56-я ОДШБ уходит в горы. Боевой формуляр в/ч 44585 - читать онлайн книгу. Автор: Равиль Бикбаев cтр.№ 6

– Ты! Rekognoszierung, – намеренно утрируя немецкий акцент, спрашивает капитан и сильнее щурит глаза, показывая рукой на наш груз, – а это что такое?

У меня РД от лепешек пухлый. А пахнет от него не толом или ружейным маслом, а свежим печевом. Прямо в расширенные ноздри голодного офицера плывет хлебный аромат. У Мухи из РД крылья куриные видны, у Лехи в РД тоже две курицы запиханы, а еще у каждого к РД приторочены трофейные халаты.

– Товарищ капитан, – прямо до посинения обижается Муха, – как вы только могли подумать, что с вами не поделятся?

– Пять минут, и все будет готово, – белозубо улыбаясь, заверяет Леха.

– А пока вот! – Я достаю из РД и протягиваю офицеру мягкую свежеиспеченную лепешку и предлагаю: – Заморите червячка.

– Ладно уж, – цедит капитан Акосов, берет хлеб, ест и, еще не прожевав кусок, невнятно обещает: – Пожалею вас, убогих. – И обращается к сопровождающим его бойцам: – Пленных на допрос!

Допрос, вопрос и прочая военная лабуда нас меньше всего интересует. А вот как курочку сготовить, да еще и в горах, да без костра, и все это за пять минут – вот это да! Вот это серьезный вопрос, самый насущный на данный момент. Вот вы знаете как? Эх, не служили вы в нашей роте! А вот для нас это не проблема. То, что часть почвы из глины была, мы, когда окопчики отрывали, приметили. Курочка потрошится ножичком, обмазывается мокрой глиной и достается входящий в боевой комплект пирофакел, он же сигнальный огонь, и курочка им, как в жаровне, обрабатывается. Температура и скорость горения у пирофакела высокие, как и обещали: пять минут – и птица готова к употреблению.

Во как! Согласитесь, мы достойные потомки того солдата, что кашу из топора варил. Да, жрать захочешь – всему научишься и по-всякому исхитришься. Вместе с глиной и перья куриные отваливаются, кушать подано, жрите, товарищи солдаты. С одной стороны курочка пережарена и почти обуглена, а с другой сыровата? Ничего, и такая за деликатес сойдет. Руками на куски птицу рвали, да потом поедали. Только течет жир по губам, но не мимо и не на х/б, а на заботливо подставленную лепешку, чтоб, значит, ни капли добра не пропало. Что такое для голодных молодых, здоровенных лбов три курицы? Одну-то мы сразу, как только сготовили, ротному отослали. Маловато будет, так еще и лепешки есть да сыр овечий. Подзаправились, не досыта, конечно, но пока хватит. В сладкой, сытой истоме закрываю глаза, надев трофейный халат, согреваюсь.

Готов к дальнейшему прохождению службы: «Хоть в горах е…ться, хоть по бл…ям ползать» – это присказка у нас такая была. Гор много было, на всех хватало, а вот бл…ей? Да вот не было их у нас, не для солдатского рыла такая роскошь. Ничего, «падших» женщин нам политработники из округа или штаба армии заменяли. Те язычками тоже профессионально работали, пожалуй, даже и получше, чем их коллеги из женского проституционного цеха. Я не про ротных замполитов говорю. Те-то обычными офицерами были, на операциях боевыми группами командовали. Уровень г… на в каждом ротном замполите зависел не от должности, а от личных качеств. А качества эти, в принципе, как говорят экологи, соответствовали ПДК – предельно допустимому коэффициенту.

«Товарищи солдаты! – С закрытыми глазами вспоминаю, как профессионально работает язычком весь выхоленный, в новеньком, отлично подогнанном обмундировании молодой подполковник из политотдела округа. – Здесь, в Афганистане, вы в первую очередь защищаете южные рубежи нашей родины!»

Это весной еще согнали нас на лекцию. А мы только день как с очередной операции пришли, толком еще не отдохнули. На хрен нам эта лекция не нужна, но слушаем, голос у подполковника громкий, а уши не заткнешь. От скуки смотрю по сторонам. Вижу, как знакомый боец из комендантского взвода бегает мимо нас: туда, на склад, сюда, в штаб бригады – туда-сюда. В руках у него вместительный общевойсковой вещмешок, со склада несется – мешок пухлый, со штаба бежит – мешок жалко обвисший, пустой. Солдат я опытный и всегда готов к бою: «А где бы чего пожрать урвать!» Делаю вид, что по великой и неотложной нужде лекцию покидаю. Недовольно смотрит на меня политработник, я ручкой животик потираю и гримасу строю жалостливую, извиняющуюся, типа того: «Рад бы вас и дальше слушать, товарищ комиссар, да вот ведь какая незадача, животик заболел, в сортир надо. Вы уж не взыщите с убогого-то». Вышел, притаился за палатками и комендантскую обслугу ловлю. Бежит милый, с полным мешком со склада бежит.

– Стой! – и хватаю его руки.

– Да ты чего? Сдурел?! – остановившись и придерживая за лямки вещмешок, растерянно смотрит на меня невысокий обгоревший под весенним солнцем солдат.

Для нас, бойцов строевых рот, комендантский взвод – это второй сорт, чмо, одним словом, и отношение к ним этакое полупрезрительное.

– Делись! – злобно и уверенно рявкаю я и киваю на мешок.

Знает «герой» из комендантского взвода: не поделится, то как заступит наша рота в караул по охране штаба, так в эту же ночь его подловят и таких «лещей» навешают, мало не покажется. А виновных-то и не найдут. Помнит «герой» и такой случай.

Ловили мы один раз писарька штабного. Западлянку он одному парню устроил. А писарь, как только наша рота в караул заступает, так ночью носа из своей палатки не высовывает. И что бы вы думали? Ночью закидываем в окошко палатки дымовую шашку. Дым валит, и писарь, разевая рот, из палатки в одних трусах вываливается, а тут его уже ждут. Всего-то минута делов, и была рожа у писаря холено-розовая, а стала красно-синяя. А еще через пару деньков его к нам в роту переводят служить. Наша вторая, она как штрафная была, всех залетчиков из бригады в нее спихивали. А наш ротный (был у него такой преужасный талант) всех в чувство приводил, каждого залетчика, условно поставив в третью позицию, мигом по-военному обучал любить родину и службу. Медленно, спотыкаясь, идет к нам писарь, а сам голову понурил и по ходу движения тяжко так вздыхает. Не дрейфь, солдат! У нас зря еще никого не били. Ты ж теперь из наших будешь, ты «родной» теперича, боец первого взвода второй роты. Милости просим в горы, под пули, там посмотрим, чего ты стоишь, а уж потом и решится твоя судьба. И что бы вы думали? Нормальный парень оказался, в горах не издыхал, в бою не трусил, товарищей не закладывал. И польза всей роте от него большая была. Он же все ходы-выходы в штабе бригады знал, и дружки у него там остались. Как к нам внеплановая проверка из штаба идет, так и офицеры и солдаты о ней уж заранее знают. Прозвище этому экс-писарю соответствующее дали – Разведчик. А что, вполне подходит, он как наш резидент при штабе бригады был и агентуру там свою имел, одним словом, разведчиком и был.

– Делись! – повторяю я комендантскому воину и тяну на себя лямки мешка.

– Это из личных запасов комбрига, – сопротивляется «герой»-комендач.

Хоть и боится он, но твердо защищает личную собственность командира бригады подполковника Карнаухова, проявляя при этом личное мужество и героизм.

– Ты понимаешь, – сбивчиво начинает объяснять он, крепко сжимая лямки мешка, – эти мудилы из округа, как прибыли, так уже второй день жрут и пьют, как свиньи, всю наличную водку выпили, вот комбриг и приказал НЗ санчасти раскупорить, у них там литр медицинского спирта на крайний случай остался. А эти суки еще барахла требуют им достать, разведроту уж на операцию отправили…