Могила для 500000 солдат - читать онлайн книгу. Автор: Пьер Гийота cтр.№ 107

— Давай сюда все деньги, а то я скажу, что ты пристаешь к мальчикам.

Мужчина поднимает руки выше, выпячивает бедро, Дюдоре плюет ему на ноги:

— Ты, скотина, хочешь, чтоб я тебя пощекотал?

Дюдоре запускает руки в его карманы, выворачивает их; его ладони дрожат на ляжках мужчины: у него стоит. Дюдоре вынимает паспорт, отдает мне, я прячу его в карман шортов, он снимает с мужчины шарф и часы, потом оборачивается ко мне:

— Скажи девчонке, пусть плюнет на него.

Гал выходит вперед. Мужчина краснеет, бледнеет, Гал, вытянув губы, плюет на его пальто, потом, привстав на цыпочки, плюет ему в лицо; плевки стекают по лацканам пальто, Дюдоре хватает его за руку, бьет мужчину табакеркой в живот, тот падает на отбросы; мы убегаем, Гал хохочет, я захожу в магазин, набираю побольше хлеба, мяса, фруктов, печенья, сыра, вина; мы идем к черкесам, они разожгли свои костры в глиняном карьере; другие мальчики, сбежавшие с каторги, выглядывают из окон их повозок; они раздеты до пояса, их волосы уже отросли; Дюдоре наклоняется над костром из коры и сухой мяты, целует сидящую на корточках старуху в красном платке:

— Я принес тебе миндальное пирожное.

…Старуха берет мальчика за руку, целует его в сгиб локтя; Дюдоре идет ко мне, Гал, присев на корточки, играет под повозкой в бабки с голыми светловолосыми мальчиками; мы с Дюдоре заходим в повозку; два голых мальчика лежат на куче тряпья и сине — золотых покрывал. Девушки, одетые в вышитые шали, дырявые трусы и бюстгальтеры, ласкают их унизанными кольцами пальцами; один из мальчиков, лежащий на животе, подтягивает колено к животу, я вижу между его раскрывшихся ягодиц корку засохшего дерьма; ладонь девушки гладит его зад;

Дюдоре садится на край постели, одна из девушек обнимает меня за шею, я прислоняюсь к двери, девушка тянет меня на тюфяк. Дюдоре щиплет ее за бедро.

— Не бойся, Виннету, они никогда не моются и даже не подтирают жопу.

Лаская тело лежащей на мне девушки, мешая во рту мою холодную слюну с ее пахучей сладкой слюной, я трогаю ее трусы, прилипшие к ягодицам; меня выворачивает наизнанку, но я креплюсь, я срываю лохмотья, раздвигаю ляжки, сжимаю коленями ее бедра, широко раскрываю рот, чтобы она впрыснула в него весь свой яд, я постараюсь не умереть и не блевануть. Я мну ладонями лохмотья, приклеившиеся к ее потной спине, пояснице, плечам; я запускаю пальцы, пропитавшиеся теплым потом, мочой, молоком, в ее тяжелые, пыльные, липкие волосы, приклеенные к вискам слюной мальчиков и фруктовым соком; мой рот, наполненный слюной, кривится под ее губами, я кусаю ее щеки, ноздри, лоб, ее ладонь протискивается под мои шорты, между ягодиц, она щиплет пальцами волоски на моей жопе, на мои глаза набегают слезы, она целует их, ее дыхание обволакивает мое лицо, мой язык обшаривает ее ноздри, слизывает корку из слюны, спермы и молока в уголках ее губ; ее тяжелые, влажные, теплые груди, прижатые к моей голой груди, дышат, дрожат, растекаются до моих подмышек.

Птица, влетевшая в раскрытое окошко, ударяется о кроличью шкурку, растянутую под потолком. Дюдоре сидит напротив, девушка, сидящая у него на коленях, кусает его ухо, серебряную серьгу, тянет ее, плюет в ухо, слизывает свой плевок из складок ушной раковины. Девушка расстегивает пальцами, на которых блестят жир и румяна, шорты Дюдоре, вытаскивает член, приглаживает прядку волос; темнеет; в окошке появляется лицо Гала, покрытое солью и туманом, он смеется, прислонившись лбом к занавеске между створками.

— Проваливай. Иди играть с малышами.

Он опускает голову, прыгает в грязь, ныряет под повозку, садится на овечью шкуру, кидает свои бабки: «Хоп, хоп, хоп», прислонившись спиной к оси.

Ночью с животом, набитым мясом, вином, сахаром, сливками, я ворочаюсь на постели рядом с Дюдоре, девушки спят в другой повозке, стоящей под каштанами; на согнувшихся над крышей повозки ветвях, в сырой от дождя листве, прыгают, вытирают клювы, чирикают пурпурники; девушки, лежа под одеялами, откидывают волосы за уши, тяжелые от медных и серебряных сережек, вслушиваются в птичий переполох, доносящийся сквозь деревянные крашеные ставни.

… Я выхожу, холод сковывает мои плечи, мужчины провожают нас глазами, женщины раздирают губы о бледных лангустов, я подношу замерзшие пальцы к лотку, на котором дымятся жареные каштаны. Гал хватает меня за другую руку; как всегда улыбаясь, к нам подходит Дюдоре; из окна, завешенного тяжелой красной шторой, женщина со стаканом холодного лимонада смотрит на наши босые ноги.

— Нам надо разойтись, чтобы полицейские нас не сцапали. Вы с Галом уходите, я пойду один. Если захочешь меня увидеть, приходи к черкесам.

Мое горло сводит спазм, я закусываю губы, чтобы не закричать, Дюдоре уходит, теряется в толпе, Гал плачет:

— Пойдем теперь к блядям.

Я увожу его на освещенную улицу. Я подхожу к шлюхе, та берет меня за руку, кладет ее на свой живот, покрытый шитой золотом тканью, смеется, ее живот колышется; другая шлюха, в синем платье, ласкает Гала. Мужчина отталкивает меня от шлюхи, моя ступня скользит в сточную канаву, на ногу брызжет кровавая грязь; синяя шлюха прижимает Гала к своему животу, Гал говорит:

— Мадам, мне холодно.

Шлюха курит длинные сигареты, одергивает обтягивающее бедра платье:

— Подождите у кинотеатра, я скоро приду за вами.

Нынче вечером я уже вряд ли найду клиента.

Я смотрю на нее, на ее пахнущие мылом локоны на лбу и на висках, она смотрит на меня большими влажными глазами, сигарета дрожит в ее пальцах, я ухожу, оборачиваюсь, она опускает глаза, мы с Галом ждем, прислонившись к колонне у входа в кино, я держу его руку в своей.

Заблудившиеся пурпурники бьются в стекла крытого пассажа, крысы опрокидывают крышки мусорных бачков, тащат кости в свои норы. Шлюха смотрит на меня в неоновом свете. Гал уснул, я вижу складки его ушных раковин, блестящие от серы, его грязную шею, глаза, окаймленные коростой, покусанные губы; по тротуару скользит ветер, забирается по моим ногам, под шорты, вдоль бедер до плеч; обрывок газеты, принесенный ветром, оборачивается вокруг моего колена, я отдираю его, моя рука увлажняется кровью и слюной, я вытираю ее о стену, покрытую надписями и рисунками: крест внутри круга, «Да здравствует смерть!», коса, крест…

Шлюха подходит к нам:

— Идите за мной, я скажу что вы — мои братья, вы будете спать в моей комнате.

Она гладит по плечу проснувшегося и дрожащего Гала; в ярко освещенном зале шлюха прикрывает свои блестящие глаза, ведет нас к лестнице, навстречу спускается мужчина под руку со шлюхой с золоченым животом, она гладит меня по голове:

— Заходи ко мне, красавчик.

…Ее ладонь опускается на мою рубашку, гладит мои соски, синяя шлюха вздрагивает, задранное платье открывает розовую, покрытую мягким пушком кожу ее бедра, складку на ляжке, я спрашиваю:

— У вас под платьем ничего нет?

Она молчит, я касаюсь ее тела, мну его пальцами. За дверью, выходящей в коридор, я слышу смех, скрип матрасов, поцелуи, вздохи, полоскание горла, звяканье сережек; шлюха закрывает дверь; я сажусь на край кровати, простыни смяты, скомканы, усеяны мокрыми пятнами, подушка усыпана светлыми и черными волосами, посреди простыни — мелкие темные волоски и свежая пудра; шлюха подталкивает Гала к умывальнику, моет ему лицо, раздевает его, трет ему спину, грудь, уши, Гал смеется, кусает ее мокрые пальцы, горячая вода его возбуждает; шлюха усаживает его на биде, дает ему губку: