Георгий Жуков. Последний довод короля - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Исаев cтр.№ 78

Большую роль в уничтожении окруженной группировки принимала артиллерия, в особенности в период прорыва остатков армии Бюссе на запад. Артиллерийские части выделялись в заслоны, располагавшиеся на путях движения отдельных групп на запад, а также для парирования попыток врага расширить образовавшиеся при прорывах горловины. Ведя огонь прямой наводкой и с закрытых позиций по прорывавшимся колоннам, артиллерия безжалостно выкашивала людей и технику. Это была своего рода месть за «котлы» 1941 и 1942 гг.

В то время как войска 1-го Белорусского фронта (3, 69 и 33-я армии), наступая с севера и востока, сжимали кольцо окружения и теснили противника на запад, войска 1-го Украинского фронта выполняли роль своего рода «наковальни», о которую разбивались немецкие дивизии. В период с 25 по 27 апреля войска И. С. Конева создали три полосы обороны общей глубиной до 15-20 км. Немцев гнали под удары авиации, артиллерии и свежеустановленные минные поля. Отряды заграждения 1-го Украинского фронта с 26 по 30 апреля [415] на путях прорыва неприятельской группировки установили 18000 мин и устроили 12500 погонных метров минированных завалов.

В ходе операции по ликвидации франкфуртско-губенской группировки немцев, согласно советским данным, войсками 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов было взято в плен 120 000 человек. Безвозвратные потери противника оценивались в 60000 человек. В числе пленных было семь генералов. Командующему 9-й армией генералу пехоты Теодору Бюссе удалось пробиться вместе с остатками своих войск к армии Венка, и он был арестован военными властями союзной администрации уже после капитуляции Германии, в июле 1945 г.

Кроме того, войска двух фронтов в ходе ликвидации «котла» юго-восточнее Берлина захватили в качестве трофеев 304 танка и штурмовых орудия, более 1500 полевых орудий, 17 600 автомашин и много другого военного имущества. Вскрытие Кюстринского плацдарма через Зееловские высоты и сопутствующие ему потери были оправданны. Судьба Берлина решилась на Одере. [416]

… началось соревнование между маршалами Георгием Жуковым и Иваном Коневым за честь первого доклада Сталину о прорыве в Берлин.

Жертвами этой гонки стали десятки тысяч убитых и раненых солдат и офицеров, чьи жизни и здоровье стоило сберечь.

Павел Аптекарь . «Время новостей» – специально для Vesti.Ru

Если мотивы штурма Зееловских высот стали, надеюсь, понятнее, то остается открытым вопрос о «социалистическом соревновании» между Г. К. Жуковым и И. С. Коневым. Разменной монетой в этом соревновании, как утверждается, были человеческие жизни. Стремясь первым захватить столицу Третьего рейха, каждый из военачальников требовал от своих подчиненных быстрого продвижения вперед, невзирая на вызванные спешкой потери. Таков канонический текст легенды. Попробуем разобраться, так ли это было на самом деле.

Прежде всего, следует сказать несколько слов о необходимости штурма Берлина. Во-первых, имело место очевидное соображение, что немецкие войска на других участках советско-германского фронта будут деморализованы и быстрее сложат оружие, если узнают о захвате столицы Германии. Во-вторых, советское руководство считало недопустимым захват Берлина союзниками. Сегодня некоторые истории пытаются объявить возможность захвата столицы Третьего рейха англичанами [417] и американцами чистым абсурдом. Так, например, В. Сафир пишет: «Но чтобы оправдать подобное «чудо оперативного озарения», нужно было «идеологическое» морально-политическое обоснование. И его нашли – американцы, дескать, хотят выбросить авиадесант, поэтому мы должны успеть в Берлин первыми. Все это, говоря русским языком, фантазии. Все дело в том, что подобные настроения были у союзного командования не в 1945 году (как утверждает Гареев в своей книге о Жукове), а в 1944 году, под впечатлением быстрого отступления немцев во Франции (на этом настаивали Черчилль, Монтгомери и др.). Однако в условиях очевидного победного завершения боевых действий в Европе (весна 1945 г.) Эйзенхауэр считал это нецелесообразным из-за возможных больших потерь (до 100 000 убитых)»{205}.

Насчет отсутствия дискуссий о Берлине в 1945 г. В. Сафир попадает пальцем в небо. За две недели до начала советского наступления, 1 апреля 1945 г., Черчилль пишет американскому президенту Рузвельту:

«…Русские армии на юге, судя по всему, наверняка войдут в Вену и захватят всю Австрию. Если мы преднамеренно оставим им и Берлин, хотя он и будет в пределах нашей досягаемости, то эти два события могут усилить их убежденность, которая уже очевидна, в том, что все сделали они. Поэтому мое мнение таково, что с политической точки зрения мы должны вклиниться в Восточную Германию настолько глубоко, насколько это возможно, и, разумеется, захватить Берлин, если он окажется в зоне досягаемости»{206}.

Как мы видим, Черчилль именно в 1945 г. убеждал американского президента [418] в необходимости сделать рывок на Берлин из политических соображений.

Черчилль пытался воздействовать не только на Рузвельта, но и на армейских руководителей. Густо разбавляя свои слова грубой лестью, он пытался обосновать для генерала Эйзенхауэра необходимость наступать на Берлин:

«Если придерживаться плана перехода через Рейн, то я предпочел бы, чтобы именно американская 9-я армия вместе с 21-й группой армий (Монтгомери) вышла к Эльбе и дальше к Берлину. Это не противоречило бы Вашему крупномасштабному наступлению на центральном участке, который Вы сейчас начали с полным правом сразу же после блестящих действий Ваших армий на юге Рурской области».

Черчилль и Монтгомери добились некоторых успехов в том, чтобы убедить американцев в необходимости повернуть на Берлин. 7 апреля 1945 года генерал [419] Эйзенхауэр заявил в Объединенном штабе союзных сил:

«Если после взятия Лейпцига окажется, что можно без больших потерь продвинуться на Берлин, я хочу это сделать. Я первый согласен с тем, что война ведется в интересах достижения политических целей, и если Объединенный штаб решит, что усилия союзников по захвату Берлина перевешивают на этом театре чисто военные соображения, я с радостью исправлю свои планы и свое мышление так, чтобы осуществить такую операцию».

Основными препятствиями на пути к Берлину, помимо договоренностей с советским руководством, Эйзенхауэр считал трудности снабжения и обеспечения переправ через Эльбу. Относительно силы сопротивления остатков немецких вооруженных сил под угрозой советской оккупации он иллюзий не испытывал. Дело в том, что надежду если не на конфликт между союзниками, то на глубокое продвижение американцев на восток питали сами немцы. Крылатой фразой в войсках группы армий «Висла» на Одере стала: «Наша задача будет выполнена, если мы будем стоять до тех пор, пока нам в спину не ударят американские танки».

Таким образом, становится понятным, что опасения советского руководства относительно поведения союзников были как минимум не лишены оснований. Однако в любом случае устройство на войне Олимпийских игр и гонок недопустимо. Имел ли место факт устроенного высшим командованием соревнования между двумя крупными военачальниками? Неоспоримым фактом является то, что в поставленных Ставкой ВГК задачах двух фронтов элемент соревновательности отсутствовал напрочь. В директиве Ставки ВГК № 11059 от 2 апреля 1945 г. командующему 1-м Белорусским фронтом было прямым текстом сказано: