли, пристроил меня на работу. Была у нас Анфиса, счетоводом работала. Вот к ней, как будто я на работе. Но я ничего не делал, потому что не разбирался в учете. Она мне только один раз поручила пронумеровать какие-то дела. Больше я ничего не делал. Но это было спасение, а так бы меня забрали бы в Германию.

Потом освобождение. Алексеевка — населенный пункт небольшой, и особенных боев за него не было.

Как освободили, сразу пришел военкомат, и стали призывать на военную службу. Нас с Васькой Лакеевым забрали. Воспитание у меня было самое патриотическое. Мы были очень довольные, что нас призывают. Прошли курс молодого бойца, обучился на минометчика — пора отправляться на фронт. А тут ночью вызывает Смерш — армейская контрразведка. Землянка, он сидит, прихожу, докладываю, что такой-то прибыл. Он начинает допрос: «Где был в оккупации?» — «Вот там-то». — «Чем занимался?» — «Ничем не занимался». — «Работал?» Говорю, вот так и вот так, когда стал вопрос об отправке в Германию, пристроили на работу. Я ему все рассказал. Потому что тут же нет ничего особенного, криминального, и за собой я вины не видел. Да и не мог брехать вообще, не способен был, да в то время и нельзя было. «Все, иди».

На следующий день нас, несколько человек, вызывают, строят и объявляют — два месяца штрафной роты. Отправляют под Курск, в Горелый лес, по-моему, 77-й запасной полк. Там формируют эту роту. Ее номер был 220, и какое-то еще число. Когда нас сформировали (нас было 370 человек), отправили на передовую.

В штрафной роте пошла война, которую я не мог ни понять, ни разобрать. Куда меня посылали? Что мы делали? Как мы делали? Я не пойму.

И вот перед курскими событиями нам приказали пробиться и захватить высоту Фарыгино. Было уже тепло, май, наверно. Фарыгино — это господствующая высота, и немцы могли все просматривать. Наша задача была захватить эту высоту. Нас должна была поддержать и расширить наступление с флангов целая дивизия, то есть закрепить наш успех. Так говорили. И я считаю, по-моему, это та же 193-я дивизия, в которую я потом попал, но не могу утверждать. Я сразу предупреждаю, что солдат тогда ничего не знал, поэтому я могу ошибаться или говорить то, что я услышал от кого-то. Солдат просто выполняет приказы. Кто-то командует, а ты не знаешь, куда, что. Наша задача выполнять приказы умно, разумно.

Это был мой первый бой. Дали команду. Мы как заорали, закричали. Немцы разбежались, часть их мы побили. Вышли к этой позиции и захватили высоту. Окопались.

Командиры взводов были с нами, а командир роты, фамилия его была, как говорили, Борщ, — нет. Не успел он на высоту пройти — открыли такой огонь со всех сторон, что и дивизия не расширила наши фланги, и командир отстал.

Наступает ночь. Все затихло, связь есть или нет — я не знаю. Немцы нас отрезали, опять захватили те траншеи, через которые мы прорвались. Командиры взводов решают, что дальше делать, и говорят: будем пробиваться назад. Наутро построились мы и пошли в атаку в спину немцам. Мы снова пробились через них относительно легко. Но когда мы пробились и начали двигаться по нейтральной полосе, тут наступила беда. Немцы открыли такой артиллерийский огонь по этому месту!

Немцы умели стрелять. Они сосредоточивали огонь со всех концов: стреляют и оттуда, и оттуда, и прямо, и точно попадают в эти зоны. Это их метод обстрела. Даже при наступлении они не били, как наши, по площадям. Вся артиллерия бьет по одному участку, потом по второму, потом по третьему. И только потом наступают. Это их методика.

Выползли мы. Нас собрали, построили в овраге, и оказалось, что нас осталось всего 70 человек. Говорят, Борща в штрафной батальон отправили, но я не утверждаю.

— Как вы были вооружены в штрафной роте?

— Все давали: пулеметы, немного автоматов, а в основном винтовки. Патронов всегда хватало. В этом бою просто стрелять некуда было, целей особенно не было, мы прорвались, и на том все. Если ты видел немца — мог стрелять, но немцы убежали. У них несколько погибших только было, не так много.

— Поддерживала вас в той атаке артиллерия?

— Несколько выстрелов сделали, артподготовку, перед тем как мы рванулись. Ну это не артподготовка, это мелочь. Назад нам пути нет, мы штрафники. Нам сказали, что самое главное — не отступать, а то сзади будут стрелять свои же. Правда, сзади, как оказалось, никого не было.

— Вы когда-либо сталкивались с заградотрядами?

— Нет. Говорили, что они есть, но я их не видел. Да и как я их увижу, я все время был впереди, на передовой.

Дальше пополнили штрафную роту. Помню, мы атаковали какое-то село. Рассредоточились и движемся. Немец открыл огонь, мы шли по открытой местности. Кто мной командовал? Что я должен делать? Я не знаю. Я вижу, что одного убило, второго, третьего, нас меньше уже стало. Я приблизился к немецким позициям так, что слышу немецкие команды. Помню, они говорили: «Приготовить хэндгранаты!» А некому уже наступать, все побиты. Я упал и лежу. Куда мне идти? Настала ночь, и я отполз назад. Это был мой второй бой. А немцы потом отступили.