Уничтожение самолетов, танков и артиллерии трех советских фронтов одним ударом было для немцев 22 июня несбыточной мечтой. В. Суворов же упорно перепевает пропахшие нафталином мифы советской историографии: «Жуков требовал наступать в условиях, когда сожжены аэродромы. Когда наши разведывательные самолеты не могут подняться в воздух, следовательно, [116] командиры не представляют, где противник. Жуков требовал наступать вслепую в условиях полного господства противника в воздухе. Жуков требовал наступать в условиях, когда противник все видит с воздуха, а у нас выбиты глаза»{47}. Ни о каком «полном господстве» немцев в воздухе в ходе Приграничного сражения не может быть и речи. Полное господство подразумевает воспрещение действий авиации противника, а этого Люфтваффе достигнуто не было, тем более на Юго-Западном фронте, о котором нам пытается поведать суровую правду Владимир Богданович. Воздушная разведка ЮЗФ хотя и не блестяще, но работала. Например, в разведсводке №1 штаба ЮЗФ от 22.00 23 июня мы читаем: «По данным авиационной разведки, из района Радзехув в направлении Берестечко и Броды в 16 часов выдвигалось большое количество танков и к 16 часам 20 минутам Берестечко и Горохув были заняты мотомеханизированными частями противника»{48}. Эти данные воздушной разведки в целом верно отражали действительные перемещения лидирующей боевой группы 11-й танковой дивизии немцев. Данные воздушной разведки могли запаздывать, в них встречались ошибки, но говорить о «выбитых глазах» – явное преувеличение, если не сказать передергивание. Упрощенные до уровня лозунгов представления об исторических событиях чаще всего оказываются неверными.
Если попытки В. Суворова перепеть в новой аранжировке шестидесятнические мифы могут вызвать лишь снисходительную усмешку, то его тяга к псевдоглубокомысленным изречениям заставляет брезгливо поморщиться. Разодрав разученным театральным жестом [117] тельняшку на груди до самой полундры, Владимир Богданович сообщает нам: «Директива № 3 погубила Красную армию. Этой директивой Жуков бросил русского медведя на немецкий рожон»{49}. На самом деле выполнение так называемой Директивы № 3 было остановлено, не успев начаться. Порождена эта директива была довольно бодрыми первыми донесениями из штабов ставших фронтами особых округов и благополучно скончалась после уточнения первых данных разведки. Наступать на Люблин никто даже не пытался.
Когда в человека попадает пуля или даже плоть рвут осколки снаряда, он может сначала почти ничего не почувствовать из-за болевого шока. В состояние такого «болевого шока» были ввергнуты на какое-то время войска особых округов. Если впоследствии советские разведсводки чаще завышали, чем занижали силы врага, то самые первые оценки противника в войне были чересчур оптимистичными. В частности, первая разведсводка Юго-Западного фронта завершалась разделом «Выводы», гласившим:
«1. Противник перешел госграницу на фронте Влодава, Перемышль и Липканы, Виковерхня (10 км северо-западнее Рэдэуци) в составе:
луцкое направление – четыре-пять пехотных дивизий и танковая дивизия;
рава-русско-львовское направление – три-четыре пехотные дивизии с танками;
перемышль-львовское направление – две-три пехотные дивизии;
черновицкое направление – четыре румынские пехотные дивизии»{50}. [118]
Если сравнить эти выводы с известным нам сегодня положением немецких войск в первый день войны, то становятся хорошо видны промахи в определении сил и направления главного удара немцев. Наступающие на направлении главного удара 1-й танковой группы (луцкое направление, на стыке между 5-й и 6-й армиями) силы противника почти не отличаются в разведсводке от действующих на направлении вспомогательном. Сила удара из сокальского выступа занижена в три раза, вместо трех пехотных дивизий указывается всего одна. Появление немецкой 11-й танковой дивизии XXXXVIII корпуса Кемпфа разведка не заметила. Было вскрыто только появление 14-й танковой дивизии III корпуса Маккензена у Устилуга.
Заниженная оценка противника породила в верхах предположение, что все не так плохо и немцы ударили не главными силами (которые, наверное, еще сосредотачиваются). Как ответ на благостную картину происходящего вечером 22 июня из Москвы последовала Директива №3. Она была отправлена из Москвы в 21.15. В ней констатировалось, что «противник, <…> понеся большие потери, достиг небольших успехов», и приказывалось перейти в решительное наступление. Задачи армий юго-западного направления формулировались следующим образом:
«г) Армиям Юго-Западного фронта, прочно удерживая госграницу с Венгрией, концентрическими ударами в общем направлении на Люблин силами 5 и 6 А<рмий>, не менее пяти мехкорпусов и всей авиации фронта, окружить и уничтожить группировку противника, наступающую на фронте Владимир-Волынский, Крыстынополь, к исходу 26.6 овладеть районом Люблин»{51}.
Северо-Западный [119] и Западный фронты нацеливались на Сувалкинский выступ, а Южному фронту просто предписывалось «не допустить вторжения противника на нашу территорию». Если не закрываться платочком от «Люблина», а просто внимательно посмотреть на задачу Юго-Западного фронта, то вторжение на территорию оккупированной Польши вызвано небольшой глубиной вторжения немцев по первой разведсводке. Фланги ударного клина немцев в первый день были узкими, и эффективного охвата можно было добиться только вторжением на сопредельную территорию.
Уже поздним вечером 22 июня, когда Жуков прибыл в штаб Юго-Западного фронта, никто буквально следовать Директиве № 3 уже не собирался. Поступили уточненные данные о продвижении немцев, и оценка противника середины дня 22 июня была признана безнадежно устаревшей. Поэтому из директивы было взято рациональное зерно – сосредоточение против глубоко продвинувшегося противника авиации и пяти механизированных корпусов Юго-Западного фронта. Находившиеся в глубине построения войск Юго-Западного фронта 9-й и 19-й мехкорпуса получили приказ на выдвижение ближе к границе задолго до получения Директивы № 3. Находившиеся на марше соединения можно было перенацелить в нужном направлении «на лету». Остальные три механизированных корпуса фронта также получили приказы на выдвижение в новые районы сосредоточения до подписания Директивы № 3. Уже в 20.40 22 июня (т.е. за полчаса до отправки в войска Директивы № 3) 8-й механизированный корпус 26-й армии получил приказ о переподчинении соседней 6-й армии и выдвижении в ее полосу обороны. К утру 23 июня корпус Д. И. Рябышева должен был выдвинуться в район Куровице, Винники, Борыниче. Это населенные пункты юго-восточнее Львова, в 25-30 километрах южнее Буска. Находившийся во фронтовом [120] подчинении 15-й механизированный корпус И. И. Карпезо сразу же был введен в бой. Корпус получил приказ нанести контрудар по наступающим в районе Радзехова танковым соединениям немцев в 18.00 22 июня. Совместно с 15-м механизированным корпусом должен был наносить контрудар в направлении Радзехова сильнейший 4-й механизированный корпус А. А. Власова. После уточнения данных о продвижении противника направления контрударов логично сместились на собственную территорию. План стал на 100% политкорректным, никакого Люблина.
Командование Юго-Западного фронта лихорадочно собирало наиболее боеспособные механизированные соединения для удара всей массой во фланг наступающим немецким войскам. Жуков поддержал это решение и принял участие в его реализации. Первые шаги Жукова в организации контрудара описывает в своих воспоминаниях начальник оперативного отдела штаба Юго-Западного фронта И. Х. Баграмян: «Жуков поинтересовался, имеем ли мы проводную связь с Музыченко <командующий 6-й армией. - А. И. >. Получив утвердительный ответ, генерал армии сказал, что побывает у него, а пока переговорит с ним. Кирпонос распорядился немедленно вызвать командующего 6-й армией к аппарату. Выслушав доклад командарма о состоянии войск, о противнике, Жуков особо подчеркнул, насколько важно, чтобы 4-й мехкорпус как можно быстрее был переброшен на правый фланг армии»{52}. Далее Жуков принял решение выехать в войска, чтобы на месте подтвердить правильность принятых решений и обеспечить их гибкую реализацию: «Вскоре Г. К. Жуков в сопровождении представителей штаба фронта выехал в 8-й механизированный [121] корпус генерал-лейтенанта Д. И. Рябышева, чтобы на месте ознакомиться с состоянием его войск и ускорить их выдвижение из района Львова на Броды»{53}.