Война красива и нежна - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Дышев cтр.№ 67

– Тебе назло не подохну.

– Правильно. Я тебе должен еще морду набить… Да убери свои грязные руки, не мешай!

Окровавленную раскладку – долой! Все равно в ней уже ничего нет, даже сигнальных ракет. Маскхалат пришлось разорвать на груди, благо, что рвался он легко, как старая рыбацкая сеть. Обнажились тощая шея и белая-белая впалая грудь, вымазанная кровью. Доходяга! Тоже мне герой-любовник!

– Не вижу, куда тебя заепенили… – пробормотал Герасимов, и тотчас ему пришлось ничком повалиться на Грызача, потому как откуда-то справа затрещали выстрелы и ожили лежащие рядом камни.

– Ой, скотина! – застонал Грызач. – Что ж ты своей харей прямо в рану тычешься?!

– Погоди минутку, – ответил Герасимов, торопливо ввинчивая запал в гранату. – Сейчас я тебе объясню, у кого из нас харя…

Не поднимая головы, он кинул гранату на звук выстрелов, хлестнул ладонью по лбу Грызача, заставляя его тоже опустить голову, дождался, когда от взрыва вздрогнет земля, тотчас вскочил и с колена дал очередь по дымному облаку. Он не успел залечь, как из-за скалы вертикально вверх, словно воздушные шары, взмыла пара «Ми-24»; вертолеты набычились, опустили узкие морды вниз, растопырили лапы-подвески и, мягко покачиваясь, одновременно плюнули дымным роем. Ракеты с шипением понеслись вниз, впились в дно котлована, разорвались и вывернули его наизнанку. Герасимова откинуло в сторону, оглушило, окутало пылью и дымом, а в довершение ему на голову упал горячий булыжник. Ослепший, подавившийся дымом, он стоял на четвереньках, хрипел и плевался.

– Сэнкью, – едва смог вымолвить он, ощупывая влажное и липкое темечко. – Сразу видно, что наши бизданули… Грызач! Эй ты, ловелас вшивый! Это только цветочки. Когда я буду бить тебе морду, будет в сто раз хуже…

Герасимов на четвереньках подполз к Грызачу. Командир гранатометного взвода шевелился под кучей дробленого щебня, которым его засыпало. Вертолеты спикировали и, круто взяв вверх, ушли на второй заход. Моджахеды, эти бессмертные призраки, снова принялись стрелять по разорванным, раскиданным ошметкам взвода. Духи знали, что умрут, они уже приготовились к смерти, ворота рая были распахнуты – а для истинных воинов ислама они распахнуты всегда, – и ничто их не держало на земле, и оставались последние мгновения, чтобы унести на тот свет побольше трофеев, побольше жизней неверных. И покалеченные, изломанные, обожженные моджахеды снова пошли в атаку на полудохлую линию обороны – те, кто мог идти, и поползли те, кто мог только ползти. Аллах акбар! Аллах акбар!

Герасимов рвал зубами оболочку перевязочного пакета. Кровавую рану тяжело найти, если вся грудь залита кровью – все равно что черную кошку в темной комнате. Во фляге еще есть немного воды! Проклятье! Как тяжело ее отцепить! Какой идиот придумал эти петельку и пуговицу? Рвануть, оторвать, отвинтить крышку – полсекунды на все.

– Что ж ты, гад, кипяток на меня льешь! – заскрежетал зубами Грызач. Его трясло, подбородок прыгал, зубы стучали. Грызач искусал губы, и было похоже, что они накрашены помадой.

– Привстать можешь? Держись за мою шею!

– За твою поганую шею?

Трудно приладить повязку на груди. А ведь учили когда-то… Петлю пропустить под мышкой, затем на плечо, оттуда снова под мышкой и широкой лентой по окружности груди… Черт знает что получилось, все наперекосяк…

– Где твой автомат? У тебя остались патроны?

– Какие, на куй, патроны? Я тут, по-твоему, чем два часа занимался? – прохрипел Грызач и снова закашлялся – кровь попала ему в горло.

Вертолеты снова взмыли над скалами, на этот раз с противоположной стороны. Моджахеды повалились на спины и открыли по ним огонь.

– Давай, шевели ножками, ишак смердячий!! – крикнул Герасимов, волоча Грызача на себе. – Сейчас наши доблестные вертолетчики покажут класс игры на фортепиано…

– А ты свое епало убери подальше… я брезгую твоей поганой кровью…

– Еще слово, козел, и я тебе выбью зубы…

– До тебя уже выбили, пес ты плешивый…

Они ковыляли по камням, падали, матерились, отстреливались, снова вставали и ковыляли дальше. Реактивные снаряды трясли котлован, словно детскую погремушку, адский огонь перемешивал в миксере огонь, дым, камни и людей. На правый гребень выбралась подошедшая на помощь рота третьего батальона и с ходу открыла по склонам огонь. Минометчики отправили в трубу первый снаряд; он долетел до обгрызенной скалы, под которой умирал оставшийся один прапорщик Хорошко, и разорвала его в клочья. Малиновые трассеры исполосовали пахнущие кровью и гнилостью сумерки.

– Куда вы бьете?!! Куда бьете?!! – срывал в эфире голос комбат. – Там еще остались наши бойцы!!

– Где? Внизу? – спокойно отвечал командир роты, вкладывая в голос презрение и насмешку: сидит, нудила, в километре отсюда, смотрит за боем в бинокль и дает дурацкие советы. – Товарищ капитан, там духи уже пять раз туда и обратно прошли. Нет там никого.

– Заряжай!! – командовал командир минометного расчета.

– Ах, епическая сила, как больно… Как больно… – скулил Грызач. – Такого парня испортили…

Его тошнило кровью. Зря он ее глотал.

– Ты будешь держаться за меня?? – хрипел Герасимов. Он шел уже из последних сил. Вены на его шее набухли, пальцы онемели и перестали слушаться. Сколько там осталось патронов? Дюжина на двоих наберется?

Они рухнули в сухую промоину. Грызач что-то хотел сказать, но его душила икота:

– Ты… ты…

Духи все идут. Встают и идут. Они сделаны из тьмы, у них под одеждой ничего нет, это чучела, пахнущие свежевырытой ямой.

– Грызач! Грызач, ты не умирай! – через силу выдохнул Герасимов, прижался щекой к прикладу «калаша» и дал короткую очередь. – Наши уже близко! Грызач! Грызач, ты слышишь меня? Ты слышишь, подонок?!

Грызач судорожно сглатывал, таращил мутные глаза на Герасимова, хватал его за капюшон маскхалата.

– Ты… ты…

– Подожди, у меня где-то был промедол…

Где-то в карманах! Сколько много карманов и почти все пусты. Песня спета, шарик сдулся… Грызач, сволочь, не умирай… Сейчас игла одноразового шприца вонзится в твое хилое и слабеющее тело, промедол метастазом расползется по мышечным тканям, просочится в капилляры, побежит с потоком остывающей крови по венам к сердцу, легким и мозгу, и возникнет короткая иллюзия жизни; ногам и рукам станет тепло, сознание просветлеет, в нем вспыхнет оранжевый свет неуловимого счастья, словно вот-вот произойдет некое великое, судьбоносное и очень торжественное событие, хлынет потоком свинячий восторг – как хорошо! как прекрасно лежать здесь, под чудным небом, на котором загораются тяжелые, качающиеся звезды, и как прекрасна война, какое умиротворение и законченное, округленное удовольствие доставляют кровоточащие раны! Человеческое тело – это мразь, это нищенские лохмотья, это шутовской костюм, это полосатая роба заключенного; это колючая проволока, это присохшие к ране бинты, это римские кожаные плети с крюками, это битое стекло… А война срывает все это, смывает грязь и боль, высвобождает душу и – лети, хрустально-прозрачная, незамутненная, невесомая, вечная; порхай, кувыркайся в лучезарном сиянии солнца, в небесной голубизне, над млеющей в дымке Землей…