Летучий Голландец - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Матвеев cтр.№ 60

— Ты чего тут сидишь? — спросил подошедший Палтус.

— Я ее потерял! — грустно ответил Банан.

— Мы все ее потеряли! — веселым тоном сказал Палтус и покрутил в воздухе осьминогом.

— Ты не понял, — мрачно проговорил Банан, — я нашел то, что ты мне велел, а потом потерял! Да и вообще: жизнь — дерьмо! Тебе рот скотчем заклеивали?

— Смотри, какой осьминог смешной, — сказал Палтус, — ты помнишь?

— Они там другие, — ответил Банан, — там все другое.

— Что у тебя с руками? — спросил Палтус. Запястья у Максима были ободраны и кровоточили.

Когда он понял, что никто не собирается не то что ласкать его, но даже развязать руки и ноги, отклеить скотч, вызволить, выпустить на свободу, то беспомощно завыл залепленным ртом, только потом сам испугался невнятного, спертого мычания и затих, пытаясь понять, что будет, и будет ли вообще еще что-нибудь…

Хорошо, что сучка оставила свободным нос, можно дышать. Вдыхать, выдыхать, снова вдыхать.

И одновременно напрягать кисти.

Они уже стали затекать, скоро совсем онемеют, и тог да все — нет больше Банана, как и ничего нет, разве что все ниже нависающий потолок со смешной цветной люстрой. Вдох, выдох, напрячь левую кисть, расслабить, потом — правую… В голове возникает шум, далекий, приглушенный, будто ночной прибой пробивается сквозь сон, еще вдох, еще выдох, люстра раскачивается, в висках появляется боль. Если ему удастся освободить хотя бы одну руку, только одну, пусть левую, пусть правую, тогда получится и все остальное — сучка не могла завязать так, чтобы он не распутал узлы. Вдох, выдох, зачем ей все это было надо, но стоит ли об этом, не до того: левая, правая, вдох, выдох, боль с висков перепрыгнула в центр головы, хотя бы свет не включала, что ли, так нет, выходя из комнаты, щелкнула выключателем, и нет ее, мосластой шлюшки с тощей жопой, еще раз напрячь левую кисть, потом — правую, вдох, выдох…

Ему удалось высвободить левую руку, когда он уже думал что этого никогда не случится и что сейчас он просто начнет сходить с ума — сумасшедшему ведь все равно что с ним произойдет. Именно в этот момент кисть выскользнула из петли. Максим чуть не взвыл от боли, буквально дотащил — каждое движение давалось с трудом — руку до лица, содрал скотч, почему-то вдруг выдернув из прошлого бесподобное ощущение, испытанное много лет назад, когда с ноги у него снимали гипс — тот накрепко сросся с волосами, и Банан истошно завопил, когда доктор резким движением, таким же резким, каким он содрал с лица скотч, освободил его.

Сейчас он тоже завопил, потом засмеялся, на глазах выступили слезы. Надо приниматься за правую руку, одной левой это не просто, но можно, все можно, я найду ее и убью, разрежу на куски, отдам муравьям… Наконец правая рука тоже на свободе. Банан садится и чувствует, как разламывается позвоночник, массирует руки, долго, пять минут, десять, спешить пока некуда, но уже пора браться за ноги, она действительно не умеет вязать узлы… Садится на кровать, пытается встать и падает.

Можно отлежаться, но он ненавидит эту комнату.

Ползет к выходу, толкает дверь — хорошо еще, что не закрыта на ключ.

Выползает в коридор.

Наружная дверь даже не прикрыта, в щель пробивается рассвет.

Банан ползет по коридору. Переваливается через порог и выпадает во двор. Пытается встать, снова падает, но заставляет себя встать и доковылять до бассейна.

И плюхается в воду, голый, ободранный, с кровоточащей душой.

Плыть он не в состоянии, просто торчит в воде бессмысленным поплавком, зато вода дает ему силу боль в руках и ногах стихает, позвоночник перестает ныть, а главное — можно дышать ртом, вдох через нос выдох через рот. Медленно заполняя и так же медленно освобождая легкие.

Главное — вспомнить, где одежда, если в доме, то туда он все равно не пойдет!

Банан вылезает из бассейна и оглядывается по сторонам.

Слава богу, она здесь, все правильно, раздевался ведь здесь, у бортика, да так и оставил.

Даже плавки валяются.

И паспорт в кармане джинсов, здравствуйте, господин Рикардо!

Натягивает плавки, штаны, рубашку и сматывается, продираясь сквозь живую изгородь, кипарисы, сосны и дурацкие пальмы, как безумный лось. Хитрожопая сучка, попадись мне только, думает Банан, тащась вниз, в сторону моря. Еще совсем рано, но город полон тенями — ночные персоны возвращаются из клубов, дансингов и дискотек.

И он такая же тень, может, чуть бледнее, хотя кому до него какое дело?

Он доходит до моря, тупо плетется по набережной, понимая, что ему никак нельзя завалиться сейчас на яхту с завлекательным названием «Рай».

Может, попозже, когда боль уйдет, и он вновь превратится в нормального человека.

— Еще чего! — говорит Палтус. — Нормальным ты уже никогда не будешь!

Банан смотрит на него и с ужасом понимает, что больше не видит.

Никакого Палтуса с осьминогом в руках.

Рядышком торчит странный тип, внимательно разглядывающий сидящего на песке Банана.

И при этом — поет.

Хотя лучше сказать: напевает.

Something in the way she moves

Attracts me like no other lover

Something in the way she woos me…

Милая такая песенка, особенно, если слушать ее часов в пять утра — хочется застрелиться…

Тип в шортах и майке, под майкой хорошо заметно упитанное брюшко. А на лице борода, рыжеватая и аккуратно стриженная, очень такой домашний тип, вызывающий расположение… В том, как она движется, есть нечто, Что притягивает меня, как никакая другая любовница, Нечто в том, как она кокетничает со мной…

— Ты это про что? — с трудом ворочает языком Банан.

— Don't worry, — говорит тип, а потом добавляет: — Everything is gonna be allright!

— А я и не беспокоюсь! — отвечает Банан.

Тип улыбается и продолжает мурлыкать:

I don't want to leave her now

You know I believe her now

Somewhere in her smile she knows

That I don't need no other lover

Something in her style that shows me…

— Замолчи, — говорит Банан, — ты мне мешаешь. Я не хочу уходить от нее сейчас, Знаешь, теперь я ей верю. Где-то в ее улыбке скрывается знание, Что мне не нужна никакая другая любовница. Что-то в самом ее облике показывает мне это…

— Лучше бы ты был Палтусом, — говорит Банан, — по крайней мере тогда бы все понял…

Полноватый опять улыбается.

— Слушай, — говорит он Банану, — у тебя крутой акцент, ты кто? Немец?

— Нет! — отвечает Банан.

— Ясно, что не англичанин, не ирландец, не шотландец… Датчанин?