Мамонтов:
— Искренне рад, что присутствующие правильно оценили задачу, которая стоит перед корпусом. Она действительно в том, чтобы всемерно расширять освобождаемую от большевиков территорию. Становиться государством! Я даже так позволю себе выразиться. И значит, далее частям корпуса следует идти как на север, то есть туда, куда это необходимо во имя скорейшего решения главной военной задачи — освобождения Москвы, но и на запад — к городам Ливны, Елец, ради означенного смелого расширения территории. И дело тут не только в том, что у нас достаточно сил для одновременного решения обеих этих задач, но и в том, что лишь тогда нами будет достигаться необходимое сочетание позиционных боев и маневрирования… Прозвучало также: хорошо бы сейчас отправить обозы на Дон, как это было сделано в начале рейда. Моя точка зрения прежняя: чтобы выполнить свою историческую задачу освобождения России от большевизма, корпус должен снабжаться, ничего не реквизируя у обывателя. Иное дело — государственные запасы. И то, что какая-то часть их перешла в личную собственность воинов, объективное обстоятельство. Не считаться с ним невозможно. Минусы: меньшая маневренность полков, снижение скорости передвижения, — однако, как справедливо было замечено, это и дополнительно цементирует корпус. Но коли так, то необходимо, чтобы обоз до последней минуты рейда следовал вместе с войском… И в заключение. Во-первых. Интендантская служба обижена, что не была допущена в Козлов. Это исправлено. Моим приказанием канцелярия подполковника Сизова в качестве главной комендатуры остается в Козлове для наведения там должного порядка. Того самого, о котором подполковник столь сожалел… Во-вторых. В связи с особойважностью наступления на Раненбург командиром сводной колонны, которая двинется в том направлении, назначается генерал Попов с оставлением за ним обязанностей начальника оперативного отдела штаба корпуса. Военный совет закрывается. Всех благодарю.
• •
Каждое из этих высказываний не было искренним.
После Тамбова и Козлова личные обозы Кучерова, Постовского и Толкушкина состояли уже из сотен повозок. И переть со всем своим добром на Москву? Так им рисковать? Да пропади пропадом любые дальнейшие военные планы! К Дону! Домой!.. Ничего больше. И конечно, сейчас уже от обозов своих — ни на шаг.
Попов — тот просто обманывал сам себя. В районах северней Раненбурга склады и магазины были пусты теперь потому, что еще 23 августа тамошние ревкомы получили телеграфное обращение Центрального Комитета Российской Коммунистической партии с призывом не только всемерно усилить вооруженное сопротивление мамонтовцам, но и «угонять с пути следования неприятеля кавалерийских лошадей, скотобазы, увозить хлеб, всякую вообще ношу». Попов знал об этом, но всячески стремился не допустить в свое сознание мысль, что отныне для корпуса начнутся совсем другие времена. Тамбовский успех кружил ему голову.
Сизов сводил личные счеты с Мамонтовым.
Островоздвиженский объявлял награбленное святым, если только хоть какая-то часть его предназначалась в дар церкви.
Верхом лживости были, конечно, выступления Калиновского и Мамонтова. Их рассуждения о выгодах сочетания позиционной и маневренной войны служили всего лишь оправданием для невыполнения ими приказа: прорвав фронт, нанести удар по тылам Лискинской группы красных, а вовсе не увеличивать занятую корпусом территорию за счет любой местности, которую окажется удобно захватить.
После совета Мамонтов пожелал прежде всего приватно поговорить с Поповым. Однако сказал он ему только две фразы: — Вы — надежда России. Запомните это.
Зато его беседа с Родионовым была значительно более долгой. Тоже наедине.
Началась она так:
— Я очень вам верю, Игнатий Михайлович. В том, что вы говорили сегодня на совете, — не только глубокое понимание основных трудностей, с которыми сталкивается корпус, но и, что гораздо важнее, понимание путей их преодоления.
— Однако и вы, Константин Константинович, блистательно провели анализ выступлений. И правильно осекли нашего интендантского сребролюбца. Этакий голубь! А у самого личный обоз больше, чем у всех остальных офицеров штаба, вместе взятых. И еще посмел вмешивать сюда обоз, который при вас состоит! И ведь сам все прекрасно знает!
— Вы правы. Тот обоз — наш общий приз. Собственность всего донского казачества. Убежден: после завершения рейда там найдется моя доля, да и ваша, Игнатий Михайлович. И ваша доля может быть очень значительной. Это справедливо еще потому, что дельному офицеру некогда предаваться собственным материальным заботам.
— Совершенная истина, Константин Константинович. Наступила долгая пауза. Смотрели друг другу в глаза, молчали. Потом Мамонтов продолжил:
— Прежде я недооценивал вас, Игнатий Михайлович. Вы мне казались, ну, как бы выразить…
— Не слишком гибким, да?
— Пожалуй. Нои еще человеком, с которым невозможен контакт… э-э… за пределами службы. Вот что я хотел сказать.
— Прежде, признаться, и я так думал о вас, — через силу рассмеялся Родионов.
Снова последовала пауза. Наконец Мамонтов кивнул в сторону окна:
— Где сейчас тот господин?
Он не назвал фамилии, но Родионов понял, что речь идет о Манукове. Ответил, взглянув на часы:
— Уже в одной из деревень. Отсюда верст двадцать.
— В каком он настрое?
— В самом восторженном. «Козлов — это блестящее решение проблемы будущего России» — его слова. И лично о вас высокого мнения.
Мамонтов расправил усы.
— Но не передал ли он из Козлова каких-либо донесений?
— Вполне вероятно. Сегодня в Новочеркасск выезжает курьерская группа. С нею проследует один из британских офицеров.
— А-а… Он представлялся мне в связи с отъездом. Его отзывает миссия.
— Совершенно точно. Капитан Бойль. Интересующий вас господин вчера встречался с ним дважды. И уж, во всяком случае, свое суждение ему высказал. То самое, которое я приводил.
— Понимаю, — сказал Мамонтов.
— Чтобы он почему-либо не дополнил его негативностью, поскольку из города наши части уходят, а при этом всегда возможны известные резкости по отношению к местному населению…
— Понимаю… Да-да, понимаю.
— Я посчитал удобным уже на рассвете сегодня устроить отъезд всей их компании из Козлова.
— Разумно.
— Отдохнут пару дней в тихой лесной деревушке. А затем — Раненбург. Лично участвовать в наступлении на него господин этот полагает для себя необходимостью. Развитие событий там предрешено, я посчитал целесообразным дать ему такую возможность. Собственно, потому он и согласился на столь скорый отъезд из Козлова.
— Но — контроль, — выдохнул Мамонтов. — Каждого шага. Лучше — даже каждого движения мысли. Ни на минуту не выпускать из поля зрения.
— Будет сделано.