"Я ходил за линию фронта". Откровения войсковых разведчиков - читать онлайн книгу. Автор: Артем Драбкин cтр.№ 45

Мы приехали в эту Сороку, высадились. Сели около вокзала на свои мешки. Отец говорит: «Иди, Колька, ищи сестру и брата». Я пошел, дорожки там сделаны из досок. Посмотрел, город где-то далеко, рядом никого нет. Вернулся: «Говорю, да нет никого там». Отец говорит: «Колька, иди, никто нас не найдет». Я пошел опять. И тут мимо меня проходит брат. Я кричу: «Ваня!» Он обернулся. Вот такая встреча. Нашел телегу с лошадью, погрузил нас, привез к себе. Меня обмыли, переодели во взрослые кальсоны, рубашку. Я помню, лапша была наварена и я навалился на эти макароны. Отец говорит: «Не давайте ему, не давайте ему, он объестся, умрет». Такие голодные были. Отца на следующий день положили в больницу. Я стал у них жить. Но они же тоже все бедные. И я слышу разговор: «Сам приехал и привез мальчишку, нам самим тяжело, есть нечего». Но, в общем-то, они нас накормили. Я пришел в больницу и отцу все рассказал… Они пришли к нему на посещение, а он взял и им высказал. Они же меня все возненавидели. Отец выписался из больницы, нашел маленькую конурку, мы с ним там жили. Нам женщина приносила молоко. Почему молоко: я запомнил? Оно пахло рыбой. Коров кормили рыбой. Ну и осенью 1934 года мы возвратились назад. Так и жили с ним вдвоем. Я кое-как окончил 5 классов, а потом работал в колхозе трактористом, комбайнером.

В 1934 году положение изменилось. Весной дали зерна на посев и немножко на питание. Люди пошли на работу в колхозы. Через некоторое время появились козы, стали кормить людей. В следующем году получился хороший урожай. Стали получать зерно на трудодни и до 1941 года жили зажиточно. Мы с отцом построили небольшую хатенку и кое-как перебивались. Учить меня не на что было. Так что 6-й класс я не закончил — пошел работать.

— Что для вас тогда было лакомством?

— Когда отец давал мне три рубля, я уходил на неделю в Ставрополь. Я покупал пончики в масле и сахарной пудре. Это было для меня лакомством. А до создания колхозов отец из Ставрополя привозил вареные головы от баранов. Всем детям давали эти головы, и это было наше лакомство.

— Как вы узнали о том, что война началась?

— Я работал в поле трактористом. Узнал я о войне дня через два-три после ее начала. Нам в поле привезли продукты и сказали: «Война». Стали забирать трактористов и комбайнеров призывного возраста. Война и война, все плачут, провожают, а мы, молодежь, на это смотрим. Нам до этого дела особого не было. Мы практически 24 часа работали в поле. Радио не было. Сведения к нам поступали с задержкой на неделю. Помню, весной 1942-го я встретил одного старика чабана. Разговорились. Я его спросил: «Как живете?» — «Нормально живу, работаю». — «А война?» — «Что война? На Россию приходило много желающих, но как они приходили, так и уйдут. Выгоним немца, не волнуйся».

— Суровая была зима 1941 года?

— Зима с 1941 на 1942-й год была вполне терпимая. Машинно-тракторная станция, которая обслуживала 5–6 колхозов, располагалась километрах в 15–20 от нашей деревни. Осенью вся техника сгонялась туда на ремонт и профилактику. Я на этой станции практически жил всю зиму до весны, до тех пор, пока не выезжали в свой колхоз. Иногда ходил домой пешком, практически босиком, потому что обуви никогда не было.

Когда немец пришел на Кавказ, то машинно-тракторные станции стали эвакуироваться. Мы собрали свой тракторный отряд и на тракторах поехали. Где-то под Минводами у нас закончился керосин, мы остановились. Трактора у нас стали забирать военные. В общем, тракторный отряд распался. Рядом стояла воинская часть, я пришел и попросился. Мне еще не исполнилось 16 лет. Мне сказали: «Ты еще молод». — «Я хочу в армию, возьмите меня, немцы подходят». Меня послали к начальнику штаба полка. Он послушал: «Мне некогда с тобой заниматься, иди к командиру взвода разведки». Я пришел к нему, такой старший лейтенант Андрющенко. «Я хочу быть разведчиком». — «А ты что умеешь делать?» — «Я все умею. Я окончил 5 классов. Работал на тракторе, комбайне». Он меня послушал и говорит: «Ладно, я тебя возьму при одном условии. Вот видишь, тракторный отряд отходит. Там стоит 12 тракторов. Ты тракторист? Принеси любую деталь от трактора, тогда возьму. Только имей в виду, что ночью трактора охраняет сторож с ружьем и собакой». — «Хорошо, но мне нужны ключи». Дал команду, принесли ключи. Я дождался ночи и пополз по-пластунски к этому тракторному отряду. Ближе всего был небольшой трактор «универсал» 15-сильный. Я подполз к нему. Карбюратор у него держится на двух болтах, и к нему подходит питательная трубка. Я открутил питательную трубку, открутил крепление карбюратора, снял его и пополз обратно. К утру я пришел, дежурному доложил. Лейтенант спал. Дежурный говорит: «Ладно, иди спи». Лето. Я отошел от палатки, лег и уснул. Будит меня дежурный: «Тебя зовет старший лейтенант». Я прихожу: «Вот карбюратор». — «Принес?» — «Принес». — «Ну, молодец! Я тебя беру. Но ты теперь отнеси карбюратор обратно». — «Я не понесу. Как они меня там встретят? Изобьют!» — «Хорошо. Пойдем вместе». Приходим туда. Он с них снял стружку, что плохо у них организована охрана, мол, мой разведчик снял карбюратор, вот вам доказательство. Отдал карбюратор и потребовал навести порядок. Так я стал разведчиком. Отступали в сторону Орджоникидзе. Взвод разведки, выполняя задачи, очень часто оказывался в немецком тылу. Выходили, фронт был не сплошной, так что это не сложно. Дошли до Беслана. Там есть перевал, прикрывающий выход к Орджоникидзе и к Военно-Грузинской дороге. Бои там шли беспрерывно трое суток. В окопы пошли не только разведчики, но и повара и писари. На третьи сутки, где-то утром, я был ранен в голову. Вынести из боя не было возможности. Перевязали кое-как, и я лежал и даже стрелял. Только вечером меня вывезли в Орджоникидзе. В здании 1-го пехотного училища был организован госпиталь. Вот там я пролежал месяц. Мне вставляли дренаж. Никаких обезболивающих: «Мальчик, терпи!» Такой металлический стержень, на него наматывается бинт и протыкается насквозь. Каждый раз я терял сознание. Каждый раз! Наверное, три или четыре раза мне делали. Марля засыхает, вытаскивать ее еще больнее. Постепенно пошел на поправку. Вскоре объявили, что набирают на курсы младших лейтенантов. Я пошел: «Хочу на командира учиться». — «Сколько тебе лет?» — «17 исполнилось». — «Образование?» А я знал, что нужно не менее 7 классов. «7 классов». — «Подходишь». Так я оказался на курсах младших лейтенантов.

Через три месяца нас выпустили, присвоив звание младшего лейтенанта. Роту отправили на Ленинградский Фронт. Там уже распределили кого куда. Я попал командиром взвода разведки 602-го стрелкового полка 109-й стрелковой дивизии. Пришел во взвод. От него к тому времени осталось двенадцать человек. Навстречу вышел старшина. Ему было за 30, из Старой Руссы. Представился: «Старшина Ляксев». Так на деревенском говоре звучит Алексеев. Хорошо запомнил. Я, как меня учили, говорю: «Постройте взвод, доложите». Он искоса посмотрел на меня, но взвод построил. Я представился, сказал, что теперь я командир взвода. А мне 17 лет. Мальчишка! А всем разведчикам за 30! Причем половина из них судимые, бандиты. Нормальных людей в разведку не брали. В разведку шли настоящие, героические люди. Я стал командовать, как меня учили. Старшина меня отозвал и говорит: «Слушай, лейтенант, ты ими не командуй. Тут все серьезные люди. Получишь приказ, приди, скажи… Все будет сделано. А так ты их не трогай». Я понял, что мне надо учиться и учиться… Вот этот старшина меня учил. Он срочную еще до войны служил и в разведке с самого ее начала.