Могила для 500000 солдат - читать онлайн книгу. Автор: Пьер Гийота cтр.№ 73

Между двумя клиентами шлюхи выглядывают в окна этажа, облокотившись на подоконники; их груди, вылезающие из корсажей, дрожат, как молоко, на них слетаются мухи, чтобы отыскать корочки засохшей спермы и слизать пот, мухи крутятся по грудям, потом перелетают на волосы подмышек; когда приходят солдаты или рабочие, шлюхи расстегивают корсажи и задирают платья до пупа; выглядывающие в окно шлюхи плюют на тех, кто расположился внизу.

В комнате на рваном тюфяке лежит, сжав ноги, укрывшись простыней с пятнами крови, молодая шлюха; она стонет: каменщик слишком жестоко лишил ее невинности, уже три дня она бредит и истекает кровью; тени эвкалиптов, раскачиваемых ветром, скользят по ее бледному животу, очерчивая отверстие пупка и кровавые потеки; по тротуару бегают крысы, шлюхи визжат; мужчины, остановленные посреди улицы объятиями шлюх, подбирают камни и кидают их в крыс; дети с палками в руках выбегают из переулка, добивают еще живых крыс, хватают их за хвосты и снова, крича и споря из-за крыс, исчезают в переулке. Временами из пустыни, расстилающейся за городом, налетает песчаный ветер, покрывающий красным песком реку и пшеничные поля; шлюхи за работой чувствуют приближение песка, клиенты вздрагивают, их мышцы под блестящей кожей медленно растягиваются, их вены, прижатые к телам шлюх, набухают; красный песок липнет к стене напротив окна, вцепляется зубами и когтями в селитру и плющ. Вдали, над морем, поднимаются ножи, разрывая развешанное на белых улицах белье, мужчины раздают детям винтовки, ставят перед ними манекены для стрельбы, дети, лежа на животе на песке у реки, расстреливают эти чучела, плечи сотрясаются от отдачи.

Молодые люди, подкупленные банкирами и землевладельцами Энаменаса, ходят по улицам с криками: «Снесите, сожгите Энаменас, расстреляйте всех повстанцев…» Капитан, стоя над лежащими детьми, сжимает свою грудь:

— Прекрасная молодежь, змеи, извивающиеся среди сырых скал. Поджигайте, топите, перерезайте глотки!

Войска Энаменаса разбегаются от криков этих молодых волков, стариков хватают и швыряют на песок, пена из пастей молодых волков на животах женщин. Ах, война, война.

Шлюхи моются поздним утром в корытах с голубой водой; мухи, слетающиеся с куч человеческого и звериного дерьма, дымящихся у дверей хлевов и хижин, покрывают лохмотья шлюх, их жалкую рабочую одежду, брошенную на грязную мостовую вокруг корыт, поднимают и опускают лоскуты еще влажной, смятой ткани; дети месят грязь вокруг, они дразнят шлюх, щиплют их за бедра, топчут их одежду, брызжут им на ноги грязью; мальчик, прижимая к себе козу из хлева, совокупляется с неподвижно стоящим животным; дети вокруг смеются, их сверкающие зубы покрыты кровью и прожилками черного мяса. Невидимое в небе солнце обжигает, отражаясь в лужах воды; сперма мальчика блестит, стекая на козью шерсть; тени журавлей скользят по спинам шлюх; под эвкалиптом кричит сводня с обнаженной грудью: мужчины в одежде, испачканной смазкой, цементом, кровью, желчью, млечным соком растений, тянут ее за руки. Шлюхи опускают головы в корыта:

— Пусть старуха выкручивается сама, ей пойдет на пользу немного мужской крови.

Их смех морщит голубую воду в корытах. Дети кричат:

— Давайте, бляди, пейте ваше молоко, сосите ваши конфетки, плюйте в рот мужикам!

В полдень мужчины и шлюхи спят вповалку, их спины хлещут хвосты и плавники…

Полковник стучит в дверь, открывает, подталкивает солдата, к генералу.

— Я не хочу его видеть, верните его на службу.

Полковник берет солдата за ворот и отступает с ним к двери.

— Мне еще надо найти молодого Кмента.

— Нет, я не хочу никого видеть. Пусть мне наполнят бочку свежей водой, и оставьте меня здесь одного, пока я вас не позову. Опустите в помещении все шторы, и чтобы ни один солдат не разговаривал и не смеялся под моими окнами.

— Ты, опусти шторы генералу.

— Нет, полковник, сделайте это сами. А он пусть немедленно выйдет.

Солдат смотрит на полковника.

— Иди, ты слышал, что сказал генерал?

Солдат отдает честь, поворачивается, открывает дверь и выходит.

— У него на ноге жирное пятно. Вечно грязные, вечно рваные, как жители Энаменаса.

— Господин генерал, как можете вы переживать из-за этих подлецов? Но я вас оставляю. Этой ночью я буду спать дома.

— Ваши мальчики резвятся с вами в вашей постели, в доме пахнет ночным потом и молоком, ваш сын лежит между вами и вашей женой, его пижама расстегнута; чернильный ветер задувает в окно; в тени под хрустальной лампой в изголовье кровати звенит будильник. Мальчик развязывает пояс пижамы, запускает руку между ляжек, вы кончиком пальца ласкаете его запястье, касаясь волос на лобке; его мать, ваша жена дрожащей рукой скользит по бедру своего сына, ее влагалище волнуется, набухает, приоткрывается; занавеска, намокшая от чернил, падает; вы оба наваливаетесь на мальчика, вы проникаете в него одновременно спереди и сзади, он стонет, откинув голову на подушку, вы спариваетесь на его теле, наполненном и опустошенном, на его нежном животе вы обнимаетесь, как в первые дни, ваше семя изливается на его пупок; его тело подпрыгивает, губы дрожат, в уголках губ проступают капельки крови, вы и ваша жена слизываете их, вы тянете его каждый в свою сторону; мокрая пижама смята, задрана до плеч, спущена до колен, ваши руки мнут его тело, ваши зубы кусают его; ваша жена, присев на корточки, проходит над ним, берет его за ноги, поднимает и разводит их, погружает голову и зубы между ляжек, словно в арбуз, сок которого стекает по щекам до мочек ушей, раздвигает ляжки и хрюкает, хрюкает, сопит и стонет.

Мальчик стонет, откинув голову на вашу грудь, ваша жена передразнивает этот стон и смеется, волосы щекочут ее губы и нос; мальчик кладет ладонь на ваше колено, ощущая, как напряжены мышцы перед оргазмом; из вашего сиротливо стоящего члена брызжет сперма, падает, пачкает ваш живот, ляжки, ладонь вашего сына; чернильный ветер забрызгал хрустальную лампу; распятие, висящее над кроватью, движется, колеблется, извивается, как змея; смешок, исходящий от распятого, сдвигает набок терновый венец.

Пружины матраса раскачиваются, разрывают ткань под ягодицами мальчика; ветер раскидал по паркету белые флоксы; воровка мнет и дрочит член своего сына. Ноги толкают дверцы шкафа, ваши колени красны, как шея индюка; берегите вашего сына, я могу его съесть, продать, положить на прилавок мясника, содрать с него кожу и съесть ее, впиться зубами в живое тело, в шею, в бедра, в ягодицы, изблевать на его живот съеденный в полдень лавр, слизать его блевотину; взять его на руки, отнести в оружейный зал, надеть на него доспехи и отдать его оружейникам и арестантам, чтобы они кусок за куском срывали с него доспехи, чтобы его, голого, за волосы и за ноги протащили по мокрому граниту.

А я, появившись на окружной дороге с лицом, лоснящимся от жира, накинусь на окровавленное юное тело, вцеплюсь в него в пустыне под иглами дождя; земля вздыбится и потрескается от падения наших тел; по нам прокатится колонна грузовиков и танков, раздавит нас, но я воскресну, восстану, скользя ладонями по крутящимся колесам. Грузовик отброшен в кювет, в открытой кабине мертвый солдат бьется, как лошадь, упавшая на круп, ноздри сдувают пыль с приборной доски; с утеса струится песок, собачьи зубы и кости катятся по белому песку: