Элегантность ежика - читать онлайн книгу. Автор: Мюриель Барбери cтр.№ 41

И вдруг — летний дождь…

Знаете ли вы, что это такое — летний дождь?

Это когда летнее небо взрывается чистейшей красотой и благоговейный страх охватывает душу — ей страшно чувствовать себя столь малой посреди божественной стихии, столь хрупкой, пораженной величием происходящего, ошеломленной, зачарованной и восхищенной этой вселенской мощью.

Это когда идешь-идешь по коридору и попадаешь в комнату, залитую светом. Как бы в другое измерение, с другими, вдруг постигнутыми по наитию законами. И больше нет телесной оболочки, взмывает в поднебесье дух, проникается силой воды, и в этом новом рождении грядут счастливые дни.

Наконец, летний дождь подобен очистительным слезам, обильным, крупным, бурным, уносящим с собою смуту; он выметает пыль и затхлость, освежает нас живительным дыханием.

А иной раз летний дождь проникает в нас так глубоко, что бьется в груди, точно новое сердце, в унисон с нашим прежним.

После двух часов сладкой бессонницы я незаметно засыпаю.

Кто может делать мед,

Не разделяя

Участи пчел?

Каждый день я думаю, что моя сестрица уже не может стать подлее, чем есть, и каждый день убеждаюсь в обратном.

Сегодня, когда я пришла из школы, дома никого не было. Я взяла на кухне плитку шоколада с орехами и пошла в гостиную. Устроилась на диване, сижу, грызу шоколад и обдумываю следующую глубокую мысль. По идее она должна была быть о шоколаде, точнее, о том, как его едят, а главный вопрос: что нам нравится в шоколаде? Его вкус или хруст?

Я собиралась без помех провести этот любопытный эксперимент, но не тут-то было: явилась, почему-то раньше времени, Коломба и тут же накинулась на меня со своей Италией. Ни о чем другом она не говорит с тех пор, как побывала в Венеции (отель «Даниели») с родителями Тибера. Да еще, на беду, в субботу они съездили в гости к друзьям Гренпаров, в их тосканское имение. От одного слова «Тооскана!» (с придыханием) Коломба так и обмирает, и мама вместе с ней закатывает глазки. Тоскана, чтоб вы знали, — это вовсе не земля с двухтысячелетней историей. Существует она лишь затем, чтобы такие, как мать или Гренпары, испытывали пароксизм обладания. «Тооскана» им принадлежит, так же как Культура, Искусство и вообще все, что пишется с прописной буквы.

Я уже не единожды имела счастье получить полный набор тоосканских штампованных восторгов: ослики, оливковое масло, закаты, дольче вита и все прочее. Но каждый раз тихонечко линяла во время этих излияний, и Коломбе до сих пор не удавалось испытать на мне свою любимую историю. Поэтому, застав меня на диване, она решила наверстать упущенное и все мне испортила: и дегустацию, и полуфабрикат глубокой мысли.

В имении друзей родителей Тибера есть пасека, которая дает до ста килограммов меда в год. Эти тосканские помещики наняли пасечника, который делает всю работу, а сами продают мед с этикеткой «Поместье Флибаджи». Разумеется, не ради денег. Просто мед «Поместье Флибаджи» считается одним из лучших в мире, и это поднимает престиж владельцев-рантье: знаменитые повара из знаменитых ресторанов употребляют этот мед для знаменитых блюд. Коломбу, Тибера и его родителей пригласили на дегустацию разных сортов — мед дегустируют, как вина, — и вот она завела бесконечную песню о том, чем тминный мед отличается от розмаринового. Что ж, на здоровье. До этого места я слушала ее вполуха, одновременно размышляя о хрусте шоколада, и надеялась, что если этим дело ограничится, то я дешево отделаюсь.

Но когда имеешь дело с Коломбой, не стоит обольщаться. Она вдруг вытаращила глаза и принялась рассуждать о брачном поведении пчел. Похоже, им там прочитали целую лекцию на эту тему, и рассказ о пчелиных царицах и трутнях потряс куцый умишко Коломбы. Фантастическая организация улья — вот уж что, по-моему, действительно достойно восхищения, особенно если вспомнить о довольно сложном языке, на котором общаются между собой эти насекомые и само наличие которого заставляет усомниться в том, что словесное мышление присуще только человеку, — Коломбу ничуть не впечатлила. Это ей неинтересно, хоть, между прочим, она учится не на курсах сантехников, а в университете и пишет диплом по философии. Зато половая жизнь этих букашек ее безумно взволновала.

Вкратце дело сводится к следующему: когда пчелиная матка готова к размножению, она совершает брачный вылет и ее сопровождает свита трутней. Первый трутень, который ее догоняет, совокупляется с ней и тут же погибает, потому что его половой орган остается в теле матки. А без него он нежизнеспособен. Следующий трутень должен сначала вытащить из полового отверстия матки орган своего предшественника, а потом с ним происходит то же самое. Так повторяется раз десять-пятнадцать, пока в половых путях матки не набирается достаточно семени, чтобы она еще лет пять могла откладывать по двести тысяч яиц в год.

Все это Коломба пересказывает мне с возбужденным видом и подкидывает для остроты сальные шуточки в таком вот роде: «Раз ей отпущен один единственный разок, так уж она прихватывает штук пятнадцать!» Будь я Тибер, мне бы не очень понравилось, что моя девушка направо и налево повторяет вот такое. Не надо быть большим психологом чтоб догадаться: если девица с блеском в глазах рассказывает про самку, которой для удовлетворения нужно полтора десятка самцов и которая в благодарность их всех кастрирует и убивает, то это кое-что значит. Сама Коломба уверена, что выглядит при этом современной-девушкой-без-комплексов-которая-свободно-говорит-на-темы-секса. Но забывает, что мне-то она рассказывает эту далеко не невинную историю исключительно для того, чтобы меня смутить. Только, с одной стороны, для того, кто, как я, считает человека животным, секс — не какая-то неприличная материя, а предмет научного рассмотрения. К тому же очень увлекательный. А с другой — кто, как не Коломба, сто раз в день моет руки и поднимает крик, если ей вдруг почудится в душе невидимый волосок (шанс обнаружить видимый ничтожно мал). Мне почему-то кажется, что это как-то связано с гиперсексуальными пчелиными матками.

Нет ничего нелепее представления людей о природе и о том, что на них ее законы не распространяются. Ведь Коломба потому смакует эту пчелиную историю, что считает, будто ее она не касается. И потому хихикает над фатальными играми трутней, что ей, она уверена, их участь не грозит. Я же не вижу ничего фривольного и ничего шокирующего в брачном вылете матки и в судьбе трутней, поскольку чувствую глубинное родство с этими насекомыми, несмотря на всю разницу в образе жизни. Жить, добывать себе пищу, произвести на свет потомство, проделать все, ради чего мы были рождены, и умереть — полнейшая бессмыслица, согласна, но именно таков порядок вещей. А люди заносчиво полагают, что могут пересилить природу, уйти от назначенного им, бедным биологическим существам, удела, будучи слепы к жестокости и грубости, из которых состоит их жизнь, их любовь, их деторождение и братоубийственные войны.