Прошу, убей меня! - читать онлайн книгу. Автор: Джиллиан Маккейн, Легс Макнил cтр.№ 136

Вскоре после того я договорился о свидании с девушкой, которая жила дальше по улице. Я собирался смыться из дома с бутылкой вина, а она — стырить ключи от маминой тачки. Я еще толком не умел водить, а у мамы был «фольксваген» с ручной коробкой. С автоматом я бы еще разобрался, хотя у меня и не было прав. Все тачки, которые я водил и угонял, всегда были с автоматической коробкой.

Вывести тачку было очень трудно. Мы катили ее до перекрестка и только там завели мотор. Нам пришло в голову поехать навестить друзей на ферме. Мы почти доехали до их дома. Оставалось уже чуть-чуть. Мы даже нашли улицу, но не могли понять, который дом их. Приходилось поворачивать в проезды, чтобы посмотреть поближе — проезды, которые ведут к домам. Поворачиваем в один такой. Не тот дом, а развернуться в проезде нельзя. Нужно было сдавать назад до самого конца. Мы выехали на дорогу и свалились в восьмифутовую канаву. Тачку было никак не достать оттуда, а времени два часа ночи. Ночевали мы в каком-то сенном сарае. Я сказал подруге: «Слушай, нам надо плотно прижаться друг к другу, потому что только так можно согреться и поддерживать температуру тела».

На следующее утро нас разбудил коп. Кто-нибудь должен был приехать и забрать нас. Приехала моя мама. По-моему, как раз тогда она так взбесилась из-за меня, что остановила машину на обочине и стала биться головой об руль. Я тупо сидел рядом и размышлял, как следует себя вести в такой ситуации.

Совсем ничего не чувствовал. Наверное, я социопат.

Синхронное плавание. Интервью со Скоттом Эштоном, пленка 1, 15 февраля 1995 года, Анн-Арбор.

Скотт Эштон: Сейбл красила волосы на лобке в зеленый цвет. Она плавала на спине и делала прогиб назад, так что лобок выпирал, и эта зеленая швабра трепыхалась по ветру, ха-ха-ха!

Снова «53-я и 3-я»

Полуночные ковбои. Интервью с Дунканом Хана, пленка 4, 3 мая 1994 года, Нью-Йорк.

Дункан Хана: Осенью 1974 года я въехал в общагу вместе со студентом-китайцем из Колумбии Эриком Ли, он играл в Marbles. Он был красавчик, брил брови и носил самые обтягивающие штаны и туфли с высоченными каблуками. Мы были парочкой фанов Dolls. А он еще был классическим пианистом. Ходил на прослушивание на репетицию Патти Смит.

Было, кажется, лето 75-го, мы сидели дома и пили. Снаружи было градусов тридцать пять, а мы пили какую-то дрянь… Как всегда, этот «Дункан Скотч». Стоил он типа четырех с половиной за кварту. Жуткое пойло. Мгновенно начинается похмелье. Какое там опьянение — пьешь, будто какой-то похмельный концентрат.

Мы напились; кстати, Эрик не мог много пить — выпьет и сразу весь краснеет. Я работал в «Сатлерс», французской кондитерской на Десятой стрит, в нее временами заходили Патти Смит или Том Верлейн, и я ставил им тарелку тунца бесплатно. А у Эрика не было работы. Он не мог найти работу, вот я и начал напевать ему «53-ю и 3-ю», песню Ramones. Он спросил: «Что это?»

Я сказал: «Сам как думаешь?»

Он сказал: «Слушай, слушай, ну про что она?»

Я сказал: «Про то, чем занимается Ди Ди. Или занимался».

Он сказал: «То есть чем занимается?»

Я сказал: «Ну, ты разве не был на углу Пятьдесят третьей и Третьей?»

Просто я выбирался в город только ради французского кино, которое шло рядом с Блумингдейлс. Я проходил Пятьдесят третью и Третью и смотрел на мальчиков, которые там тусовались. Подъезжали машины, они залезали внутрь, я смотрел и думал: «Странно».

Ну вот, он спросил: «Чего там, чего, расскажи?» И я рассказал ему, что знал, и после этого он просто ушел. Вернулся на рассвете с деньгами. Самое интересное, что он был жуткий гомофоб. Не знаю, сколько он там заработал. Я думаю, он даже не знал, сколько надо брать с клиентов. Чтобы доказать себе, что он типа нормальный, на обратном пути он зашел в бордель и переспал с негритянкой. Серьезный бордель, с красным фонарем. Не знаю уж как, но найти квартал красных фонарей он сумел.

Он все смеялся, и я сказал: «Поверить не могу. Ты чем занимался?» Думаю, он давал мужикам отсасывать в машине.

Да, он сильно переменился. Занялся проституцией. Забавно, особенно если знать, каким он был раньше — воспитанный тайваньский парень, математический талант Колумбийского универа, пианист. И вот он дает отсасывать туристам на Пятьдесят третьей и Третьей, а все из-за одной песни Ramones.

Так что, по ходу, рок-н-ролл действительно дурно влияет на людей, да? Потом он подружился с Heartbreakers, тоже, наверное, не лучшее, что стоило бы делать.

Сейчас он уже умер.

Снова наркотики

Я жду своего… бармена. Интервью с Дэнни Филдсом, пленка 3, 9 февраля 1994 года, Нью-Йорк.

Дэнни Филдс: Лу для меня был кем-то, кто только пел о героине. Все время от времени торчали на спиде, но я никогда не видел, чтобы он торчал так, как Грязная Рита, или Ундина, или другие крутые спидовые чуваки. По-моему, Лу больше хотелось не торчать, а петь об этом. Он точно пробовал дурь, но не помню, чтобы когда-нибудь отрубался. Он всегда был в форме. Может быть, ему была по приколу романтика самого ритуала. Контакты с дилерами.

Я никогда не видел героин. Вообще не видел никаких наркотиков на Фабрике. Лу Рид в основном пил. Люди преувеличивают. Хвастаются, как они торчали по-черному, а на самом деле только бухают.

Сленг нью-йоркских наркоманов. Интервью с Филипом Маркейдом, пленка 1, 22 апреля 1995 года, Нью-Йорк.

Филип Маркейд: Когда я первый раз встретил Сида Вишеса, было очень смешно. Я шел по Двадцать третьей стрит. В мастерскую, забрать из ремонта пылесос. Прохожу мимо «Челси», и тут выскакивает Нэнси Спанджен и кричит: «Филип!»

Я ее не видел с тех пор, как она ездила в Англию, несколько месяцев. Говорю: «Здорово, как поживаешь?»

Она говорит: «Сейчас Сид выйдет. Ты обязан с ним познакомиться».

И вот наружу выходит Сид, такой, знаешь, в собачьем ошейнике, все дела. Нэнси говорит: «Сид, это Филип. Мой друг, про которого я тебе рассказывала в Англии».

Мы здороваемся, я не двигаюсь с места, и она спрашивает: «У тебя какие-то дела?»

Я говорю: «Ну, я тут шел забрать кое-что… дурацкая, в общем, штука, просто пылесос».

У Сида глаза загорелись. Он подбирается поближе и спрашивает: «Что забрать?»

Я говорю: «Ну, понимаешь, пылесос».

Он выпучивает глаза, очень ему стало интересно. Придвинулся уже вплотную и продолжает: «Пылесос, понятно. А что это такое?»

Ха-ха-ха! Он подумал, что это какая-нибудь дурь или что-то еще из наркоманского сленга, типа пылесос!

Ну, я и отвечаю: «Понимаешь, пылесос. Такая штука, которой чистят ковры. Типа, врубаешь его, и он начинает так «уууууууу»», — и тут вдруг врубаюсь, что объясняю Сиду Вишесу, что такое пылесос, ха-ха-ха! А он смотрит на меня, типа: «Что за хуйню он порет?» Типа: «Да, да, ага, конечно».