Глупая песня. Ты снова поешь. Она шлепнула меня по груди.
Опять?
Да, опять, ты не заметил?
Некоторые говорили, что я пою удивительно хорошо.
Твоя мать.
Моя мать?
Больше никто бы так врать не стал. Но у меня есть вопрос.
Да.
Если его можно задать. Могу я об этом спросить?
О чем?
Если она говорила с тобой, то почему?
Что?
Ответь мне на вопрос.
Спрашивай.
Я уже спросила, почему женщина говорила с тобой.
Со мной многие говорят.
Почему та женщина говорила с тобой?
Какая женщина?
Так их было много? Да, они смотрят на тебя, разговаривают с тобой. Эту ты знал. Женщину, которая делала это, разговаривала с тобой, я видела ее лицо, как она улыбалась тебе, я ее видела. Почему? Может это изъявление презрения. Презрения ко мне.
Она потянула за волосы на моей груди. Я тебя буду пытать. Эти женщины разговаривают с тобой, почему так? А та была очень хорошенькая. Нет, ну могу я спросить, почему это так?
Что?
Они говорят с тобой, эти женщины, молодые, постарше, всякие, если ты куда-то приходишь, я вижу их, и они с тобой разговаривают. На нашем последнем собрании, когда чужак нашей страны разговаривал со многими из нас, произносил перед нами речь, да, этот, другой человек, я там видела женщину, она смотрела только на тебя, только. Я видела. Что это такое, она ничего не слышала из речи. Что за манеры. Тут чужак, который говорит с нами, а эта одна его не слушает. Почему? Ты не видел, как она на тебя смотрела? И все же она смотрела, почему?
Потому что я такой красивый.
Да, потому что ты такой красивый.
Глупости говоришь.
Ты стараешься быть красивым для этих женщин?
Да.
Да, так, ты красивый и женщины смотрят на тебя, так почему бы им не обратиться к тебе, она говорила с тобой, ты же этого и хотел.
Может она и обратилась ко мне, ничего не могу сказать. Мужчины обращаются к женщинам, прекрасным женщинам, так и женщины обращаются к мужчинам, к красивым.
Значит, они и будут обращаться к тебе, красавец-мужчина.
Может и так
Да, твое присутствие изменило мою жизнь, почему же и не другие. Ты опасный человек. Возможно, нам следует поклоняться тебе.
Почему ты ссоришься?
Что ты хочешь этим сказать? Не понимаю. Мы ссоримся, я так не думаю.
Ты ссоришься.
Кто ссорится? Кто ссорится? Что ты такое говоришь, я вовсе с тобой не ссорюсь. Я не ссорюсь с тобой. Я с тобой даже не разговариваю. Да я и не могу ничего больше сказать, не могу, не могу.
Что.
Я не могу больше с тобой говорить.
Что, что такое?
Наша жизнь проходит.
И что мы можем поделать?
Ничего. Ничего.
Я же не спрашиваю
Прости меня, ничего.
Но что я могу поделать, разве я могу что-нибудь сделать, что, прости меня.
Ox.
Я ничего не могу сделать. Только работать, продолжать нашу работу, что еще, для себя, себя, а большего я сказать не могу.
Где твой ребенок? Где твой ребенок? Где?
С дедом и бабушкой.
Все мужчины враги. Она тяжело дышала, я ощущал ее дыхание на моем теле, потом она убрала с него руку, мне было неудобно под плечом, и тоже ее груди там, может и ей неудобно, поэтому я повернулся, не вставая, и она тоже. Позже, она сказала, Слушать, как ты это говоришь, мне не нравится.
Это несерьезно.
Мне это не нравится.
Я сказал, хорошо бы у нас был тюфяк.
Даже когда она носила одежды, одежды для обоих полов, она их преображала. Женщины делают это, да, но у нее было иначе, я видел других женщин, они выглядели не так, как она, она была единственная, красавица, и эти женские формы, брюки их не скрывали, ее талию, бедра, груди и глаза, когда она улыбалась, красавица, а теперь я закрываю глаза, может опять услышу ее смех, ее смех. Я тогда страдал от депрессии, не скажу, очень сильной, так только, тучи находят, темнеет. Теперь уже никуда не денутся, так и будут висеть надо мной.
28. «отец/семья»
Некоторые мужчины, как я понимаю, не желали принимать участия, постоянно расхаживая по этим зонам отбросов, всегда горящим, пожары, вонь тлеющей резины, густой черный дым. У этих мужчин были палки или колья, чтобы копаться там. Колья могли быть длинные, тонкие, с приделанными к концам железными крючьями. Мужчины таскали эти колья, положив на плечо. Наших коллег с ними не было. Я видел отца того, про которого запрос, он тоже был в темной одежде, черного или темно-синего цвета, и в жилете, такие называют американка, а через пузо тянулась цепочка тех часов, хорошие, я помню, часы, карманные. Где он их взял. Известно ли это сыну, возможно. Может я его и спрашивал, не помню. Наследственное имущество, семейные вещи, старые родственники. Его отец был человеком, который так выполнял обязательства, с достоинством, как он думал, перед правящим классом, и эти часы могли быть его наградой, может и стащил где, но я так не думаю. Я говорю это только как возможность. Он знал город, все периметры. Это принадлежало ему, как он ходил, как ходил его сын. Я вижу эту походку, вижу отца, вижу надменность. Когда его сын был отобран старшими, он сказал, что мальчишка ему больше не сын.
Так и с моим отцом, который верил, что у меня тоже есть власть. Власть у меня была, но не та, как он думал. И было необходимо, чтобы он держался этого мнения, положено, чтобы он верил так. В общем плане, такие мнения родителей не заинтересовали бы меня, ни коллегу, коллег, да, а вот в виде образчика, да, это возможно. Если мы рассматривали жизни наших родителей, так это был род ночного кошмара. Но кто может сказать, что такое для молодого человека жизни взрослых. Когда я вступил в отрочество, я не мог использовать в их присутствии определенные слова и выражения. Я должен был уйти, и я ушел, меня забрали, можно и так сказать. Я не мог оставаться с ними, сознавая эту неполноценность, справиться с этим знанием.
Да, превосходство. Должно ли это так преобразоваться, я возражений не имею и могу это сказать, сказать сейчас, как с моим прежним коллегой, я владел превосходством над моими отцом и матерью. Кто мог ударить его по лицу в ее присутствии, в его присутствии ударить по лицу ее. Кто мог ударить кого-нибудь по лицу в моем присутствии, ударить лицо моей матери, лицо отца, в присутствии меня, кто мог сделать это с моим отцом, с отцом моего прежнего коллеги, и по нашим двум, кто мог это сделать.
В чем тут дело.