Могила для 500000 солдат - читать онлайн книгу. Автор: Пьер Гийота cтр.№ 30

Поезда направляются в горы, в пустынные местности юга страны. В горах на пути поезда встречаются военные лагеря и отдельные посты — на них полуголые, заросшие солдаты с обгоревшей кожей, испещренной белыми пятнами, прижавшись к заграждению, вскидывают руки, кричат что-то непонятное, сжимая в кулаке фотографии голых женщин.

На каждом посту — вышка; наверху ходит по кругу часовой, горло стянуто ремешком пробкового шлема. Солдаты в вагонах не спят; в окне проносятся разоренные селения, из каменных россыпей вокруг спаленных лесов встают на высоких стеблях желтые цветы; завидев первых верблюдов, солдаты вскакивают с полок, заливисто смеются, хлопая друг друга по спинам. Прибыв на место, по свежеуложенной разноцветной плитке они проходят вокзал, они месят красную глину дороги, оглядывая детей, собак, вглядываясь в полумрак лавочек с незнакомыми плодами; смотрят на тех, кого им следует усмирять; солдаты удивлены, что остались еще живые дети и полные истомы молодые аборигены — в их лохмотьях угадываются члены и груди. В лагере, на третьи сутки пути, ветераны ставят палатки для новобранцев.

Собрались у проволочного заграждения:

— У кого остались рыбные консервы?

— Как погода в Экбатане?

— Просись в первый взвод, к лазутчикам, там нужны люди.

— Капитан Камерон? Псих. Если палатку обоссыт собака, он заставляет нас расстегивать ширинки и ищет виновного себе на ночь. Он остался один; его жена ебется с дивизионным оружейником. По вечерам, когда его прижмет, он присаживается на наши раскладушки.

— Женщины? Ты видел деревенскую рвань? Их здесь нечем даже вымыть.

— Вчера подстрелили десяток фелей, да по мишеням популяли.

— …в деревнях можно порезвиться.

— Бебе, расскажи, что ты сотворил в Закнуне. Ни одна баба, даже дохлая, не устоит перед Бебе. Бебе — гроза трупов.

— Надолго перемирие?

— Бебе не колышут переговоры, он трахает всех баб в округе.

— Это Папа, радист, он ищет свои антенны. Образованный. Оборванцы его побаиваются. Они кормят сахаром его щенка.

— Красавчик, сотрясатель сук, он и ослиц не пропускает.

— Дуду — художник, сирота, отличный парень, душа компании; он рисует кровью.

На острове три города и тысяча деревень. В пустынях юга обитают кочевники, безучастные к мятежу. В других местах приезжие колонисты понемногу бросают свои небезопасные земли; они сжигают дома, урожай на полях, теплицы, мешки с пшеницей и кукурузой на глазах у согнанных кнутами слуг, батраков и нераспроданных рабов.

Работорговцы и поставщики из борделей поджидают за эвкалиптами; как только хозяева, сжав губы, отчалят на своих черных лимузинах с вооруженными солдатами на подножках, они бросаются на рабов, окружают и связывают их. Солдаты, вернувшись, обшаривают руины, отбирают в домах крестьян украденные у хозяев и спрятанные вещи и скотину, бьют кувшины с маслом и зерном, стреляют, задирают платья женщин, нижние юбки скользят по их каскам; засунув головы под юбки, они вынимают из потаенных мест спрятанные драгоценности; бегают за детьми и отбирают у них найденные в развалинах вещи; по деревне мечутся с воем объятые пламенем собаки, останавливаются, кружатся и рушатся с опаленной шерстью на песок; кошки, домашние птицы сгорают с клоунскими ужимками, солдаты смеются до колик, крысы выскакивают из-под досок и камней, шипя от жара, прыгают в лужи, птицы в огненном смерче пылающих перьев взлетают на кровлю: их глаза сверкают сквозь дым. Солдаты с закатанными рукавами бегают, сталкиваются, кричат, сбивают с ног ударами прикладов детей, пытающихся вынуть из огня обломки; поставщики живого товара с помощью нескольких солдат, которым они пообещали бесплатное посещение борделя, хватают этих детей, связывают их по талии веревками; связанные дети суют горящие головешки между ног солдат, толкают поставщиков в огонь. В кузовах грузовиков рабы и дети с опаленными волосами сдувают пепел с губ; их обугленные путы рассыпаются; поставщик и два солдата прижимают к их ртам платки с хлороформом.

Ночью костер прогорел; на заре клубы дыма и пепла, взметенные свежим ветром, поднимаются к светлеющему небу. Блестящие от росы джипы катят по зеркальному асфальту, солдаты устроились в них сидя или лежа; их лица сечет ветер, роса с листьев деревьев, под которыми все утро ехали машины, стекает по их плечам и бритым вискам; ветер раздувает гимнастерки, холодит кожу, оседает инеем на уголках губ, бьет по глазам; из долин поднимается туман, пастухи выходят из тени на свет; женщины со щетками и бельем в руках с песнями спускаются к реке; те из них, кого этой ночью изнасиловали солдаты, не осмеливаются смотреть в воду; дети, разрезая до крови голые спины и плечи, взбираются на деревья. Лучи солнца, острые, как иглы шприцев, протыкают виски и спины солдат, наполняя их ненавистью и желанием. Солдаты вздрагивают, незаметно для себя засыпают. Одинокая птица вспархивает из листвы; несмотря на шум мотора и ветра, солдаты слышат ее крик и явственный шорох листьев, шофер поднимает голову к зыбкому древесному своду, по которому пробегают солнечные блики. Джипы мчатся среди эвкалиптов вдоль берега, речная прохлада будит солдат. По прибрежным деревьям скачут обезьяны, наклоняя ветки, вмешивая свою возню в шум потока; над водой жужжат москиты. Обезьяны раскачиваются над джипами, задирая хвосты, показывая красные зады; они дерут друг друга за уши, за шерсть, шарят в заросшем шерстью паху, дерутся, ломают ветки, обрывают кору, швыряют ее через плечи, урчат, дрожат, изображают войну; одна из них вдруг завалилась в дупло, прижав руку к сердцу, как расстрелянный. На верхних ветках другие обезьяны заливаются смехом; они кидают куски коры и листья в солдат; те делают вид, что сердятся, грозят кулаками, прицеливаются; обезьяны забираются выше, жалобно вздыхают, лишь глаза их блестят сквозь листву; молодой солдат, лежащий в джипе у ног товарищей, расстегнулся и машет поднявшимся членом в луче света; обезьяны понемногу раздвигают листья и следят за движениями члена.

На входе в долину Тилисси джипы убыстряют бег, похолодало, улыбки растаяли, руки сжимают оружие, шум моторов спугнул голубей и горлиц из их скальных гнезд. Выстрел.

Солдаты падают, сраженные, их тела, извиваясь в страшных корчах, висят по бортам, головы бьются о колеса. Другие солдаты выпрыгивают на дорогу, приседают за джипами и стреляют не целясь; пули свистят, пробивая крыши и капоты, разбивая радиостанцию; лампы и стекло вонзаются в землю, как капли ливня; голуби и горлинки, напуганные выстрелами, летают в беспорядке, падают на простертые тела, накрывая сложенными крыльями бледные лица, вытаращенные глаза, еще дрожащие губы и прозрачные, как перламутр, ноздри, в которых уже копошатся маленькие смертные мушки. Стекла бьются, осколки сыплются на каски; раненые, хрипя, ползут вверх по склону, скорчившись, валятся в кактусы, волоча за собой винтовки, как сломанные крылья. Повстанцы, прячущиеся за кактусами, забрасывают гранатами один из джипов, солдаты, скрестив руки, падают сквозь дым на асфальт, ломая позвоночники, стонут; каски катятся, тела падают в обломки кактусов, пальцы цепляются за пряди ковыля, скребут землю, смыкаются на кактусах. Повстанцы набрасываются на еще живых, разоружают их, обыскивают, сволакивают на асфальт, топчут ногами, перерезают им горла, кастрируют, даже не расстегнув штанов, и убегают с оружием…