Элегантность ежика - читать онлайн книгу. Автор: Мюриель Барбери cтр.№ 46

Как раз к двум часам, когда Мануэла кончает убираться у де Брольи, я успела отнести рукопись Жоссам, снова сунув ее в конверт.

По этому случаю у нас с Соланж Жосс возник забавный разговор.

Для всех наших жильцов я тупая, ограниченная консьержка, и мое место на периферии возвышенной сферы их внимания. Соланж не исключение, но, поскольку муж у нее депутат от социалистов, она прилагает усилия, чтобы до меня снизойти.

— Добрый день, — поздоровалась она, открыв дверь, и взяла конверт, который я ей протянула.

Следующее усилие — и новая реплика:

— Вы ведь знаете, Палома у нас весьма эксцентричная девочка.

Она взглянула на меня, чтобы убедиться, знакомо ли мне слово «эксцентричная». Я изобразила полнейшее безразличие, оно удобнее всего, так как не противоречит любым предположениям.

Соланж Жосс хоть и социалистка, но в людей не верит.

— Я хочу сказать, она с некоторыми странностями.

Мадам Жосс старательно выговорила эти слова, словно имела дело с глухонемой.

— Она очень милая, — подала реплику и я, решив сдобрить наш разговор капелькой человечности.

— Конечно, конечно, — скороговоркой ответила Соланж Жосс, явно досадуя, что тупость и темнота собеседницы мешают ей добраться до намеченной цели. — Она очень милая девочка, но ведет себя иногда очень странно. Например обожает прятаться, исчезает иногда на несколько часов.

— Да, она мне говорила, — сообщила я.

По сравнению с тактикой глухонемоты такая игра была несколько рискованна. Но я не сомневалась, что смогу выдержать роль, не выдавая себя.

— Ах, она вам говорила? — переспросила Соланж Жосс несколько рассеянным тоном. Вопрос: что могла подумать эта консьержка, когда услышала признание Паломы? — поглотил все ее интеллектуальные способности, и лицо при обрело отсутствующее выражение.

— Да, она мне говорила, — повторила я.

Достойный и, я бы даже сказала, виртуозный по лаконизму ответ.

Позади Соланж Жосс я заметила Конституцию: толстуха, едва двигая лапами, важно плыла в нашу сторону.

— Кошка, — сказала Соланж Жосс. — Как бы не выбежала.

И она вышла на площадку, поплотнее прикрыв за собой дверь. Не выпустить кошку, не впустить консьержку — первая заповедь дам-социалисток.

— Одним словом, — вернулась она к прерванному разговору, — Палома мне сказала, что хотела бы иногда приходить к вам в привратницкую. Девочка любит помечтать, устроиться где-нибудь в уголке и тихонько посидеть. Честно говоря, я бы предпочла, чтобы она мечтала у себя дома.

— Ну-ну, — сказала я.

— Но иногда… Если вас это не потревожит… Так я, по крайней мере, буду знать, где она. А то мы просто с ума все сходим, ее разыскивая. У Коломбы занятий выше головы, и ей не очень хочется тратить драгоценное время на розыски сестры. — Она приоткрыла дверь и убедилась, что Конституция убралась восвояси. — Так что, если она вам не помешает… — Кажется, она уже думала о чем-то другом.

— Нет, — сказала я. — Не помешает.

— Вот и прекрасно, вот и прекрасно. — Мысли Соланж Жосс уже явно были заняты более срочным и важным предметом. — Спасибо, спасибо, очень мило с вашей стороны.

И она закрыла дверь.

Разговор с мадам Жосс исчерпывал мои служебные обязанности, и я могла наконец немного подумать о своем. К воспоминаниям о вчерашнем вечере примешивалась какая-то горечь. Чудесный вкус арахиса, а рядом что-то тоскливое, безнадежное. Я решила отвлечься и отправилась поливать цветы на площадках. Это занятие — полная противоположность умственной деятельности.

Без одной минуты два появилась Мануэла и уставилась на меня с такой же жадностью, с какой Нептун поглядывает издали на кабачковые очистки.

— Ну что? — с порога осведомилась она и, не дожидаясь ответа, протянула мне плетеную корзиночку с мадленками.

— Мне придется опять обратиться к вам за помощью, — ответила я.

— Пра-а-авда? — отозвалась Мануэла, невольно растянув первый слог.

Я никогда не видела, чтобы она так волновалась.

— В воскресенье мы будем пить чай, а сладкое приношу я. Надо что-нибудь испечь.

— О! — обрадовалась Мануэла. — Это мы сделаем!

И тут же деловито добавила:

— Нужно придумать что-то нечерствеющее.

Мануэла работает всю неделю, даже первая половина дня в субботу у нее занята.

— В пятницу вечером испеку вам глутоф, — объявила она секунду спустя.

Глутоф — это такой эльзасский кекс, обычно он довольно плотный и очень крошится.

Но глутоф Мануэлы — чудо из чудес. Она умеет превратить плотность и сухость в душистую рассыпчатость.

— А время у вас найдется? — спросила я.

— Конечно, — ответила она, сияя улыбкой, — на глутоф для вас у меня всегда найдется время.

И тогда я ей все рассказала: про то, как я пришла, про натюрморт, сакэ, про Моцарта, про гиоза и залу рамен, про Кити, про сестер Мунаката, в общем, про все.

Имей всего одну подругу, но настоящую.

— Вы просто прелесть, — вздохнула Мануэла, когда я кончила. — Тут у нас живут одни недоумки, а как появился настоящий джентльмен, сразу пригласил вас в гости.

Она сунула в рот мадленку.

— Х-ха! — воскликнула она вдруг. — Я испеку вам еще хворост, из теста на виски.

— Нет-нет-нет, — запротестовала я. — Ни в коем случае. У вас и без меня забот хватает. Достаточно будет… кекса.

— Забот? Да что вы такое говорите, Рене? От вас у меня одни радости.

Она на секунду задумалась, видно, что-то припомнила, и спросила:

— А что делала у вас Палома?

— Отдыхала от своих.

— Понятно! Бедная девочка! С такой сестрицей, как у нее…

Мануэла не питает нежных чувств к Коломбе и с удовольствием совершила бы маленькую культурную революцию, вышвырнув все ее шикарно драные одежки и отправив ее поработать в деревню.

— Младший Пальер стоит открыв рот, когда она проходит мимо, — прибавила Мануэла. — А она на него ноль внимания. Ему что, корзину для мусора на голову надеть, чтобы она его заметила? Вот были бы все барышни, как Олимпия!

— Да, Олимпия очень славная, — согласилась я.

— Славная и добрая. У Нептуна во вторник такие были поносы, а она его пожалела и лекарство дала.

Одного поноса Мануэле показалось мало:

— Да-да. Зато, спасибо Нептуну, теперь в вестибюле постелят новый ковер. Завтра привезут.