Верховный пилотаж - читать онлайн книгу. Автор: Баян Ширянов cтр.№ 14

Вокруг – предчувствие грядущей лепоты.

И от такого благолепия чувствуешь себя настолько расхристано и свободно, что начинаешь сумасбродить такое…

Под окном Блима Кололея снег уже почти сошел. Остался жалкий слой сантиметров пять, не больше.И тут Блим Кололей вспомнил. Или ему показалось, что вспомнил. Или это дежавюшка была. Короче, приглючилось ему, что во время какого-то сейшена какой-то баб, резко испытав к кому-то некие, скорее всего негативные, или все же положительно-защищающие, чувства, выкинул в форточку целый баян винта. А баян винта… Это и в Австралии баян винта. А коли он всю зиму лежал на холодке – то ни хуя ему, то бишь винту, сделаться не могло.

Напялил Блим Кололей сапоги, надел перчатки и вооружился детской лопаткой. Снег перекапывать.

День на дворе, люди какие-то мимо его девятнадцатиэтажки ходят, а Блим Кололей, забив на народ, идет в снегу копаться. Впрочем… Даже и копаться уж не надо было.

Едва Блим Кололей подошел к снегу под окном своим, так и застыл он в ужасе. Сквозь снег прорастали десятки разномастных баянов. Сотни баянов! Тысячи! Нет. Тысячи не набралось бы, но за сотню – точно.

Палево галимое.

Стоит тут пройти какому-нибудь участковому – так он моментом сообразит, откуда здесь такие машинные россыпи. Не иначе – наркоманы на каком-то этаже тусуют. А давай-ка проверим, кто там в этих окнах живет?

Так, думая за виртуального участкового, принялся Блим Кололей баяны по одному брать и в пакет складывать.

Мимо бабка проходила. Прищурилась. Посмотрела.

– А что, это ты, молодой человек, тут делаешь?

– Да вот. – показал ей Блим Кололей баян со снежной коркой на него налипшей. – Иду, вижу – шприцы. А тут же дети играют, не дай бог, наколются. А там же внутри черт знает что может быть. Надо убрать.

– Ой, правильно. Ой, правильно… – запричитала бабка. – Ты, мил человек, еще у шестого дома посмотри. Там тоже под одним из окон такая куча шприцев, такая куча…

У шестого? – задумался Блим Кололей. Он из шестого никого не знал, кто бы торчал. Но сейчас у него была задача совсем другая – убрать с глаз долой верное палево. А там, если уж время будет, и у шестого пошурудить.

Вскоре набрал Блим Кололей полный целкофановый пакет своих баянов. Баянов, да не только. Нашлись чьи-то часы «Победа». Они сперва не тикали, но едва Блим Кололей завел их, стали бодро щелкать время секундной стрелкой. Нашлись две щелочильные рюмочки, консервный нож, десяток порожних пузырьков из-под салюта, непонятная аудиокассета, уже явно непригодная ни на что, три музыкальных компакт-диска, которые Блим Кололей думал, что кто-то спиздил. Обнаружились еще и деньги: купюра в десять баксов, полтинник и сотенная. Бумажки не были чистыми, но после помытия, место в хозяйстве Блим Кололея им нашлось бы сразу.

Но вожделенного баяна с винтом так и не проявилось. Или Блим Кололей его просто не заметил.

Сгрузив баяны в мойку, чтоб таяли, Блим Кололей пошел к шестому дому. Там делать приборку. Но он опоздал. На месте копошились уже двое. Пацан и девка.

– Ты помнишь, как ты тогда Седайко Стюмчику задул? – Спрашивала девка, показывая пацану баян, со странно изогнутым поршнем. – Это этой гармошкой было сделано!

– А ты сама помнишь, как казнилась три часа на восьмое марта, а я, как ты поставилась, в баян тот мимозу засунул? Вот она! – Восторженно орал пацан.

Блим Кололей, не подавая вида, что шел на то самое место, прошел мимо. Не стоило обламывать людям такой праздник.

1 апреля то было. И то было совсем не шутка. Ибо на самом деле посадил в тот день сатиров и юморов несколько семечек голландской конопли сам Седайко Стюмчек.

Вскоре семечки взошли, выпустили первые листочки, и Седайко Стюмчек начал торчать. Торчал он и на конопели и на винте. На конопели он торчал визуально, а на винте – внутривенно. И на каждом своем приходе, что случались от одного до трех раз в сутки, Седайко Стюмчек разговаривал сперва с ростками, потом с растеньицами, что выпустили первые трехпальчиковые листочки.

Торч шел непрерывно. Растения тоже росли постоянно.

Появились листки с пятью «пальчиками». Потом с семью. Потом с девятью! Потом – с одиннадцатью. А к августу на коноплях были уже триннадцатипальцевые листья! Мощные, жутко крупные. Седайко Стюмчек смотрел на конопель и не мог на нее нарадоваться. И те, кто у него торчал, тоже смотрели и предвкушали.

– Я ее ежедневно заряжаю энергией! – Хвастался Седайко Стюмчек. – Винтовой энергией. И, когда эта конопля вырастет, торкать от нее будет, как от винта!

Пришла осень. Седайко Стюмчек собрал урожай. Высушил. Покурил. И его в натуре торкнуло, как от винта.

Но, что самое непонятное во всей этой истории, так это то, что все остальные, когда курили навинченную конопель, не зная, что она навинчена, говорили, что это обычная московская беспонтовка, и что она торкает, конечно, но слабенько-слабенько…

(Скрипеть зубами, жевать губы,

Чевеид Снатайко ехать вообще никуда не хотел. А Навотно Стоечко хотел, и даже очень.

Ситуация осложнялась тем, что финансы имелись у Навотно Стоечко, а стрем-пакет, великолепный стрем-пакет, с пэ-аш-бумажками, весами и невъебенными количествами компота – у Чевеида Снатайко. Второе осложнение ситуации заключалось в том, что денег у Навотно Стоечко было не то, чтоб впритык, а чуток меньше. А за эту сумму барыга мог дать банку только Чевеиду Снатайко, как старому клиенту. А Навотно Стоечко он бы банку не дал.

И пока Чевеид Снатайко резался по сети в третью Кваку, Навотно Стоечко Чевеида Снатайко парил.

– Ну, давай сходим…

– А, бля, сука, получи! – Это Чевеид Снатайко говорил очередному замачиваемому стрелку, а не Навотно Стоечко. А для Навотно Стоечко Чевеид Снатайко говорил так:

– А, бля, ну его на хуй!

– Не, ну давай сходим… Трубы ж сохнут…

– Ну, гнида, где ты там, вылезай! Щас я тебя… А, бля, козел! – Говорил Чевеид Снатайко, когда его все-таки замочили. А Навотно Стоечко он говорил другое:

– Так от винта они и сохнут… А не от его отсутствия. Не пойду.

– Ну, что ты, в самом-то деле? Давай пойдем…

Битый час так доставал Навотно Стоечко Чевеида Снатайко. И достал-таки.

– Хуй с тобой. Все равно играть не даешь!

– Ура!

Собрал Чевеид Снатайко свой могутный стрем-пакет с весами и пэ-аш-бумажками и выдвинулись они в город. К барыге.

Сели в метро. Едут остановку. Едут две. И тут резко прихватило Чевеида Снатайко жопное чувство. А жопное чувство прихватывает только в одном случае – если постремают. И не просто постремают, а постремают очень так не хило.