Muto boyz - читать онлайн книгу. Автор: Павел Тетерский cтр.№ 63

И тут Чикатило удивил меня ещё раз. Он подошёл к опешившему Гудвину, схватил его за грудки и вытащил из кресла. Я слышал заоконное пение птичек и треск дорогой материи, которые как-то перекликались между собой, перемежались и сливались в какую-то странную музыку — типа «Айнштурценде Нойбаутен», только ещё хуже. Диссонансом в этой какофонии прозвучал Чикатилин голос:

— Теперь послушай меня, уродец. Ты можешь увольнять меня с работы, сколько тебе вздумается. Ты можешь обкладывать матом меня, а кляузами на меня и мне подобных — стол Стручкова. Ты можешь лишить меня премии, тринадцатой зарплаты или денег за переработку. Но никогда, курва, не смей говорить мне «разговор закончен». Потому что я заканчиваю свои разговоры тогда, когда я сам захочу. Ты понял, убожество?

Если Гудвин что-то и понял, то не мог высказать это словами. Происходящее шло вразрез с его представлениями о карьере и офисной жизни. Он согласно закивал головой — блин, да в этот момент он в любом случае закивал бы головой. Даже если бы его спросили, возбуждает ли его чучело волка в зоологическом музее. Он перетрусил так, как будто в его кабинете находились не мы с Чикатилой, а банда чикагских гангстеров из эпохи сухого закона. Мне даже стало его как-то жалко, что ли. Но жалость — плохое чувство, ни в коем случае нельзя позволять себе его пестовать.

— Я сейчас расскажу всем в офисе о том, какой ты лох, — продолжал Чикатило. — Какое ты ссыкло и гермафродит. И дам всем свой номер телефона. Скажу: звоните, если что. И если ты хоть с кем-нибудь ещё будешь себя так вести, сука — уж поверь мне, I'll be back. Я стану твоим личным терминатором. Я буду приходить и сжигать твои деревни. И никакой Стручков не обеспечит твою безопасность, понял?

Гудвин покивал ещё раз. Чикатило бросил его обратно в кресло, развернулся и пошёл в сторону выхода. В принципе спрятавшийся за очками неуловимый мститель получил по заслугам. Как Зед. Конечно, никто не отстреливал ему яйца и не напускал на него кучу обдолбанных нигеров — но, в общем, с ним произошло почти то же: его унизили в его собственной вотчине, и параллели были налицо. Zed's dead, baby. Zed's dead.

Мы закурили «Marlborro Lights» и присели на корточки. Теперь нам было плевать на то, что курить в офисе запрещалось категорически, особенно после того случая в кабинете Джорджа. В этом заключается один из плюсов ситуации, когда тебя откуда-нибудь увольняют. Чертовски приятно бывает в таких случаях наплевать на правила, по которым ты жил какое-то время. Это тоже такой закон — не хуже, чем правило буравчика или закон развития по спирали.

Не то чтобы это был первый раз, когда Чикатило вспоминал уроки бычки, выученные им в ВДВ. Мы периодически сталкивались на улицах с гопниками, которым не нравились наши серьги, бороды и ауры. Но такие вещи нельзя сравнивать. Там была открытая агрессия, насилие в ответ на насилие. В тот день в кабинете Гудвина разыгралась какая-то другая опера, другой спектакль. Это было здорово и смешно, но что-то неуловимо портило впечатление. Раньше Чикатило смешил мир как-то по-другому.

До конца рабочего дня мы копались в моторе «копейки», в котором происходили какие-то странные вещи с трамблёром, а потом подхватили Лизу и поехали в кабак устраивать отвальную. Кроме Лизы, на наше увольнение никто не отреагировал — да мы и сами, если честно, никого не хотели видеть на своих похоронах. Из принципа мы среди прочего купили бутылку «Трёх семерок» и разлили ее втихую, под столом — Лиза пила не морщась. И несла при этом какой-то бред о том, что такие люди, как Чикатило, очень милы, но обречены на провал. Что именно из-за них она до сих пор не вышла замуж, потому что их было в её жизни слишком много, больше, чем нужно. И что нельзя использовать себя как подопытный материал. Нельзя в ущерб здоровью доказывать себе и людям, что законы физики можно презреть. В частности, закон старения, которое происходит по спирали. Или правило буравчика, который при ближайшем рассмотрении тоже оказывается похожим на спираль. Или ещё чёрт знает какие правила — я всего этого уже не вспомню, меня тогда здорово повело от этого гадкого портвейна и всего, что было выпито до.

Потом Лиза поволокла Чикатилу к себе домой — благо, жила она в двух станциях метро от кабака, где происходило всё это безобразие. Из вежливости они уламывали и меня, но я не хотел портить людям праздник. Я пьяно упёрся и остался ночевать в «копейке», мотивируя это тем, что ночью её могут угнать. И что погода теперь позволяет. И что на днях я наконец-то починил переднее сиденье, которое до этого не раскладывалось.

Я так и не спросил у Чикатилы, куда они дели тогда Лизиного тридцатилетнего парня. Меня это никогда особо не интересовало, и только сейчас, чёрт знает сколько времени спустя, этот вопрос почему-то костью встал у меня в горле. Наверное, это полудетская навязка из серии тех, что без предыстории всплывают через много лет и мешают спать по ночам. Про которые пишут книги и снимают фильмы. Непонятно, кстати, зачем — обычно эти навязки не стоят выеденного яйца и никак не влияют на дальнейшую жизнь человечества.

ТРАНКВИЛИЗАТОР: реладорм

2 ЧАСА С MTV: песочные человечки из клипов «TOOL»

Стайка сексуальных меньшинств гуськом убежала со сцены, тяжко дыша и манерно убирая со лбов потные чёлки. Со всех сторон слышались ухи, ахи и вздохи, а один, запнувшись о провод огромной телекамеры, гневно посмотрел в сторону глумливых телевизионщиков и прошипел:

— Пф-фу… Пидорасыы…

Это было уже слишком. Тот вечер и так добил нас не хуже какой-нибудь термоядерной «Белой вдовы». Впрочем, каждый вечер, проведённый здесь, добивал нас не хуже. Сначала было ещё более-менее, у нас хотя бы изредка получалось сдерживать смех. Но с появлением Чикатилы всё перевернулось с ног на голову. Есть такая вещь, как несовместимость личности и местности. Чикатиле служебный вход Большого театра был противопоказан, его следовало гнать оттуда поганой метлой.

Эйфорию прервал голос машиниста Володьки, зазвучавший в моём наушнике:

— Так, пошёл шестой. Вниз до синей метки… Повторяю: шестой, вниз до синей…

Я посмотрел на Чикатилу. Мало того, что всё происходящее и так казалось нам каким-то абсурдом, глюком в стиле обэриу — ко всему прочему Чикатило ещё и получил позорный статус шестёрки до конца балета. Над этим мы тоже смеялись. Может быть, именно поэтому Чикатило до сих пор возился, скрючившись, где-то под стулом. И на слова Володьки не реагировал.

— Шестой, ё… твою! Что там у тебя? — снова раздалось в моём наушнике. Я больно стукнул Чикатилу локтем по спине. Откуда-то снизу, из темноты, до меня донёсся голос:

— Подожди, добрый негритянин. Я от смеха потерял наушник и сейчас осуществляю безуспешные попытки отыскать его в закулисных сумерках.

Я всучил свою верёвку тихому монтировщику Тетюше, сидящему слева от меня, а сам вырвал из Чикатилиных рук его канатик и спешно стравил его — до тех пор, пока синий бантик не поравнялся с металлической стойкой, которая маячила перед нашими глазами и мешала воспринимать искусство. Чикатило выпрямился, засунул в ухо отыскавшийся наушник и взял у меня канат.