Произошло это вовсе не потому, что советское командование переиграло фон Браухича. Никакой мифический Штирлиц на совещании 31 января 1941 г. не присутствовал, пространную шифровку не составлял и о взглядах Браухича не докладывал. Собственно, с точки зрения реальных советских предвоенных планов предположение Браухича вполне соответствовало действительности. Красная армия действительно собиралась сосредоточить главные силы в трех приграничных округах и дать бой к западу от Западной Двины и Днепра. Однако, ввиду упреждения РККА в мобилизации и развертывании, эти планы не были реализованы. Предвоенное планирование было похоронено, и планы действий разрабатырались на ходу сообразно сложившейся катастрофической обстановке.
Все то же самое можно сказать о немецких оценках численности Красной армии. Так, на начальном этапе планирования операции «Барбаросса», в августе 1940 г., силы Красной армии оценивались следующим образом. Предполагалось, что советские вооруженные силы на западе насчитывают 96 стрелковых, 23 кавалерийские дивизии и 28 танковых бригад. В действительности Красная армия в августе 1940 г. насчитывала на западе (в европейской части страны) 143 стрелковых, 10 кавалерийских, 7 моторизованных и 16 танковых дивизий, а также 15 танковых бригад. При таких грубых ошибках в численности войск противника трудно делать его армию «шверпунктом» операции. К тому же с началом боевых действий все эти оценки вообще потеряли всякую ценность ввиду раскручивания советским руководством маховика «перманентной мобилизации». Мне могут возразить: «Но ведь немцы тогда не знали реальной численности войск противника!» На это можно заметить, что немецкая разведка сталкивалась со значительными трудностями при работе в СССР. Сами по себе сложности в процессе добычи информации об армии противника заставляли задуматься: а стоит ли ее делать главной целью операции?
Из анализа германского предвоенного планирования приходится сделать парадоксальный с точки зрения сложившихся стереотипов вывод: план «Барбаросса» вовсе не рассчитывался на упреждение Красной армии в мобилизации и развертывании. Разумеется, германским военным и политическим руководством предпринимались титанические усилия по сохранению в тайне своих планов. Однако реальный эффект от кампании дезинформации оказался выше ожидаемого. 5 декабря 1940 г., представляя фюреру план операции «Отто» (первоначальное название плана войны с СССР), Гальдер отмечал, что вряд ли удастся сохранить в тайне от противника немецкие приготовления после начала или середины апреля 1941 г. Тогда войну с СССР предполагалось начать в мае 1941 г. То есть примерно за месяц до завершения сосредоточения германских войск для удара по СССР советское руководство должно было начать принимать контрмеры. В итоге план «Барбаросса» предполагал разгром развернутой Красной армии у границ, к западу от пресловутой линии Западной Двины и Днепра.
Напомню, что замысел плана «Барбаросса» был сформулирован так: «Основные силы русских сухопутных войск, находящиеся в Западной России, должны быть уничтожены в смелых операциях посредством глубокого, быстрого выдвижения танковых клиньев. Отступление боеспособных войск противника на широкие просторы русской территории должно быть предотвращено»
[23]
. Обращаю внимание на формулировки «основные силы» и «отступление боеспособных войск». Определение «основные силы» не очень подходит к сосредоточенным в особых округах советским войскам. Да, в Прибалтийском, Западном и Киевском особых округах было немало танков и самолетов. Но в расчете на число соединений они не были «основными силами». Это определение в большей степени применимо к войскам особых округов и армиям внутренних округов, взятым в совокупности. Достаточно посмотреть на число соединений. В трех особых округах на реальное 22 июня было 75 стрелковых дивизий, в армиях Резерва Ставки (т. е. армиях внутренних округов) было 42 стрелковые дивизии. Еще 59 стрелковых дивизий было в военных округах и недействующих фронтах на Дальнем Востоке.
Задача разгрома «основных сил русских сухопутных войск» не только в прилегающих к границе областях, но и в глубине территории была, прямо скажем, нетривиальной. Она требовала прорыва на большую глубину германских танковых соединений. Операции танковых сил на большую глубину были бы явно неоднозначно восприняты германским командованием. Это уже потом, после нескольких успешных «блицкригов», германскому командованию оптом были приписаны прогрессивные взгляды. В действительности далеко не весь высший командный состав Вермахта осознавал реальные возможности того инструмента, который оказался у них в руках. Возможности Панцерваффе сплошь и рядом недооценивались, особенно на этапе планирования операций.
В подготовительный период «Барбароссы» имели место такие же споры, какие предшествовали Французской кампании. 18 марта 1941 г. фон Бок записывает в своем дневнике:
«Подключение к первой фазе наступления 3-й танковой группы представляет известные сложности. Гот забегает вперед, изначально устремляя свой взгляд на позиции русских за Двиной и Днестром, и уделяет недостаточно внимания сражениям, которые могут развернуться на подступах к этим водным рубежам. Армейское командование, однако, считает, что первейшей задачей бронетанковых групп является оказание помощи полевым войскам в разгроме русских армий, дислоцирующихся на границе. И хотя я во многом солидарен с Готом, мне придется поубавить ему прыти. Но он свои позиции без борьбы не уступит. По этой причине я отрядил Трескова в Берлин, чтобы он там выяснил, насколько твердо армейское командование в своих намерениях».
Перед Французской кампанией эти сомнения относительно возможностей танковых соединений к самостоятельным действиям были преодолены. В ходе подготовки к «Барбароссе» ситуация была сложнее.
Складывается впечатление, что германское командование совершенно не было готово к упреждению противника в развертывании. Даже после того, как выяснилось, что на границе не так много советских войск, инерция предвоенного планирования не позволила модернизировать планы. Точнее даже будет сказать, что немцы словно не замечали очевидного. Так, 2 июля Гальдер докладывал Гитлеру состояние дел на Востоке и, в частности, освещал ситуацию в районе Минска. Начальник германского Генерального штаба бодро сообщил, что в результате достигнутого ГА «Центр» успеха противнику не удастся создать на этом участке организованного фронта. Фюрер отнесся к этому заявлению скептически и задал сакраментальный вопрос: «Где в таком случае пленные?» Фон Боку пришлось оправдываться, что 100 000 человек пленных, взятых в «котле» у Белостока и Волковыска, это тоже неплохо.
Решения по-прежнему принимались исходя из предположения, что большая часть Красной армии на Западном ТВД находится к западу от Днепра и Западной Двины. В сущности, советский Западный фронт Д. Г. Павлова был не самой достойной жертвой для двух танковых групп. Даже заявленная немцами в реальности цифра в 300 тыс. человек пленных заметно отстает от других операций, в которых в бой шли сразу две танковые группы на одном направлении. Удары 1-й и 2-й танковых групп в сентябре 1941 г. привели к крупнейшему окружению в истории войн — Киевскому «котлу». По советским данным, в этот «котел» попало 530 тыс. человек. Наступление 3-й и 4-й танковых групп под Вязьмой в октябре 1941 г. привело к разгрому Западного и Резервного фронтов, в окружение попало почти 600 тыс. человек. В действительности же цифра 300 тыс. пленных под Белостоком и Минском представляется сильно завышенной. По советским данным, только окружено было около 270 тыс. человек, причем значительная часть, около 30–50 тыс. человек, сумела вырваться на свободу.